Операция «Северный полюс». Тайная война абвера в странах Северной Европы - Герман Гискес

Днем 1 сентября я выехал в Люттих – меня вызвали на совещание при штабе 3-Запад. На восток по всем дорогам шли непрерывные двойные колонны машин. Войска, годами стоявшие во Франции и Бельгии, покидали насиженные места. Порядка и дисциплины больше не существовало. Каждый из бойцов старался как можно скорее оказаться под иллюзорной защитой Западного вала.

Ночью 1 сентября я получил приказ эвакуировать ФАК-307 и все подчиненные ей формирования из Бельгии. Их следовало перегруппировать заново к северу от Альберт-канала и к востоку от Мааса. После жуткой шестичасовой езды навстречу потоку двойных колонн, слепо рвущихся на восток, мне удалось вернуться в Брюссель в полдень 2 сентября. Я не нуждался в информации о положении дел, так как своими ушами ясно слышал рев моторов отходящих колонн снабжения и стрельбу английских дивизий, наступавших на Брюссель с юга. В это воскресенье, несмотря на чудесную погоду, начиная от Тервюрена дорога была совершенно свободна. Отдельные немецкие машины на большой скорости удирали из Брюсселя, последние грузовики загружались перед немецкими штабами. В нашем собственном штабе на площади Промышленности еще оставался маленький арьергардный отряд, ушедший после того, как я выехал в сторону Рурмонда. Рано утром туда уже отправился второй эшелон – ожидалось, что враг захватит Брюссель тем же вечером.

Больше в городе никаких дел не оставалось, но мне было любопытно взглянуть на эвакуацию, и поэтому вместе с Вилли и Раммом мы объехали несколько немецких штабов, которые четыре года управляли городом.

В районном штабе люфтваффе раздавались сильные взрывы – уничтожался центр связи, а толпа грабила покинутый отель «Плаза», где размещался штаб Верховного командования. Я заметил двоих мужчин со старыми 8,8-миллиметровыми винтовками, охранявших частный дом, и узнал обоих. Это были переводчики из отдела IC штаба Верховного командования вермахта в Бельгии и северной Франции, которым приказал стоять на карауле их начальник, майор фон Вангенхайм.

Наши отношения с фон Вангенхаймом всегда были очень хорошими и дружественными. Я заскочил в дом, чтобы попрощаться с ним, и обнаружил, что майор, как обычно, работает с бумагами. Я удивленно спросил его, что он делает, и майор ответил – долг есть долг, только что пришел приказ оборонять Брюссель «со всех направлений». Я задал вопрос – какими силами он собирается выполнять этот приказ, – и он подвел меня к окну и генеральским жестом указал на переводчиков с их винтовками. Говорить нам было особенно не о чем, поскольку мы в целом сходились во мнениях по поводу событий последних шести месяцев.

Когда мы около 17.00 выехали в Антверпен, над величественным брюссельским Дворцом правосудия поднималось густое облако черного дыма. Толпа ворвалась в здание, чтобы сжечь архивы полиции и бельгийских судов. Вовсю шел грабеж зданий, которые ранее занимали немцы, солдатских казарм, офицерских собраний, мастерских и складов. Нигде не было видно ни солдат, ни полиции.

Шоссе на Антверпен вымерло, словно с лица земли исчезли и друзья, и враги. Мы долго ехали по обезлюдевшей стране, которую ни разу, несмотря на отличную погоду, не потревожили истребители-бомбардировщики, яростно носившиеся над всеми прочими бельгийскими дорогами. Гауптман Рипе, глава отрядов ФАК в Генте, был предупрежден и ждал меня в Антверпене с несколькими офицерами. Отталкиваясь от впечатлений последних дней, я заявил ему, что порядок и дисциплину следует поддерживать всеми возможными способами. Ночью они вернулись в Бреду с приказом продолжать свою работу в районе между Антверпеном и Альберт-каналом.

