Ахиллесова пята - Александр Надеждин

Проходя мимо очередного дома, от которого уже рукой было подать до перекрестка, за коим начиналась улица Бон, Ахаян остановился. Справа, из практически соединенных между собой просторных окон небольшого бистро на мостовую высыпался оранжево-рыжый сноп света. Василий Иванович, подняв голову, прочитал над входом в заведение название «Le Cygne[54]», мерцающее голубым неоном рядом с мигающими контурами лебедя, слепленными из таких же гибких неоновых трубок, и кивнул своему спутнику: «Завернем, минут на десять».

Очутившись внутри этого, довольно непритязательного, но чистенького кафе, всего лишь на треть заполненного посетителями, они огляделись и остановили свой выбор на маленьком столике, расположенном у края дальнего от них окна. Вынырнувший откуда-то через пару минут гарсон, подойдя к столику, принял у них заказ, заключавшийся в двух двойных порциях пастиса[55], двух кусках бисквитного торта с фламбированной[56] вишней и ванильным кремом и двух черных кофе, после чего тут же куда-то снова исчез.

После ухода официанта за столиком воцарилось молчание. Иванов не считал себя вправе первым нарушить его, вполне справедливо полагая, что это было бы некоторым нарушением законов субординации и норм иерархической этики, и терпеливо ждал, когда это сделает сидящее напротив него начальство.

Начальство тоже не торопилось это делать. Оно, чуть нахмурившись, задумчиво глядело в окно на противоположную сторону улицы, на дом, в декоре фасада которого неожиданно – то там, то тут – проскальзывали отблески не столь характерных для Парижа барочных мотивов, слабо, но все же заметные в кое-как разбавленной электрическим светом вечерней темноте.

Вскоре все же молчание было нарушено.

– Ну и как тебе вообще Париж? – продолжая созерцать все тот же объект, небрежно бросил Ахаян.

– Ничего, – не ожидав подобного вопроса, немного неопределенно протянул Иванов.

– Твой город?

– В каком смысле мой?

– Ну... как ты его воспринимаешь? Я говорю не о пейзаже, климате, природе. Не о людях, которые его населяют. И даже не об архитектуре. Я имею в виду субстанции более тонкие. Невидимые. Подкожные. Такое понятие, как душа города. Чувствуешь ты с ним какое-то родство? Стал ему... сопричастен? – Ахаян посмотрел на сидящего напротив него молодого человека, который внимательно впитывал его слова, и слегка улыбнулся. – Я, наверно, говорю слишком напыщенно и непонятно, да?

– Да нет, почему напыщенно. Нормально.

– Я просто вспомнил Федора Михайловича. Вернее, несколько замечательных фраз, которые он вложил в уста одного своего персонажа. Тоже весьма примечательного. Я их помню практически наизусть и очень люблю повторять. – Василий Иванович немного помолчал, а затем не то чтобы декламируя, но все же с некоторым выражением произнес: – Русскому Европа так же драгоценна, как Россия. Нельзя более любить Россию, чем люблю ее я, но я никогда не упрекал себя за то, что Венеция, Рим, Париж, сокровища их наук и искусств, вся история их мне милее, чем Россия. Нам дороги эти старые чужие камни, эти чудеса старого божьего мира, эти осколки святых чудес; и даже это нам дороже, чем им самим.

– Вот это верно. На сто процентов.

– Не всем нам, конечно, – улыбнулся Ахаян.

– Не всем, – согласился Олег. Но им... – он кивнул в сторону сидящих немного в отдалении остальных посетителей бистро, – эти чудеса и камни уже точно практически всем до фонаря.

Разговор снова был прерван гарсоном, проворно сгрузившим на их столик со своего подноса бокалы с пастисом, кофе и торт.

Проводив его взглядом, Ахаян поднял бокал с разбавленной водой марсельской анисовой настойкой, заказанной для обоих присутствующих именно по его инициативе, сделал маленький глоток и, чуть причмокнув губами в знак одобрения, прищурившись, посмотрел на последовавшего его примеру собеседника. – А тебе вообще сколько лет, Олег?

