Вы прекрасны, вы грустны - Елизавета Луговская

Так навсегда закончилась третья "материнская" любовь Жорж Санд.

Вечный поиск Веры Комиссаржевской

За всю историю своего существования русская сцена знала немного таких актрис. Ермолова, Комиссаржевская, Коонен, Тарасова... Это актрисы от Бога. Но помимо божественного таланта, данного свыше, есть у них у всех еще одна общая черта - это самоотречение. Отказ от всего, что не касается сцены главного их дела. Отказ от личной жизни, от соблазна свить теплое гнездо, воспитывать детей, заботиться о семье - то, к чему стремится каждая женщина.

Дорогой ценой купили они себе славу и всенародную любовь. И шли по пути служения искусству без колебаний. "Идите в театр, живите в нем и умрите, если можете", - писал Белинский. Вера Комиссаржевская почти дословно исполнила завет критика. Но это не значит, что на ее пути все было так просто и ясно. Всю свою жизнь она провела в поиске новых средств выражения, самоутверждения себя в роли. Это значило для нее найти себя в жизни, полной извилистых дорог и такой неоднозначной. Вечный поиск как будто продолжался и в физическом смысле - больше половины своей актерской жизни она провела в дороге, кочуя на гастролях из одного города в другой: из Самарканда в Санкт-Петербург, из Нью-Йорка в глухую российскую провинцию.

В своих путешествиях она всегда была окружена восторженными поклонниками, самые настойчивые из которых составляли ее рыцарскую свиту и в разное время могли похвастаться тем, что были счастливее остальных. Но Комиссаржевская была актрисой будущего, она не могла долго увлекаться сиюминутными страстями. Она думала об Ибсене, Чехове и Метерлинке и играла так, как никто не играл в то время, тонко передавая символизм и глубокий психологизм своих героинь.

Но начиналось все, конечно, не с Чехова и Ибсена.

Известный русский тенор Федор Петрович Комиссаржевский не собирался из старшей своей дочери Веры делать актрису. Более того, он прогонял от себя даже мысль об этом. Но вся обстановка в доме способствовала как раз противоположному. В семье Комиссаржевских собиралась интеллигенция Санкт-Петербурга. Писатели, юристы, врачи, артисты, композиторы, художники. Но больше всего среди них было представителей сцены - и оперной, и драматической. Мусоргский был другом отца и частым гостем, актер Горбунов развлекал гостей пародийным изображением известных людей, да и сам Федор Петрович репетировал дома, в своем кабинете, и девочки Вера и Надя разучивали его оперные арии и потом разыгрывали вдвоем сцены из "Женитьбы Фигаро" или "Севильского цирюльника".

Однажды, вернувшись из Мариинского театра, который был постоянным местом его работы с тех пор, как он возвратился из Италии, отец вдруг услышал серенаду графа Альмавивы, которую исполнял детский девичий голос. Федор Петрович осторожно, не выдавая себя, на цыпочках приблизился к детской комнате. И увидел такую картину. Вера, стараясь понижать голос, чтобы он хоть немного был похож на мужской, пела партию Альмавивы:

Но сердце мое полно только тобой,

И надеждою бьется оно,

Что заветное стукнет окно,

Что на миг я увижу тебя.

А Надя-Сюзанна ей отвечала:

Продолжайте, вас слушаю я...

- Господи, девочки мои, да откуда вы знаете слова? Да вы поете, как настоящие артисты, что я слышу! - воскликнул пораженный Комиссаржевский.

- Папа, мы поем, как ты с учениками, мы хорошо усвоили твои уроки. Иногда мы слышим, как вы занимаетесь, - сказала польщенная Вера.

"Да, видно, судьба распорядится по-своему, вопреки моим желаниям, и Верочка станет актрисой", - подумал тогда Федор Петрович. Роли в домашних спектаклях в исполнении Веры не были похожи на исполнение девочками ее возраста ролей в домашних сценках. Если она изображала графиню, то это была взрослая женщина, а не старательно играющая ее девочка.

"И где она всего этого насмотрелась?" - думали родители. Когда Федор Петрович сломал ключицу во время падения на спектакле "Фра-Дьяволо" и лежал не шевелясь две недели, Вера читала ему Шекспира, и, несмотря на то что по своему возрасту половину она не должна была понимать, Комиссаржевский отметил, что он так увлекся, что забыл, кто ему читает. Тогда он решил, что не будет больше препятствовать старшей дочери присутствовать на своих занятиях с учениками. И после долгих отказов все же согласился взять дочерей на репетицию в Мариинку.