Перед отъездом в Люттих я отдал Линдемансу приказы на будущее. Он должен был остаться в Брюсселе и сразу же после захвата столицы установить контакты с разведкой наступающей английской армии. Его активная работа в качестве вражеского агента после 1940 года и связи с подпольем служили для него хорошей рекомендацией и должны были облегчить ему контакт с нужными людьми. Мы договорились, что он поступит на службу к англичанам как агент, действующий в тылу противника, и в первый подходящий момент вернется к нам через линию фронта. После этого ему следовало обратиться к первому встречному немецкому офицеру, чтобы тот отправил его к нам в Дриберген при помощи IC из ближайшего немецкого штаба. Мы заранее предупредили IC Верховного командования в Нидерландах, и тот был готов по паролю «доктор Герхардс» переправить в Дриберген любого человека, перешедшего линию фронта. Сумеет ли XX выполнить порученную ему задачу, оставалось так же неясно, как и все остальное в эти безумные дни.

Мы знали, что Брюссель и Антверпен с нетерпением ждут освободителей. Так почему бы и XX снова не встать открыто на сторону врагов? Что могла предложить ему побежденная Германия, кроме гарантированного расстрела, как только обнаружится его связь с нами? Что мог предложить ему я – командир маленького отряда разгромленной армии? Я решил устроить ему окончательную проверку, назначив последнюю встречу с ним вечером 2 сентября на голландско-бельгийской границе в Вюствезеле. Тем временем XX мог бы добыть для нас важную информацию.

Мы ждали XX до полуночи, но он так и не появился, и мы отправились в Бреду.

Утром 3 сентября полевой штаб в Бреде представлял собой картину мира и спокойствия – ни малейшего намека на то, что творилось в Бельгии прошлой ночью. Телефонная связь с Антверпеном прервалась в 4.00, и никто не знал, заняли ли англичане Антверпен – а может быть, они уже форсировали Шельду? В 16.00 нам удалось связаться с Хилверсюмом и выяснилось, что штаб Верховного командования в Нидерландах не имеет представления о ситуации на бельгийско-голландской границе. IC в отчаянии умолял меня без промедления отправиться на разведку в Антверпен.

Итак, назад в Антверпен!

До Вюствезела нам встретилось лишь несколько машин. Впервые мы свободно пересекали границу – пограничные посты стояли пустые. До Мерксема все шло хорошо, но, когда мы выехали на большой мост через канал в антверпенской гавани, вокруг нас внезапно засвистели пули. Невидимые снайперы, спрятавшиеся в больших складах на южном берегу канала, держали мост под обстрелом. Группы цивильных граждан и отдельные немецкие солдаты на северном берегу спасались, передвигаясь короткими перебежками и снова ныряя в укрытие. Мы нашли убежище, заехав в скопление домов на южном берегу.

Мимо нас постоянно пробегали все новые группы мужчин, женщин и детей. Попадались и отдельные немцы – летчики и моряки. Все они стремились к мосту, где начинались их безумные прыжки мартовских зайцев. Я остановил нескольких сержантов и гауптмана с правой рукой на кровавой перевязи, чтобы те доложили обстановку. Утром во многих местах города подпольщики открыли яростную стрельбу. В то же время со стороны дороги на Бом появились английские танки и после недолгого сражения с зенитной батареей ворвались в город, где еще сохранялись очаги сопротивления немцев. О серьезной обороне не шло речи, так как в городе не оставалось боеспособных немецких отрядов. Из донесений вырисовывалась картина, хорошо известная по Франции: бесчисленные примеры тех же самых ужасов, снова и снова повторявшихся в последние недели, – попытки стоять насмерть из соображений престижа, бессмысленная растрата сил, людские и материальные потери без какой-либо надежды на решительный успех. За прошедшие недели никто не взял на себя смелость дать приказ к отступлению. Гитлер присвоил право лично отдавать такие приказы!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});