Стебалово - Айдар Павлов

Во избежание эксцессов всяк сюда входящий брался под пристальный прицел двух-трех автоматов Калашникова и мирился с этим вплоть до выхода из кабака. Условие, выдвинутое Мамедовым важным гостям, отличалось строгой лаконичностью: "Не возбухать". Любому, кто сумеет его выполнить, гарантировалась жизнь. Остальных ждали щедрые очереди автоматных пуль, штык-ножи, саперные лопаты пехотинцев и съедение на месте по законам полевой кухни генерала Мамедова.

Прессу на сходку не допустили. Промелькнувшую было в зале Раису Добронравову без объяснений вытолкали на улицу. А когда она проявила журналистскую смекалку, попытавшись просочиться через задний проход "Каннибала" в его желудок - кухню, с тем чтобы оттуда пролезть в самое сердце мероприятия, ее окатили такой автоматной очередью, что бедняжка еле унесла ноги и видеокамеру.

А в целом, надо сказать, выстрелы звучали нечасто. Возбухать никто не хотел, сходка протекала более-менее умиротворенно; если кто и срывался, то его быстренько осаждали, не прибегая к высшей мере наказания. Отцы города, паханы и отморозки спокойно выпили за встречу, культурно закусили и дипломатично приступили к решению вопросов.

Первым слово взял Василий Исидорович Бляха по кличке Лысый. Чувствовал он себя явно зажато, говорил скованно, соображал туго: четыре ствола АК-74, под прицелом которых потела его блестящая голова, не позволяли авторитету широко развернуться.

- Господа, - в частности, сказал он. - Мы все стали жертвами какого-то гнусного недоразумения. Сейчас, как никогда, следует обратиться к истории. Вспомним, в каком чудесном, прибыльном городе мы жили всего три дня назад: цветущие парки, сады, зеленые насаждения, кирпичные и блочные здания по праву украшали город Отвязный. Как патриот, я с особой гордостью хочу напомнить о банках и библиотеках, заводах и музеях, фирмах и игорных аттракционах, которыми мы заслуженно располагали. Мне ли вам говорить о тех бесчисленных магазинах и универсамах, которые мы потеряли? Анархия и беспредел, повсеместный убыток и отсутствие четкой законодательной базы - вот что нам удалось сохранить из прошлого. Остального мы лишены. Но не следует впадать в крайность, заниматься самобичеванием и угрызениями совести. Время покаяния еще не пришло. Заверяю вас, даже в самой дерьмовой жизни остается место позитивным моментам, и о них умолчать невозможно. Существуют и подвиги, и герои, которых следует выделять, всячески поощрять, освещать средствами массовой информации. Одного из них я пригласил на сегодняшнюю сходку. Приветствуйте! Герой нашего времени Иван Обушинский!

Под сдержанные, но искренние аплодисменты, под дулами трех автоматов, Иван Обушинский поднялся из-за стола и направился к боссу за деньгами. Однако прежде чем совершить взаиморасчет, Лысый крепко обнял отморозка и по дипломатическому обычаю поцеловал в губы.

- Вот он, герой нашего страшного времени! - отстранившись, объявил Лысый. - Не корысти ради, не ради идеи, не ради бабы, а просто так Иван в одиночку загасил вчера целый жилой квартал, за что я выражаю ему особую признательность и, пользуясь случаем, вручаю заслуженную премию в размере двухсот двадцати тысяч долларов.

Пока Иван пересчитывал деньги, сходка одобрительно гудела:

одни удивлялись безразмерному кошельку Лысого, другие выражали уважение Ивану Обушинскому. Но и тех и других переполняла белая, в лучшем смысле слова, зависть.

- Классный ты парень! - добавил Лысый, напоследок хлопнув убийцу по плечу. - Так держать!

Обушинский вернулся на место, а Лысый, немного освоившись с обстановкой, обратился к сходке с неожиданно пламенным обращением:

- Кто сейчас помнит о злодеяниях Серафима?

Зал ответил тишиной.

- Кому какое дело до засранца? - самодовольно продолжал авторитет. - Никому! - объявил оратор. - Пусть теперь так и будет. Все видели нового героя времени, все знают, что он натворил. Прошу любить и жаловать. Иван Обушинский, убийца, сатана в шкуре человека, чугунная репа, остальные грабли, армоцементные кегли, железобетонный шнобель, - пожалуйста! Я объявляю моду на Ивана Обушинского, господа! С этого момента ни одна живая душа, ни одно средство массовой информации не должны упоминать имя Серафима. Кто это сделает, будет иметь дело со мной.

Вспышке ораторского вдохновения быстро положил предел автоматный залп. Лысый осекся, его движения вновь сковала осторожность. А в воцарившейся тишине страшный своим демоническим спокойствием голос генерала Мамедова произнес:

- Не возбухать!

