Спи, милый принц - Дэвид Дикинсон

Важный человечек с маленькими усиками, выглядевший в своем сюртуке очень чинно, поприветствовал Пауэрскорта:

— Лорд Пауэрскорт? Добро пожаловать в «Даниэли». Я Антонио Панноне. Здешний управляющий.

Он провел Пауэрскорта к тихому столику у окна, снял со скатерти табличку, извещавшую, что столик зарезервирован.

— Лорд Роузбери телеграфировал нам о вашем приезде. Он наш старый друг, лорд Роузбери. Любой из друзей лорда Роузбери должен быть другом и для «Даниэли», нет? Это так.

Человечек огляделся вокруг. Как по волшебству появился чай. Он налил две чашки, глаза его неотрывно следили за текущей мимо окон толпой.

— Лорд Пауэрскорт, лорд Роузбери сообщил, что вы, возможно, разыскиваете кого-то, нет?

Пауэрскорт сказал, что разыскивает лорда Эдуарда Грешема.

— Это молодой человек, ему под тридцать, светлые волосы и карие глаза. Лорд Эдуард Грешем всегда хорошо одет. Друзья даже поддразнивают его за это.

— Здесь, в Венеции, все стараются одеваться хорошо, — с грустью поведал Антонио Панноне. — Нет ли у вас случайно его портрета или фотографии?

Фотография у Пауэрскорта имелась. Фицджеральд вручил ее Пауэрскорту два дня назад, перед самым отправлением поезда из Лондона.

— Господи, Фрэнсис, — Фицджеральд, которому пришлось пробежать в поисках друга всю платформу, задыхался, — ну почему тебе обязательно нужно ехать в первом вагоне этого клятого поезда? Я тебя чуть не упустил. Так вот. Если ты хочешь найти кого-то, неплохо иметь его портрет, чтобы всякий мог видеть, как выглядит нужный тебе прохвост. Иногда это здорово помогает. Думаю, теперь даже ты это понял.

Как раз и нет. В спешке Пауэрскорт совершенно забыл о портрете. Лорд Джонни сунул ему в руку номер «Илюстрейтед Лондон ньюс».

— Страница двадцать четыре, — твердо сказал он. — А может быть, двадцать пять. Он там снят на ступенях какого-то загородного дома, во время приема. Красивый такой.

— Боже, Джонни, как ты это раздобыл?

У паровоза уже поднялась суета. Свистели свистки, мелькали флажки. Семичасовой экспресс до Дувра и Парижа почти неприметно стронулся с места.

— У моей тетки, Фрэнсис. Иисусе, опять придется бежать, чтобы держаться с тобой вровень. Имей в виду, до твоей чертовой Венеции, Фрэнсис, я не побегу. Она собирает все журналы, моя тетушка, то есть. У нее ими забито несколько комнат. Говорит, через несколько лет они станут весьма ценными. Совсем помешалась на…

Лорд Джонни сбежал с платформы. Поезд набирал скорость. Пауэрскорт едва расслышал прощальное напутствие, донесшееся к нему из дыма:

— Не свались там в какой-нибудь грязный канал, Фрэнсис. И не разговаривай с незнакомыми женщинами, куртизанками или как их. Там таких полным-полно.

Пауэрскорт вручил Панноне журнал, открыл его на двадцать пятой странице. На ней действительно присутствовала групповая фотография гостей, собравшихся на уик-энд в загородном доме. Хозяева и гости постарше без особого удобства сидели перед уходящими вверх ступенями. За ними выстроились, прикрываясь от солнца парасолями, молодые женщины. На ступенях же и среди вазонов с цветами расположились, приняв самые разные позы, молодые люди в щегольски заломленных канотье. Самым элегантным из них был томно разлегшийся на верхней ступеньке — одна рука упирается локтем в пол, другая проверяет точность угла, под которым сидит его исключительного качества шляпа, — лорд Эдуард Грешем. Он надменно взирал в объектив, как если бы тот нарушил его послеполуденный отдых.

— Вот этот. Тот, что лежит. Это и есть лорд Эдуард Грешем.

— Спасибо. Большое спасибо, лорд Пауэрскорт. Он смахивает на денди. Это так? — Панноне внимательно вглядывался в фотографию, стараясь, возможно, отыскать на ней кого-нибудь из постоянных клиентов отеля «Даниэли». — Итак, лорд Пауэрскорт. Могу ли я позаимствовать у вас этот снимок? Или мне лучше передать его кое-кому из здешних людей, чтобы они сделали копию? Выбирать вам. У меня имеется план. Вам уже приходилось отыскивать кого-нибудь в Венеции? Это гораздо труднее, чем кажется. Мы делали это прежде. Ну, вы понимаете, для властей.

Американцев становилось в вестибюле все больше. Они шумно жаловались на цены — цены на венецианское стекло, которое они увозили домой, цены в отеле, цены найма гондольеров, поющих арии или не поющих. Неужели они не понимают, думал Пауэрскорт, что люди столетиями жаловались на цены Венеции — цены на соль, цены на шелк. И неизменно возвращались сюда.

