Развод. Игра на выживание - Лина Коваль

себя не замечая… Своих чувств, собственных детей, любимого человека. Только вот что там, за финишной рамкой?! Что я буду делать через пять лет, через пятнадцать?

Как я буду без него, в конце концов?

Усмехаюсь.

Да! Как я буду уже завтра?! Может быть, пока не поздно, найти в себе силы нажать на тормоза? Вдруг иногда, чтобы одержать победу, надо просто… остановиться и осмотреться вокруг.

Вскакиваю с места и несусь к выходу. Колени подкашиваются, превращаются в вату, словно в самом жутком сне, когда сдвинуться не можешь, а потом в бездну срываешься и просыпаешься.

Вот и я проснулась, наконец-то. Взрывной волной по телу ужас прокатывается. Сколько я так просидела здесь? Минуту? Десять? Час? Он уже уехал — бьёт понимание по лицу.

Задержав дыхание, толкаю дверь.

Вспышка. Белый свет…

Ёжусь от пронизывающего холода, но упрямо вылетаю босиком на крыльцо.

Первое, что вижу — широкие плечи и небрежный поворот головы.

Преодолев пару ступенек, упираюсь в его спину и охватываю крепкое тело. В нос проникает запах кожи, ступни режет острыми иголками. Шёлковая пижама на ветру словно в ледяную корку превращается, но внутренности так полыхают огнём, что всё это пропускаю.

— Пошли домой, — говорю вмиг охрипшим голосом.

Богдан молчит. Курит, как обычно. Серьёзный, собранный.

— Даня, пойдём, — произношу чуть громче. В отчаянии. Слёзы по щекам. Кровь в венах останавливается.

— Вопрос всё тот же, — произносит он спокойно. — В качестве кого?

— Я не знаю, — мотаю головой, прижимаясь ещё ближе.

Его тело дрожит. То ли от холода, то ли от всего происходящего.

— Я не знаю, — теперь чуть ниже. — Я боюсь.

— Чего?

— Всего. Что не получится… Что не сможем… Что однажды ночью, ты снова уйдёшь, как тогда, — торс под моими ладонями напрягается. — Уйдёшь, а я умру в то же утро. Просто не вынесу, понимаешь? В первый раз была неизвестность, наверное, это и спасло.

Молчит.

— Боюсь, что ты будешь молчать вот так…

— Не буду.

— Что будешь попрекать.

— Не буду.

— Боюсь, что уйдёшь, — повторяю основное. Как дура твержу одно и то же.

— Не уйду.

Богдан ругается, резко разворачивается и загребает мои плечи в объятия. По-хозяйски. Жмусь к тёплой груди, как котёнок, руками под куртку проникаю. Его сердце так бешено бьётся, что начинаю дышать ещё отчаяннее.

— Никогда больше не уйду, — говорит он, упираясь подбородком в макушку. — Прости, Ян. Это самый дурацкий поступок, который не подлежит логике или объяснению, как бы ни размышлял над этим.

Чуть отклоняется.

— Совсем голая вышла.

— Я к тебе спешила. Успела.

Даня без труда подхватывает меня на руки и заходит в дом, закрывая двери на защёлку. Зарываюсь холодным носом в воротник рубашки, ничего не соображая. По телу тепло разливается, сердце сжимается от всего происходящего.

Он остался.

Остался.

Открываю глаза, когда мы оказываемся в спальне. Полумрак. Тёплая постель. Богдан шуршит одеждой, а потом укладывается рядом, накрывая своё тело моим. Скидывает повязку с волос и гладит по голове.

— Почему ты не уехал? — спрашиваю, заслоняя глаза ладонью.

— А хрен его знает. Всю пачку выкурил.

— Тебе надо меньше курить, Дань.

Он хрипло хохочет.

— Что?

— Соскучился по твоей долбёжке.

— Это не долбёжка, — сла́бо улыбаюсь. — Я переживаю за тебя.

— Всё будет хорошо. Хочешь, я совсем брошу? — говорит как-то по-мальчишески. Словно нам снова максимум двадцать.

