Стая - Ольга Григорьева

Как завороженный, почти не обороняясь, Избор двинулся за ним. Миновал гущу схватки, ворота, горящие кусты. То тут, то там в дыму раздавался звон оружия, угрожающие вопли и крики боли. Задыхаясь от удушья, Избор продрался сквозь тлеющий кустарник, очутился на откосе над озером. В воде полыхали отблески огня, раскинув руки плавало несколько мертвых тел.

– Сюда, – появившийся из-под откоса Латья ловко толкнул Избора вниз. Ноги княжича подкосились. Рухнув на задницу, он съехал несколько шагов по гладкому отвесному склону. Затем ноги вновь очутились на твердой опоре. Сверху к нему сполз Латья.

– Пошли, князь, пошли, – поторопил он. Рожа Латьи было черной от копоти, рукав рубахи оторвался, стала видна исполосованная свежими царапинами рука. Латья бесцеремонно толкал Избора по скользящей вдоль склона тропе. Тропа бежала около двадцати шагов прямо над озером, затем поднималась и пряталась в лесу.

– Пошли, – вновь подогнал княжича Латья. Избор выдохнул, взглянул вверх. Из-за отвесной скалы ничего не было видно, лишь в воду сыпались хлопья тлеющего пепла да горящие обломки веток. Еще до начала этой битвы Избор понял – Хальфдан обречен на поражение. У конунга урман было слишком мало людей. А нынче возвращаться в усадьбу к обреченному конунгу и его людям было бы глупо. Очень смело, очень доблестно, но очень глупо…

– Пошли, – согласился Избор и, прижимаясь спиной к скале, двинулся прочь от полыхающей усадьбы.

Едва выбравшись с тропы в лес, они натолкнулись на Бьерна, Тортлава, Ихея и четверых урман из хирда Белоголового. Тесной кучкой те стояли под кроной высокой ели, тяжело дышали, вслушивались. Сюда звуки боя доносились слабо, а запах дыма и вовсе не долетал – ветер нес его на усадьбу, а не от нее. Бьерн, ругаясь, тер щеку пучком травы – отчищал чужую кровь, Настороженно дернулся в сторону Избора и Латьи, но тут же успокоился:

– А-а, это ты, князь…

Уважения в его голосе не было, лишь усталость.

– Где Орм? – продолжая скоблить щеку, поинтересовался он.

– Хрен его знает. – Латья сунул за пояс нож, который всю дорогу стискивал в руке, огляделся, впился взглядом в одного из урман Белоголового: – Слышь, ты, о чем спрашивают? Где ваш хевдинг?

Худой морщинистый урманин, с узким лицом и короткими волосами – кажется, Орм называл его Кьетви – поджал губы, покачал головой:

– Уходя, я видел Орма с Хареком. Они были совсем близко. Орм велел всем уходить в лес, но мы будем ждать ярла.

– Ну и дурак, – равнодушно заявил Латья. – Если ваш Белоголовый не вернется, значит, помер. Чего мертвяка-то ждать?

Избор положил руку Латье на плечо, надавил.

Дружинник никак не мог примириться с людьми Белоголового. В Альдоге кто-то из урман Белоголового убил жену Латьи – красавицу Яруну. Избор мог понять своего воина, сам едва терпел присутствие Орма, но нынче было не время и не место припоминать старые обиды. Разгоряченный боем Латья не сдавался – стряхнул руку княжича, подступил вплотную к узколицему хирдманну:

– Выходит, так вы своим князьям верны? Он вам приказывает уходить, а вы ждете, он бьется, а вы – под елочкой отдыхаете… Мы-то, видишь, своего вытянули, не бросили. Или смелости у вас хватает лишь собственные шкуры спасать, а?

Узколицый Кьетви молчал. Глотал обидные слова, не спорил. Кто-то из его друзей сунулся было к Латье, но Кьетви сдержал его, заградив рукой путь. Вовремя – с тропы послышался шорох осыпающихся камней. Появилась прихрамывающая фигура. Хватаясь руками за края уступа, человек вылез наверх, рухнул без сил на землю, хрипло дыша, перекатился на спину.

