Жизненный путь Христиана Раковского. Европеизм и большевизм: неоконченная дуэль - Мария Тортика (Лобанова)

Соображения Х. Г. Раковского в значительной мере были учтены при подготовке советской делегации к поездке в Геную.

Еще до того, как Х. Г. Раковский написал этот документ, в январе 1922 г. начала работу советская партийно-государственная комиссия по подготовке к Генуэзской конференции, в которой обсуждались все возможные варианты предстоявших переговоров, повороты в дискуссиях, предложения и контрпредложения, которые могли возникнуть. На ее первом заседании Раковский не присутствовал. 26 января он принял участие в комиссии, но на следующих заседаниях вновь не был, так как каждый раз (заседания проходили ежедневно или через день[354]) приезжать в Москву из Харькова он не имел возможности.

Отсутствие Раковского на февральских заседаниях подготовительной комиссии было связано не только с работой в Харькове, но и с его поездкой в Германию и Чехословакию для неофициальных бесед с государственными деятелями этих стран. Поездка не была секретной, как полагают некоторые авторы, но была представлена как не носившая общеполитического характера. Накануне отъезда из Харькова Раковский в интервью корреспонденту украинской газеты заявил, что едет по торговым делам, чтобы, в частности, ускорить закупку посевного материала.[355] Но предполагавшийся краткий визит в Берлин затянулся, и Раковский то ли спонтанно, то ли в соответствии с заранее намеченным планом провел ряд важных встреч и бесед.

Достоверных данных о миссии Раковского в распоряжении исследователей нет – они все еще таятся в сугубо секретных архивных фондах (если вообще сохранились), хотя для этого нет никаких оснований. О миссии впервые написал французский биограф Раковского Франсис Конт, собравший лишь косвенные свидетельства. Не располагая другими источниками, мы кратко изложим версию Конта, на наш взгляд заслуживающую доверия.

В задачу Раковского входило установить контакт с ответственными государственными деятелями Германии и западными дипломатами, находящимися в Берлине, выяснить возможности нормализации германо-советских отношений, наметить пути использования противоречий между капиталистическими государствами в интересах советской внешней политики. Уже 2 февраля Раковский отправил в Москву обширную памятную записку, где сообщал об обстановке в Европе и намечал план экономического сотрудничества с Германией, но в совокупности с заключением и Россией, и Германией соответствующих договоров с Францией.[356]

В Берлине Раковский стал искать контактов с влиятельными французскими деятелями. Ему удалось встретиться с журналистом Жюлем Сайервейном, сотрудником газеты «Матен», который выполнял неофициальные поручения премьер-министра Франции Раймона Пуанкаре. Казалось, что начавшиеся переговоры могут дать позитивный результат. 22 февраля в «Матен» появилось интервью Раковского, который довольно правдиво рассказал о положении Советской России, подчеркнув тенденцию к нормализации хозяйственной жизни – оживление местной экономической деятельности, борьбу против бандитизма и т. п. В то же время акцентировалось внимание на том, что Россия не допустит, чтобы ее третировали, как колонию. Контакты на более высоком уровне установить не удалось.

Поездка в Берлин показала, что в стремлении использовать противоречия между ведущими капиталистическими государствами Советской России необходимо ориентироваться прежде всего на развитие взаимоотношений с Германией.

Что же касается поездки в Чехословакию, то о ней вообще достоверных данных нет.

Возвратившись из-за границы, Х. Г. Раковский в конце февраля – начале марта 1922 г. вновь принял участие в нескольких заседаниях комиссии по подготовке Генуэзской конференции. «Мы должны явиться на конференцию, уже опубликовав предварительный план», – говорил он. Он полемизировал с Л. Б. Красиным, полагавшим, что заем надо брать только на восстановление сельского хозяйства. Нет, считал Раковский, займы нужны также на восстановление транспорта и промышленности. При этом государство должно было дать гарантию, что зарубежные средства не пойдут на Красную армию, на интернациональную агитацию, даже на содержание государственного аппарата. Однако какие-либо формы иностранного контроля за расходованием средств отвергались. Предложения Раковского вошли в постановление комиссии.[357]

6 марта Раковский был особенно активен. На заседании комиссии он предложил «произвести работу по отысканию в истории революций (Французской и других) периодов, когда конфискации применялись правительствами к целым категориям граждан, классам, особенно иностранцам». Это предложение, ставившее целью найти прецеденты для переговоров в Генуе, было встречено с интересом, и Институту экономики было поручено провести такую работу. При рассмотрении вопроса о встречных требованиях и о пассиве России он предложил определить коэффициенты падения курса ценных бумаг промышленных предприятий России до революции и учесть их при общем подсчете возможного долга. И это предложение было учтено. Раковский выступил с сообщением «о важности правильной постановки вопроса о бюджете». По этой теме завязалась дискуссия. Раковский говорил: «Когда мы станем на конференции добиваться вопроса о государственном займе, то сейчас же встанет самым серьезным образом вопрос о тех обыкновенных обеспечениях, которые ставятся при всяких займах. Таким обеспечением у чехословаков является алкоголь. По государственной смете идет такая-то статья, она публичная, она проходит через парламент, она служит действительным обеспечением».

Как видим, оратор размышлял, что же может стать таким обеспечением в условиях советского режима с его отсутствием парламентаризма и гласности. Он весьма скептически отнесся к мнению о возможности использования концессий в качестве обеспечения займа, так как они не могут быть точно определены по своим объемам и последствиям и «вызовут невероятные требования со стороны тех, кто будет давать заем». Концессия может рассматриваться как помощь промышленности, но не в финансовом смысле. Раковский полагал, что гарантией займов с советской стороны могут служить налоги на спички, соль, табак, сахар, керосин и другие товары, а также, и это было главным, «строго определенный порядок прохождения смет», то есть упорядоченный государственный бюджет.[358]

Еще почти за полтора месяца до этого, 27 января 1922 г., чрезвычайная сессия ВЦИК РСФСР утвердила состав советской делегации, которая должна была участвовать в европейской экономической конференции в Генуе. В состав делегации вошли В. И. Ленин (руководитель), Г. В. Чичерин (заместитель руководителя), Л. Б. Красин, М. М. Литвинов, В. В. Воровский, А. А. Иоффе, Я. Э. Рудзутак, Т. В. Сапронов, А. Г. Шляпников и представители республик Х. Г. Раковский (Украина), Н. Нариманов (Азербайджан), П. Г. Мдивани (Грузия), Ф. Ходжаев (Бухара), А. А. Бекзадян (Армения), Я. Д. Янсон (Дальневосточная республика).[359] В связи с тем, что протокол конференции предусматривал участие лишь пятичленной делегации, официальный мандат на переговоры был выдан Чичерину, Иоффе, Красину, Литвинову и Раковскому.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});