- Да, господа, - согласился перепуганный Лысый, с трудом обретая дар речи. - Впадлу нам возбухать. Да и было бы из-за чего. Итак, я уже говорил: за трое суток цветущий город здорово изменился. Не видать зеленых насаждений, до неузнаваемости преобразились жилые дома, учреждения, куда-то пропали банки, заводы, магазины и магазинчики. Из-за чего возбухать? - Лысый растерянно оглядел сходку, было очевидно, что автоматной очередью у него отшибло память. Взгляд авторитета вдруг застыл на главном противнике, Большом Патроне: - А?! Где, сука, банки, заводы и учреждения?! Если бы над ухом Лысого не просвистело еще несколько пуль, он бы наверняка схватил оппонента за жабры.

- Я приношу извинения, - опомнился Лысый, - за некоторые выражения. Но и вы должны меня понять. Мне горько... мне обидно... Товарищ генерал, уважаемые солдаты. Мне досадно, что подчас такие глубокоуважаемые... особы, как Большой Патрон, ни с того ни с сего обзывают меня вонючим засранцем и разворачивают боевые действия.

Чуть скосив глаза в сторону смотревшего в висок автомата, тщательно выбирая выражения и не возбухая, Большой Патрон ответил:

- Высокоуважаемый Лысый, достопочтенная сходка, любезный генерал, дорогие солдаты, я не понимаю, о чем бакланит этот человек. Я не припомню, чтобы когда-нибудь обзывал его вонючим засранцем.

- Ах ты, дерьмо такое!!! - вспылил Лысый, но после порции необходимых выстрелов смирил прыть и перекрестился. - Вот те крест, генерал! Лажу гонит, сука!

- Мой адвокат может это подтвердить. Если угодно, я и сам, положив руку на любую кулинарную книгу, легко подтвержу, что не обзывал вас, многоуважаемый Лысый, вонючим засранцем. - С точки зрения лексики Большой Патрон был безупречен.

На сцену пришлось выйти адвокатам обеих сторон. Адвокат Патрона Хапов плавно (дабы резким движением головы не спровоцировать стоявшего над ним пехотинца), но низко (чтобы все прочли в его маневре утвердительный ответ) кивнул. На что адвокат Лысого Невзяткин заявил:

- Имею честь заметить: моим клиентом допущена небольшая неточность. Действительно, Большой Патрон никогда не обзывал Лысого вонючим засранцем. Этот титул Василий Исидорович присвоил себе сам. Однако Большим Патроном было сделано другое безответственное заявление. Глубокоуважаемый авторитет обвинил моего клиента и ряд его высокоуважаемых друзей в том, что все они якобы являются вонючими пердунами и должны понести за это суровую ответственность. Имею также честь напомнить: вскоре после данного заявления банды Большого Патрона под прикрытием милиции вероломно вторглись в зоны влияния моего клиента, на что мой клиент ответил адекватными мерами, в результате чего сегодня мы имеем честь наблюдать необратимый процесс развала экономики, культуры, исчезновения уровня жизни, самой жизни как таковой, хаос и деградацию.

- Ну чё, слышал?! - Лысый был настолько доволен речью адвоката, что даже зааплодировал, но все же с трудом сдерживался, чтобы не выкинуть острого словца по адресу Большого.

- Слышал, - ответил Патрон.

- Так было?

- Так.

- Ну чё ты в бутылку лез, глубокоуважаемый?!

- Откуда я знал, чем все закончится?

- Козлодой! - не сдержался Лысый. - А репой думать не надо?!

Очередной предупредительный залп нормализовал обстановку. Лысый сел отдохнуть. Но отдохнуть ему не дали. Слово взял авторитет Подсудный:

- Слышь, Лысый, кто заказал опустить Булыжника?

- Да, кто заказал? - спросил Патрон.

- Мне это было надо?! - опешил Бляха. – На кой мне сдался твой Булыжник? Я чё - педераст Дрочилло?!!

Братва Лысого дружно захохотала.

- Если не тебе, то кому это было выгодно? - напирал Подсудный.

- Нет, вы, верняк, двинулись, фраера! – Лысый истерично ржал. - Ха-ха-ха-ха! Че, братки, опупели?! За пидора меня приняли?! Ха-ха-ха-ха! Нет, я такого еще не слышал: я опустил говенного Булыжника! - Он вдруг прекратил смеяться, почернел лицом до цвета Эммануэли и проскрежетал: - Угандошу, суки!!! - За что и получил от близстоящего солдата пехоты прикладом по зубам.

- Ну-с... - подвел черту Большой Патрон. - Допустим, Булыжник пал жертвой естественной похоти педераста Дрочилло. Допустим, ты педерасту не платил. Но какой смысл ему вводить меня в заблуждение? - Патрон взглянул на Подсудного. - Дрочилло утверждал, что получил от Лысого пятьдесят косых за свадьбу с Булыжником?