Ладонь, расписанная хной - Аниша Бхатиа

килограммов.

— Мм, прошу прощения, но мне надо освежиться. Эта жара… — Теперь моя очередь нервно смеяться.

Пиху обещала поговорить со мной по «Фейстайму» во время самой церемонии, но я не могу ждать так долго. Может, мне удастся ускользнуть в туалет и позвонить ей оттуда? Просто чтобы услышать ее голос. Это же еще не свадьба, где жених и невеста обязаны все время быть рядом. На помолвках все гораздо проще.

— Да, конечно. Как хочешь. — Он улыбается, тем самым скрадывая странный привкус своих слов.

Они меня смутили, особенно этот безразличный тон, признаюсь честно. Разве не должен быть жених несколько более, скажем так, заинтересован? Нет, наверное, все из-за нервов. Ему ведь тоже непросто связать свою жизнь с чужой женщиной.

Жених. Какое странное и непривычное слово. Похоже на какое-то экзотическое блюдо, к которому надо еще привыкнуть. Я очень постараюсь поскорее к нему привыкнуть. Вот только сначала мне надо как-то пробраться сквозь эту толпу и найти туалет, пока меня никто не перехватил. Требуется лишь приветственно махать гостям и быстро перебирать ногами… Ай!

— Ой!

— Прости, мам!

— Зоя! — выдыхает мама. — Ты куда это собралась?

Почему она смотрит с таким явным облегчением? Разве она сейчас не разрывается на тысячу частей из-за множества забот? И разве она не искала мать Лалита всего пару минут назад? Я не успеваю открыть рот, как из-за маминой спины появляется знакомое лицо.

— Зоя-бита! Поздравляю!

Это мама Пиху, тетушка Дакша. Да, кажется, она только что изливала маме душу, облокотившись на низкий, по пояс, забор и обняв фонарь, словно живого человека. Мама в своем винтажном кремово-красном сари наверняка сочувственно кивала, ожидая, пока кто-нибудь ее спасет от этого разговора. Похоже, спасительницей оказалась я.

Тетушка Дакша вздыхает, придерживая рукой крупную цепочку из белого золота, которая категорически не сочетается с ее оранжевым сари.

— Зоя, как ты дивно выглядишь! — Она крепко меня обнимает и продолжает разговор с мамой: — Гита, милая, как же тебе повезло. Твоя дочь совершает правильные поступки в правильное время. — У нее грустные глаза, как будто она постоянно о чем-то тоскует. — Ты не могла бы объяснить это и Пиху, Зоя? Если та продолжит отвергать юношей, то скоро вокруг нее никого не останется. Еще в прошлом году мы получали такие лестные предложения, но теперь все пошло на спад… — У нее тяжело вздымается грудь, она нервно трет одной ладонью о другую и даже не пытается следить за словами, которые льются из нее сплошным потоком. — Отец с ней не разговаривает с того дня, как она уехала в Париж. Каждый раз, когда она приезжает, я работаю у них почтальоном. Вы представляете?

Точно. Переживания тетушки Дакши обострились из-за моей помолвки. Мы с Пиху всегда знаем, когда волнуются наши матери, даже если они сами этого не осознают: у них одинаковая привычка потирать руки, пока не покраснеет и не воспалится кожа.

— Не волнуйся, Дакша, милая, не волнуйся… — Мама гладит ее по руке, тщетно надеясь успокоить. — Я уверена, что Зоя сумеет убедить твою девочку. Пиху еще не звонила?

— Нет, пока еще нет. Тетушка Дакша, идемте, я познакомлю вас с Лалитом.

Ну ладно, я позвоню Пиху чуть позже. А сейчас хотя бы помогу ее матери успокоиться.

— Ах да-да, конечно… — Нельзя сказать, что ее это предложение обрадовало.

Она даже готова вжаться в стену, как будто я решила познакомить ее с самим дьяволом.

Мама, понимающая боль матери незамужней девушки, решает вмешаться и избавить подругу от встречи с женихом чужой дочки.

— Дакша, подожди. Дай-ка я сначала угощу тебя бокалом настоящего пенджабского ласси.[33] Ты же не откажешься попробовать? Он приготовлен в стиральной машине. Ведь в Пенджабе его взбивают именно таким образом! Пойдем со мной! — И она ведет явно воспрявшую тетушку Дакшу к закрытой кухне.

Словно подтверждая телепатическую связь между матерью и дочерью, на экране моего телефона появляется имя Пиху. Аппарат разражается такой внезапной вибрацией, что я чуть не роняю его на плиточный пол. Отключив звук вызова, я подбираю юбку и опрометью бросаюсь вниз по лестнице в небольшой коридор перед туалетами. Хвала небесам, там нет ни души, и, судя по распахнутой двери, в кабинке тоже пусто.

— Пи! — кричу я в телефон, когда на экране из квадратиков складывается ее лицо.

— Зи! — также радостно и немного невнятно верещит она. — Уже пора? Церемония обмена кольцами началась? Покажи кольцо! Покажи!

— Нет еще, успокойся. Ты что, пьяна? Там же у вас всего пять часов!

— Немного. Сегодня же пятница, так что счастливый час начался немного раньше. Но ты-то откуда знаешь? — И она, как по заказу, икает.

— По алтарю за твоей спиной.

В своей парижской квартире Пиху устроила небольшое святилище, прямо возле окна в гостиной, выходящего на покрытые инеем деревья и булочную напротив, в витрине которой всегда торчат связки багетов. Висевшее на стене святилище из дерева, украшенное резьбой, вмещало в себя голубую статую бога Кришны и Ганешу с головой слона. Каждый день после душа Пиху зажигала там для них свечи дия и палочки с благовониями. Сейчас же алтарь накрыт большой кружевной салфеткой. Каждый раз, когда моя подруга выпивает больше двух коктейлей, она прикрывает святилище, чтобы боги не видели ее пьяной.

— Можешь подойти ближе к свету? — Пиху щурится, пытаясь рассмотреть меня на экране своего телефона.

Единственный источник света в этом сером коридорчике — тусклая люминесцентная лампа, и я послушно подхожу к ней, а значит, и к открытой двери в кабинку.

— Получается, ты выходишь замуж за Грязную Свинью ака Омерзительного Лалита? — она смеется, вспомнив нашу встречу в «Эресе», где мы увидели Лалита с Бюстиной.

Когда я вспоминаю о его бывшей, мне становится не по себе.

Как я могу занять место девушки с такой внешностью?

— Ой, только не надо его так называть! Он ничего себе.

— Знаю, знаю, это я вредничаю. Прости. Выглядит он точно очень даже ничего. — Надо отдать ей должное, она действительно немного смущена. — Я сегодня выпила уже шесть коктейлей. Три от тоски из-за того, что я не рядом с тобой, и три, чтобы отпраздновать твою помолвку, — объявляет Пиху, прикрывая рот так, будто я могу почуять запах в ее дыхании.

Увы, это не так, и не потому, что она находится на другом континенте. В той вони, которая доносится из туалетной кабинки, никаких других запахов уловить в принципе невозможно.

От вида этой кружевной салфетки, наброшенной на святилище, у меня почему-то колет сердце. По щеке катится слеза.

Зоя, с чего ты вдруг