Беспощадная истина - Майк Тайсон

Я не стал переворачивать новую страницу и в одночасье становиться смиренным, я просто процитировал Фритци Живича, великого чемпиона, который сказал это после того, как он победил Генри Армстронга. Вы должны заметить, что я всегда цитирую своих героев, мне нечего добавить к сказанному ими.

После боя я был счастлив, когда ко мне в раздевалку зашли Барбара Стрейзанд и Дон Джонсон. Мне нравилась Барбара, она была родом из Бруклина.

– Твой нос очень сексуален, Барбара, – сказал я ей.

– Спасибо, Майк, – ответила она.

Можете ли вы представить, чтобы у ребенка в двадцать один год осуществилась мечта – к нему в раздевалку пришла Барбра, трах-тиби-дох, Стрейзанд? Кас всегда говорил мне, что все, что я когда-либо видел по телевизору, вполне может для меня воплотиться в реальность. Включая женщин. Робин была не единственной красивой девушкой, которую я встретил. Я бы хотел, чтобы у меня была такая фантастическая машина: я звоню, по моему заказу мне создают женский образец, запаковывают его в машину и доставляют его мне.

Вот так я начал прибретать новый опыт. Кроме выдающихся боксеров прежних времен, образцом для подражания для меня являлись также крутые еврейские гангстеры. Парни вроде меня, у которых не было яркой индивидуальности, подражали жизни других людей. Если я, читая, узнавал, что Джо Луис любил шампанское, я начинал пить шампанское.

Я наслаждался своей известностью и славой. Увидев красивую девушку, я мог сказать ей: «Эй, иди сюда, давай поговорим. Тебе нравится этот автомобиль?» К примеру, это мог быть «Мерседес». Она отвечала что-нибудь вроде: «Ух, какая красивая машина!»

– Да? Это, действительно, красивая машина?

– О-о, чувак, мне бы хотелось иметь такую! – говорила она.

– А мне бы хотелось иметь тебя. Я думаю, что это справедливый обмен, верно? Пойдем со мной!

Это всегда срабатывало.

Когда у меня не было тренировки, я, проснувшись, открывал бутылку шампанского, заказывал икры, копченой лососины и яичных белков. Со мной в постели была красивая женщина, или две, я ставил на стерео Билли Холидей. Я жил в мире фантазий. Мне никогда не приходилось ждать в очереди, чтобы попасть в ресторан или клуб. Я назначал свидания шикарным моделям, тусовался с завсегдатаями модных курортов. Это был мир, частичкой которого Кас хотел меня видеть. Но он также хотел, чтобы я ненавидел людей в этом мире. Неудивительно, что я был в замешательстве.

Через некоторое время преимущества славы стали отходить на задний план, а масштабы известности стали для меня обузой. Никогда не забуду, как однажды, когда моя профессиональная карьера была в самом начале, я тусовался с Питом Хэмиллом и Хосе Торресом. Пит предложил: «Пойдем погуляем!»

Мы купили мороженое и пошли по Коламбус-авеню.

– Наслаждайся этим сейчас, Майк, – сказал Пит. – Потому что скоро ты уже не сможешь так делать.

Теперь я не мог выйти на улицу без того, чтобы меня не окружила целая толпа. Если я оказывался в клубе до своего поединка, посетители клуба хватали меня на месте преступления.

– Майк, что, мать твою, ты здесь делаешь? – возмущались они. – Мы собираемся увидеть тебя на следующей неделе, ублюдок. И тебе бы лучше победить. В это трудно поверить: ты что, блин, сейчас не на тренировке?

Я мог увидеть красивую девушку и поинтересоваться у парня: «Кто это?»

– Б… дь, Майк, я не знаю, – отвечал парень. – Я не знаю, кто она, но я иду с ней посмотреть поединок. А ты тренируйся, ниггер.

Это было хуже, чем когда я ошивался на улицах Браунсвилла. Ребята там не контролировали своих эмоций, они очень резко реагировали на проявление неуважения. Я как-то стоял там с парнями, и какой-то незнакомец подошел ко мне.

– Эй, как дела, чувак? – спросил он вполне дружелюбно.

Я хотел уже было ответить этому уроду: «А твои как дела?» – но тут вмешался один из моих приятелей:

– Эй, Майк, ты знаешь его?

– Нет.

– А почему тогда ты, мать твою, разговариваешь с ним?

Им не нравилось, когда кто-то подлизывался к другому. Они запросто могли сказать тому, кто подошел к нам: «Пошел нах… й! Оставь его в покое!»

Обитателям Браунсвилла не нравилось, когда вторгались в их пространство. Просто так в районе лучше было не появляться. Но ведь совсем другое дело, когда ты знаменитость. Поэтому я конфликтовал сам с собой, был в разладе со своими собственными инстинктами. Мне это было против шерсти, как говорили в центре реабилитации. Иногда все получалось слишком некрасиво. Не раз, когда я был в плохом настроении, за мной следовал навязчивый поклонник:

– Майк, я люблю тебя. Могу я получить твой автограф?

– Отъ… сь от меня, чертов урод! – отвечал я и надирал ему задницу. Честно говоря, я никогда не думал, что стану знаменитым.

Рассказывая все эти истории, я сам не могу поверить, каким тогда я был грубым невоспитанным чудовищем. Если ты не обрел под собой твердую почву, свалившаяся на тебя слава заставляет тебя чувствовать себя, блин, пустышкой. Плюс ко всему пьянки, девочки – все это сказалось на моих выступлениях. Парни, которых я должен был бы нокаутировать еще в первом раунде, держались и пять раундов, и шесть, а иногда и весь поединок. Безусловно, теоретически кто-то вполне мог быть одновременно и сексуальным тираннозавром, и чемпионом мира. Только на практике надо было добровольно отказаться от какого-то одного из этих званий. Сексом ты можешь заниматься в любом возрасте, но ты не можешь все время быть спортсменом мирового класса. Я, однако, выбрал секс.

Я тогда просто был несчастным человеком. Я не мог постичь, почему кто-то хочет быть со мной. Я сам не захотел бы быть с собой. Думаю, что это моя мать передала мне свою депрессию. Я не знал, что мне еще делать, когда я стал чемпионом. Я хотел только быть похожим на своих старых героев. Меня не беспокоило то, что завтра я мог умереть. Ранее я прочитал книгу об Александре Македонском – он предпочел несколько лет славы жизни в неизвестности. Так к чему мне беспокоиться, что я могу умереть? Разве в своей гребаной жизни мне еще следовало что-то ожидать?

У меня было все, что я хотел, но я не был по-настоящему счастлив. Окружающий мир больше не приносил мне счастья, а как стать счастливым изнутри, я не знал. Как я понял позднее, счастье – это ведь внутренняя работа. Находясь в состоянии такого уныния, безысходности и отчаяния, я сделал последнее, что я должен был бы сделать, – я женился.

Я женился на Робин, потому что она была беременна, а я был взволнован при мысли, что стану отцом. Это была единственная причина. Проблема заключалась в том, что это не Робин сообщила мне, что она беременна, а Джимми Джекобс. Он сам узнал об этом от Рут, матери Робин, которая позвонила ему. В то время я, конечно, не знал, что все это было полной фигней. Робин никогда не была беременна. Это была настолько конфиденциальная информация, что женщина, с которой я спал, не решилась даже сама сообщить мне ее.