Тихо смеюсь. Уже и не помню, когда в последний раз так делала.

— Это в тебе адреналин говорит, Соболев. Ты никогда не бросишь.

Несколько ночей я почти не спала, ухаживала за нашими болеющими детьми, но сейчас, лёжа в одной кровати с мужем, с которым мы едва не развелись, мне почему-то совершенно не хочется спать.

Душа требует близости.

Ни секса, не сейчас. А именно внутреннего единения, чтобы снова почувствовать. Что не одна я. Что «мы» всё ещё есть.

— Я тебя люблю, Дань. Давай попробуем. Но я учиться хочу, работать. Как раньше не будет.

— Понял.

— И что думаешь?

— Делай что хочешь. Я не против.

Удовлетворённо вздыхаю. Богдан нежно целует мою раскрытую ладонь, а я перемещаю её на холодную от ветра небритую щёку и согреваю поглаживаниями.

Засыпая говорю, что чувствую. Не из соображений долга, просто знаю, как для него это важно.

— Я бы не ушла от родителей, будь это кто-то другой.

Его дыхание стопорится. Рука на моём плече становится каменной.

— Не надо, Ян. Всё нормально.

— Нет, я серьёзно. Когда не видишь любви вокруг, сложно её сразу почувствовать.

— Сейчас чувствуешь?

— Конечно. Всегда.

Глава 40. Яна

Всю ночь я отчаянно жмусь к его телу. Сильному, тёплому, родному.

Периодически просыпаюсь, чтобы уткнуться в мягкую кожу и в очередной раз выдохнуть.

Да, я приняла решение на эмоциях. Будучи в раздрае и ужасе оттого, что всё может закончиться.

Но клянусь, ни секунды не раскаиваюсь в этом.

Под утро сон становится крепким. Совершенно не замечаю, как просыпается Богдан, а когда открываю глаза, первым делом хватаю телефон с тумбочки. На часах уже десять.

Десять!

У меня трое детей в доме. Больных и голодных.

Накинув халат, отправляюсь сначала по комнатам, которые оказываются пустыми, а затем спускаюсь на первый этаж.

— Мама, — кричит Ваня, размахивая ложкой. — У нас папа ночевал. Он нам кашу сварил.

— Да? — удивлённо смотрю на Богдана и еле сдерживаю смех. — Боже, где ты это нашёл?

— В кабинете, — ухмыляется, привлекая меня к себе.

Немного отклоняюсь, чтобы разглядеть старомодное темно-синее трико с белыми лампасами и тельняшку с голубыми полосками, а потом снова прижимаюсь к тёплому телу. Вздыхаю умиротворённо.

— Папа, а ты сегодня не уедешь? — настороженно спрашивает Маша.

— Нет, — отвечает Богдан уверенно.

— А завтра?

— И завтра не уеду.

Дочь переводит взгляд на меня.

— Вы что помирились?

— Помирились, — отвечаю с лёгкой улыбкой.

— И у папы не будет других детей?

— Каких детей?

В ужасе обвожу глазами лицо мужа.

— Витка Калинина сказала, если родители разводятся, у папы другие дети появляются, — сообщает Маша расстроенно.

— Всё нормально, Маш, — говорит Богдан, поглаживая меня по спине. — Если и будут ещё дети, то наши с мамой.

— Соболев, — прикрываю веки. — Хватит.

О чём он? Ещё дети? Я не хочу.

Я только-только жить начинаю.

— А можно я у вас останусь? — тихо произносит Дина. — Мне у бабы Юли скучно.

— Мам, — вскрикивает Маша. — Правда, можно Динка у нас поживёт?

— Давайте спросим у бабушки, когда она выпишется из больницы? — предлагает Богдан. — Пока ты всё равно у нас, Дин.

— Ладно, — говорит она, снова утыкаясь в тарелку.

День проходит как-то сумбурно.

Ваня продолжает температурить, а почти выздоровевшие девчонки