– Двадцать семь. А что?

– Молодец. Подкован ты, я смотрю, так, ничего. Для своего возраста. Самое главное – не расслабляться. Впитывай в себя знания, не стесняйся. Настоящий человек учится до конца своих дней. Ты, кстати, женат?

– Женат.

– Жена здесь?

– Здесь.

– Где трудится?

– В ИТАР-ТАСС, в корпункте.

– Журфак МГУ? По образованию.

– Да.

– Хорошо. Это, считай, дополнительный штык в нашей дружине. – Ахаян почему-то слегка вздохнул, пригубил еще немного пастиса, затем, поставив бокал на стол, внимательно посмотрел на своего собеседника. – Думаешь, зачем я задал этот вопрос. Неспроста ли? Думаешь правильно. Неспроста. Понимаешь, дружок, задание у тебя сейчас уж больно такое... специфическое.

Олег опустил вниз глаза:

– В каком смысле?

– Ну ты девицей-то красной не прикидывайся. Непонимающей. Невинной. Если наша «Матрена» действительно является «матрешкой», скрывающей свою истинную личину и замаскированной Матой Хари, и ты сумеешь зарекомендовать себя перед ней объектом, заслуживающим особо пристального внимания, то, весьма вероятно, что это ее внимание проявится в определенных формах, которые, я думаю, не требуют отдельных комментариев.

– И... что я в таком случае должен делать? – настороженно спросил Олег.

– Ты должен делать то, что тебе поможет решить поставленную задачу.

– Мне следует расценивать ваши слова, как санкцию Центра?

– Как санкцию Центра следует рассматривать уже саму постановку перед тобой данной задачи. – Василий Иванович немного помолчал и, выковыряв из своего куска торта фламбированную вишню, откатил ее на другой край тарелки. – Мне, наверно, не стоило бы говорить то, что я хочу тебе сейчас сказать. Но я все-таки скажу. Я знаю, что многими мужиками, и нашими хлопцами в том числе, особенно теми, кто помоложе, подобные вещи воспринимаются довольно легко. Иной раз вообще даже как некая доблесть и предмет для бахвальства. Пойми меня правильно, я не моралист и не хочу казаться старцем, который дает нравственные советы, потому что уже не в состоянии подавать дурных примеров. Я просто действительно много повидал в своей жизни и переоценил и по-новому взглянул на многие вещи. У тебя есть жена. Я не знаю, венчаны вы или нет, но, в любом случае, супружеские узы, так или иначе, носят некий сокрытый священный смысл. Это своего рода обязательство. Я не знаю точно, перед кем. Перед Богом, Аллахом, Яхве, Верховным Существом, природой, всеобщей гармонией. Но одно я знаю наверняка: нарушать это обязательство тяжкий грех. За который тебе непременно придется чем-то заплатить. И который никакая высокая цель так до конца и не оправдает. Поэтому если что-то вдруг и произойдет... в ходе выполнения задания, то, по возвращении с него, не поленись, зайди... куда, я не знаю... ну, хотя бы в тот же храм Святого Александра Невского, да или в любой католический, какой сердцу милей, какая разница, и тихо помолись, во искупление.

– Да я ведь, Василий Иванович, некрещеный.

– Ну и что. Я тоже. Разве это так важно. – Василий Иванович вздохнул. – Ну что, не надоел я тебе еще своими нотациями?

– Да нет, что вы, совсем наоборот.

– Н-да? Ладно. Тогда я тебя еще чуточку задержу. Ненадолго. Несколько, если позволишь, мыслей вслух. Напоследок. Перед дальней дорогой. Советы, так сказать, непостороннего. Может, пригодятся.

– Конечно, пригодятся.

– Значит, готов к восприятию?

– Готов.