— Прошу прощения, мистер Панноне. Мысли мои уплыли куда-то в сторону, подобно одной из ваших гондол. Разумеется, вы можете оставить журнал у себя. А теперь расскажите мне о вашем плане.

— Мой план состоит в том, чтобы положиться на официантов, лорд Пауэрскорт. Каждый должен что-то есть, не так ли? Поэтому люди приходят в отели и рестораны. А там их обслуживают официанты. У официантов же имеются глаза и уши, лучше которых не сыскать. Так вот, я отнесу сейчас фотографию в «Флорианс», на пьяцца Сан-Марко. Туда приходит много туристов. Мой друг — метрдотель «Флорианс». Мы с ним распространим портрет вашего молодого человека по всем отелям и ресторанам. Через день-другой лорд Эдуард станет самым известным в городе человеком! Его будут выглядывать все официанты!

Официанты, думал Пауэрскорт. Как просто. Официанты Венеции, завербованные в работающую на него службу розыска. В его собственную разведку. Официанты в качестве соглядатаев, его соглядатаев, чьи глаза обшаривают лица клиентов, которым они подают «Спаггети с клемами» или «Печень по-венециански», соглядатаи с кларетом, кьянти или граппой. Такая секретная служба могла существовать еще столетия назад, в дни, когда Совет десяти или Совет трех правили из своих темных покоев в Дворце дожей с помощью внутренней разведки Венеции, и жертвы их без особых церемоний выбрасывались в море либо обнаруживались мглистыми венецианскими утрами на мощеной береговой полосе — с головами, погруженными в воду.

Будь осторожен, заказывая в Венеции еду. Следи за тем, что говоришь. Тебя окружают осведомители.

— Ваш план великолепен, мистер Панноне. Позвольте мне сказать, как я благодарен вам за помощь. Я не знаю, сколь долго намеревается оставаться здесь лорд Грешем.

— В Венеции все остаются дольше, чем намеревались, — сказал патриотичный Панноне, — за вычетом американцев. — Он окинул столпившихся у его бара заокеанских гостей полным жалости взглядом. — Они вечно спешат. Вечно стремятся попасть куда-то еще. Как будто все они поражены странной болезнью — охотой к перемене мест. Вы что-нибудь понимаете в американцах, лорд Пауэрскорт?

— Думаю, для меня они составляют такую же загадку, как и для вас, мистер Панноне. Однако скажите, сколько времени могут, по-вашему, занять поиски лорда Грешема?

Панонне задумчиво потер ладонью о ладонь.

— Я бы сказал, самое большее, два дня. Самое большее. Человек должен есть. До сих пор эта система всегда позволяла находить нужных нам людей. Он опасен, лорд Пауэрскорт?

Если я скажу, что его подозревают в убийстве предполагаемого престолонаследника Англии, это вряд ли чему-то поможет, решил Пауэрскорт.

— Нет, не думаю, чтобы он был опасен. Мне просто нужно побеседовать с ним. Я буду заглядывать в «Флорианс» или сюда каждый день в час ленча, а затем проводить здесь время, начиная с пяти вечера. Буду поджидать его. Мы могли бы выпить с вами вашего великолепного чая. Или пообедать.

— Хорошо, лорд Пауэрскорт. Очень хорошо. Два дня, даю слово. А теперь позвольте показать вам ваш номер. Это тот, в котором останавливается, приезжая к нам, лорд Роузбери.

Пока они поднимались на второй этаж, Пауэрскорт гадал, что, собственно, скажет он Грешему, отыскав его. Пауэрскорта томили опасения, что тот сейчас уже где-то южнее, ближе к Риму.

«Это вы убили принца Эдди? А зачем вам понадобилось столько крови? И как вы проникли в его комнату?»

20

Что там говорила его мать о Риме? Пауэрскорт огибал гору упаковочных клетей, протянувшуюся от приставшей к берегу грузовой лодки до «Даниэли». В это утро, следующее за днем его приезда, он обошел Венецию против часовой стрелки в слабой надежде увидеть где-нибудь промельк лорда Эдуарда Грешема. «Эдуард сказал мне, что хочет совершить путешествие в Рим. Я не стала спрашивать, что это значит. Возможно, тут есть какая-то связь с этой его ужасной религией». Старая леди сидела, прямая, как шомпол, в своей холодной зале, перебирая по ходу разговора жемчуга на шее.

Возможно, тут есть какая-то связь с этой его ужасной религией. Если ты хороший католик, тебе нет нужды ездить в Рим, не правда ли? Это же не Мекка — или куда там еще отправляются в свои паломничества мусульмане? Что уж такого особенного в Риме? Или он обещал Луизе свозить ее в этот город? Не было ли его путешествие искупительным — Эдуард отправляется туда, где хотела побывать с ним Луиза? «В память»[69].