Этот день она часто вспоминала и думала, что он был, пожалуй, определяющим в ее судьбе. Утром к дому, как всегда, за Федором Петровичем подъехала театральная карета. Ночью Вера спала плохо, боясь проспать торжественный момент, и, не раз просыпаясь, выглядывала в окно - не прибыл ли экипаж? И вот свершилось - театральная карета у подъезда дома Комиссаржевских.

Выслушав замечания от мамы за то, что так наспех завтракает, суетится, она побежала к карете. Надя - вслед за ней. Девочки сели в просторную кабину, куда могли поместиться еще человек шесть. Сердца их радостно бились. Они едут в Мариинку! Да не просто в театр, они увидят жизнь кулис, увидят знаменитых певцов и певиц, будут с ними разговаривать на сцене. Федор Петрович занял свое место, и карета тронулась по мостовой.

Они шли, притихшие от восторга, по узким служебным коридорам Мариинки. И вот наконец они за кулисами, где свой особый запах, своя атмосфера. Вот сцена, где работают монтировщики, готовя декорацию к вечернему спектаклю. Артисты, музыканты еще только съезжаются. Отца радостно и громко приветствуют коллеги. Его любят все - и рабочие, и оркестранты, и режиссеры, и артисты. И когда видят в компании двух дочерей, тут же оказывают им знаки внимания. Девочки слегка смущены таким особым отношением к ним всех этих симпатичных людей. Но вскоре появляются режиссер, дирижер, суета прекращается, все собираются в зале, и Федор Петрович делает знак дочерям: всe, тишина, начинается работа, больше вас никто развлекать не будет, делайте что хотите, только не мешайте репетиции.

А они и рады. Теперь можно спокойно, когда никто не отвлекает, изучать театр, кулисы, сцену, декорации, заглянуть в гримуборные певцов и, что особенно интересно, - певиц. Двери гримерных открыты, все артистки на репетиции. Девочки заглядывают в каждую из них. На столах лежат парики, пудра, кремы, гребешки, заколки, шпильки, подвязки для чулок, кисточки, красивые флакончики с духами и всякой другой цветной парфюмерной водой. Ленточки, шнурочки, браслетики, жемчужная нитка бус. В одной гримерной на туалетном столике возле трюмо актриса оставила бархатную шкатулочку. Вера, оглядываясь по сторонам, дрожащими руками открыла шкатулку и увидела две гранатовые сережки. Она тут же защелкнула коробочку, испуганная, как будто совершила преступление, и на цыпочках вышла из комнаты.

После этой первой репетиции Федор Петрович, конечно, не мог отделаться от своих дочерей, от просьб брать их с ним постоянно. На это он ответил категорическим отказом - работа есть работа, но дал слово, что будет изредка разрешать им появляться в театре.

Комиссаржевский старался никогда не обманывать своих детей, и Вера с Надей стали завсегдатаями Мариинки. К ним относились как к членам коллектива. Теперь они старались не только бегать по гримерным. Если надо чем-нибудь помочь, что-то принести, подать. Любому поручению они были очень рады, ведь они ощущали себя нужными, полезными великому делу оперного искусства.

Но и свои опыты продолжали, особенно Вера. Она уже давно не стеснялась ни актеров, ни музыкантов, ни режиссера и в свободные у артистов минуты пыталась петь со сцены. Однажды в перерыве репетиции, когда все разошлись, думая, что в зале никого нет, Вера решила порепетировать арию Демона. И вдруг услышала аплодисменты. Душа ушла в пятки, и в то же время она ощутила радость оттого, что кто-то из театральных людей оценил ее старания. Это была партнерша отца, певица Рааб.

- Отлично, Верочка! - крикнула актриса из зала. - Только меньше страдай, меньше этих жестов руками, ты ведь Демон, а Демон не страдает, он спокоен и равнодушен ко всему.

Вера с Надей росли, и их стали брать на вечерние спектакли, где они с матерью, Марией Николаевной, сидели в служебной ложе, сбоку над сценой. Иногда в их ложе вместе с ними сидели Мусоргский и Горбунов, и это было настоящим праздником. Вера не представляла свою жизнь без театра.

Продолжались и домашние спектакли, в которых смирившийся с увлечением дочери - от судьбы не уйдешь! - Федор Петрович нередко выступал режиссером. Спектакли в доме Комиссаржевских видели приглашенные артисты, коллеги Федора Петровича, и все остальные в один голос выделяли Веру вовсе не из вежливости, не из любви к ее отцу.

Когда Вере было тринадцать лет, ее родители разошлись. В Вильне после нескольких своих концертов Федор Петрович вновь встретился со своей бывшей возлюбленной, княжной Курцевич, и старый потухший роман разгорелся с новой силой. Комиссаржевский покинул Петербург и переселился в Москву, контракт с Мариинским театром он не продлил.