Максим Максимович Литвинов: революционер, дипломат, человек - 3иновий Шейнис

В Лондоне знали, кого посылают на переговоры с Литвиновым. Когда началась мировая война, мятежные ирландцы не желали воевать за угнетавшую их Англию. Ирландцу О’Греди поручили особую миссию – провести мобилизацию ирландцев. Он выполнил поручение и получил благодарность короля и правительства.

О’Греди считался знатоком России. Вероятно, на том основании, что после Февральской революции вместе с Артуром Гендерсоном, секретарем лейбористской партии, прибыл в Петроград подбодрить Керенского и заставить истекающую кровью Россию продолжать войну.

Внешне О’Греди являл собой тип добродушнейшего человека. Выше среднего роста, необычайно полный, он был неизменно любезен, подчеркивал стремление к взаимопониманию. Только один раз скороговоркой заметил, что трудно найти общий язык со страной, которая-де уничтожила венценосную особу. Литвинов ответил, что если ему память не изменяет, в Англии дважды катились с плахи головы венценосных особ. О'Греди, переменив тему разговора, потонул в клубах сигарного дыма.

Во время бесед Литвинова с О’Греди почти все время присутствовал маленький, невзрачный человечек, сотрудник Скотланд-Ярда. Числился секретарем ирландца. Никогда не улыбался.

Переговоры шли медленно. О’Греди то и дело предлагал новый вариант обмена. Литвинов с железным терпением повторял советские требования: все военнопленные и гражданские лица должны быть освобождены и отправлены в Россию, Антанта снимает свой запрет на отправку их из Германии.

Каждые день-два ирландец прерывал переговоры. Запрашивал инструкции из Лондона. Литвинов выжидал. Поступался мелочами, настаивал на главном: все пленные и гражданские лица должны быть освобождены. О’Греди торговался:

– Вы нам даете двоих, мы вам – одного.

– Почему?

– Не все ваши хотят возвратиться в Россию.

Литвинов требовал встречи с теми, кто не хочет возвратиться. О’Греди говорил, что разрешение на свободное свидание он дать не может: это, мол, выходит за рамки его компетенции.

В начале декабря О’Греди, предъявив жесткие требования, крайне невыгодные для России, прозрачно намекнул, что, если Литвинов не подпишет соглашения, переговоры будут прерваны. Литвинов ответил, что должен все взвесить, запросить свое правительство. Все его шифровки отправлялись через датскую радиостанцию. И тогда Литвинову неожиданно сообщили, что радиостанцией он дальше пользоваться не сможет.

О’Греди продолжал настаивать на немедленном подписании соглашения. Литвинов начал заново обсуждать все пункты: первый, второй, третий…

О’Греди все больше нервничал, но тоже не уступал. Тогда Литвинов вручил ему заготовленный пакет.

– Что это? – спросил удивленный ирландец.

– Предложения Советской России о торговле с Англией, – ответил Литвинов. – Мы готовы покупать у вас товары. Платить будем золотом.

О’Греди растерялся, сказал, что должен изучить эти предложения.

Через три дня О’Греди возвратил пакет нераспечатанным – таков был приказ Керзона. Ирландец сказал, что прерывает переговоры и уезжает в Англию.

Но Литвинов выиграл еще семьдесят два часа.

В один из вечеров Литвинов и его сотрудницы, как обычно, ужинали в ресторане. Шведский бизнесмен, всегда вежливо раскланивавшийся с Литвиновым, принес запоздалую новость: красные разгромили Юденича под Петроградом. На следующий день бульварная копенгагенская газета поместила заметку. Утверждалось, что Коробовкина подписывала на фронте так много смертных приговоров, что у нее отнялась рука. Автором заметки был шведский журналист, сидевший накануне вечером за соседним столиком.

Победы Красной Армии сыграли свою роль. О’Греди не уехал в Англию, а возобновил переговоры. Больше того, стал сверх всякой меры вежлив. О, он не сомневался в том, что нельзя не считаться с такой великой страной, как Россия, даже если она называется Советской республикой. Секретарь ирландца отсутствовал – заболел. Датское министерство иностранных дел сообщило Литвинову, что он может по-прежнему пользоваться радиостанцией: запрета, оказывается, вообще не было, а чиновник, повинный в этой «ошибке», наказан.

После разгрома Юденича лопнула блокада. Верховный совет Антанты начал выказывать признаки благоразумия, признал желательным начать торговлю с Россией. Даже Керзон стал понимать, что другие страны могут опередить Англию. Окончательный разгром Деникина и изгнание англичан с Кавказа еще больше отрезвили «твердолобых», а наступление армии Фрунзе на Врангеля и вовсе вызвало в английском министерстве иностранных дел панику.

Литвинов был связан с Москвой тоненькой ниточкой – телеграммами, которые примитивным цифровым шифром кодировала Миланова. Он знал, какие титанические усилия предпринимают Владимир Ильич и его ближайшие товарищи, вчерашние подпольщики и эмигранты, ставшие теперь Советским правительством и, в сущности, не имеющие за плечами никакого опыта государственной деятельности. Из Копенгагена Литвинов особенно ясно видел, как гениальные ходы Ленина путают карты мощных и сильных противников, заставляют отступать и Лондон, и Париж, и всю Европу с ее умудренными опытом столетий дипломатами и министрами.

Но Литвинов понимал, что борьба только-только начинается, что предстоят еще долгие и жестокие битвы – теперь уже не на одних лишь полях сражений, но и в кабинетах дипломатов. И впереди не только победы, но много трудностей и, быть может, поражений…

Англия не отказалась от мысли задержать отправку военнопленных в Россию. О’Греди вдруг снова прервал переговоры, но тем энергичнее начал действовать представитель Скотланд-Ярда. К Литвинову стали подсылать провокаторов. Как-то днем к нему в гостиницу пришел незнакомец, назвавшийся представителем мебельной фирмы, домогался подтверждения сенсационных сведений о Советской России. Потом появился человек в матросской форме. Этот действовал и вовсе примитивно, нагло, требовал снабдить его революционной литературой. Литвинов не стал с ним разговаривать, попросил убраться. Потом из Стокгольма пришла весьма странная телеграмма. В ней было всего два слова: «Ere Kommen». Литвинов никак не мог понять, почему к нему из Стокгольма едет какой-то Еге. А через несколько дней в гостиницу ввалился человек в балахоне и отрекомендовался шведским журналистом. Сказал, что по дороге с вокзала в гостиницу три раза переодевался, чтобы сбить с толку полицейских шпиков. Литвинов прогнал и этого.

«Великолепная семерка» получила пополнение, в вестибюле и на этаже появились новые филеры. Хозяин отеля пришел в ярость, сказал, что Литвинов подрывает уважение к его гостинице и порядочные люди перестанут здесь останавливаться, возвратил внесенный Литвиновым аванс и потребовал немедленно выехать.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});