– Ну тогда поехали. Первое, что хотелось бы сказать. При любой легенде, какие бы у тебя ни были козыри на руках, никогда не выкладывай их на стол все сразу, если хочешь по-серьезному привлечь внимание и заинтересовать человека. Заманивай его или ее постепенно. Всегда держи что-нибудь про запас, и каждый новый раз выставляй приманку посильней и попривлекательней. Не стесняйся при необходимости и приукрасить. Люди почему-то сильней всего верят в неправдоподобное. В то же время не напускай слишком много важности на себя или тумана вокруг себя. Это к тому вопросу, чтобы быть попроще. Самое главное, не создавай впечатления человека хитрого. Этакого ловкача, пройдохи. Это всегда вызывает настороженность. Не слишком часто мозоль глаза. Поначалу. Лучше заинтригуй чем-нибудь, а потом исчезни. Ненадолго. Отсутствие может поднять тебе цену. Старайся избегать встречаться с объектом в компании тех людей, по сравнению с кем ты явно в чем-то проигрываешь. Прежде всего, в уме. Если не можешь устроить наоборот, лучше встречайся с ним... с ней... тет-а-тет. Далее. Когда будешь готовиться к какой-либо встрече или разговору, всегда старайся заготовить один, а лучше несколько вариантов, чтобы в нужный тебе момент прекратить этот разговор или вывернуться из него как-нибудь поуверенней, если вдруг он начнет принимать неблагоприятный для тебя характер. Но все это надо делать гладко, мягко. Учтиво. Умение уходить от неприятных и опасных тем – большой талант. Самый идеальный вариант – это когда тебе удается вывернуться с юмором. С какой-нибудь шуткой. Или анекдотом. Но на экспромт здесь надеяться не надо. Самый удачный экспромт – это всегда хорошая домашняя заготовка. Никогда не будь докучным и надоедливым. Назойливым. Знай меру. Твой интерес к объекту никогда не должен переходить грань. Умей также пользоваться таким оружием, как притворное сомнение... противоречие... даже пренебрежение. По примитивной теории Карнеги, этого допускать нельзя – ты умаляешь или принижаешь значимость человека. Но для разведчика это часто бывает хорошим оружием. Оно может задеть самолюбие оппонента и подвигнуть его, чтобы из тщеславия эту свою значимость продемонстрировать или подчеркнуть, на то, чтобы открыть тебе какую-то тайну. Также не забывай, что каждый человек артист. Есть актеры бездарные. Есть талантливые. Есть великие. Последних единицы. Это те, кто не идет на поводу у публики и не опускается до ее уровня, а, наоборот, ведет ее за собой, чтобы приобщить, так сказать, к высотам искусства. Все же остальные, сознательно или непроизвольно, пытаются угодить собравшейся вокруг них аудитории, подстроиться под нее и угадать ее ожидания, чтобы соответствовать им. Отсюда вывод – если ты хочешь, чтобы человек проявил нужное тебе качество, представь дело таким образом, что, в твоем мнении, он этим качеством уже обладает, и тогда этот актер будет играть так, чтобы оправдать твои ожидания. Ну и, конечно, как учили все великие человековеды, и о чем мы уже говорили в мой предыдущий приезд, ищи в человеке его главную страсть. Главная страсть – это болевая точка человека. Его ахиллесова пята. Хотя иногда такой ахиллесовой пятой может стать и совсем другая страсть, которой ты не уделил должного внимания или которую ты почему-то решил проигнорировать. Ну и наконец, запомни и высеки в мраморе. Ничему в человеке нельзя доверять на сто процентов. Все в нем изменчиво. Все, в зависимости от обстоятельств. Кроме одной вещи – характера. Характер всегда постоянен. Поэтому, если возникают какие-то сомнения, полагайся на характер, и ты не прогадаешь. – Закончив эту продолжительную тираду, Василий Иванович поднял вверх свой бокал с остатками пастиса и кивком головы призвал сидящего напротив него сотрапезника последовать его примеру. – Все это изложено немножко сумбурно. И много из того, что я сказал, тебе и так уже хорошо известно. Но я думаю, лишний раз не помешало.