– Харек?! – хором вскрикнули узколицый и его дружки. Обступили тяжело дышащего Харека, затеребили: – Где ярл, Волк? Где ярл?

Тот, кого они называли Волком, сел, не отвечая, рванул штанину на ноге. Ткань послушно разъехалась, обнажая длинную глубокую рану – почти от паха до колена.

– Проклятье Одина! – прошипел Харек, ладонями свел вместе края раны, прикрыл их одной рукой. Кровь потекла у него меж пальцами, залила запястье. Харек сплюнул, принялся обматывать ногу оторванным от штанины куском. Закончив, склонился, рванул зубами край ткани, сплел разорванные концы, затянул узлом. Просипел: – Кьетви, дай меч – мой затупился…

Кьетви послушно выудил из ножен длинный меч, сунул Хареку. Опираясь на него, как на посох, Волк тяжело поднялся, похромал к обрыву.

– Сучьи дети… – донеслось до Избора его бормотание. – Сдохнут… Сучьи дети…

Волк сполз на тропу, обернулся:

– Мы с ярлом выводили из усадьбы конунга и его людей. Где-то у северных ворот Орм отстал. Я возвращался за ним. Не нашел… пока…

– Тогда мы не будем ждать. Уйдем в лес, – сказал Бьерн. – Увидишь Орма, скажи, что его люди ушли со мной. Он не будет возражать. Прощай, Харек.

Волк ухмыльнулся:

– Рано прощаешься, Губитель Воинов. Мы оба еще живы.

Незнакомое прозвище осело в голове Избора. Выходит, вот как когда-то называли Бьерна в урманских землях… Ох, многое скрывалось под личиной молчаливого болотника. Узнать бы – что именно…

– Все. Идите, – спускаясь по тропе, пробормотал Харек.

– А ты? – Кьетви шагнул за ним, словно желая остановить, однако передумал, застыл на краю обрыва нелепым тощим идолом.

– Я? – глаза Харека блеснули, перекошенный от боли рот расползся в недоброй ухмылке. – Это славная ночь и славная битва. Мне скучно покидать ее столь быстро.

Зашуршали камни, голова Харека скрылась за скалой.

– Странные вы все-таки люди, – косясь на тропу, выдохнул Латья. – Даже злиться на вас неохота… Пошли, что ли?

Глава пятая

ЯРЛ

Айша не успела сбежать из усадьбы вместе с другими женщинами. Вернее, она даже не знала, что кто-то куда-то уходит, – о ней попросту забыли, точно так же, как забыли, после прибытия альдожан в усадьбу, найти ей место для ночлега. Хотя последнее было даже к лучшему, поскольку Айше оказалось куда удобнее ночевать в теплой конюшне, где, вместо запаха потных и грязных тел, она вдыхала пряный аромат сена и по ночам слушала не громкий храп соседок, а звон цикад, перестук конских копыт и мягкое ржание. Ей нравилось просыпаться по утрам, когда рассвет сладко потягивался на плечах у солнца и своим дыханием расплескивал по траве росные капли. Нравилось, пока усадьба еще дремлет и помалкивают звонкоголосые петухи, выбегать к озеру не через ближние – южные, а через северные ворота, где скалы спускаются вниз и берег становится пологим и травным. Нравилось обнаженной, разбрасывая серебряные брызги, кидаться в холодную воду и выходить из нее, чувствуя всей кожей приятное тепло озерного тумана. Нравилось расчесывать волосы, сидя у входа в конюшню, и сквозь щель в створах смотреть, как, потягиваясь и зевая, появляются на дворе проснувшиеся люди, и слушать, как постепенно тихий двор заполняется голосами, блеянием, мычанием, ржанием, стуком ведер, звоном оружия, скрипом телег…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});