Операция «Северный полюс». Тайная война абвера в странах Северной Европы - Герман Гискес

Не знаю, добился ли Патциг больших успехов, чем я. К сожалению, 1944 год не оправдал моих былых надежд на сотрудничество со станцией П.

В мае наш штаб обосновался в большом и надежном здании на площади Промышленности в Брюсселе. К тому времени в Бельгии сложилась напряженная и опасная обстановка. В Голландии мы не нуждались в дополнительной охране. Бельгия же стояла на грани гражданской войны, и здесь требовались особые предосторожности. Если не считать контактов с XX, ФАК-307 не имел прямых связей с подпольем, благодаря чему ему, в отличие от подразделений, размещавшихся в Брюсселе, Гейте, Люттихе, Антверпене и Лилле, было проще держаться в тени и тем самым избегать покушений. В обязанности ФАК-307 входила координация деятельности всех подразделений военной разведки, оценка их донесений и обеспечение связи со штабом 3 в Париже, куда поступали результаты всей немецкой контрразведывательной деятельности на Западе. Донесения, ежедневно поступавшие от нас в штаб З-Запад, свидетельствовали о непрерывном ухудшении положения. Число засад, нападений и инцидентов, связанных со взрывчаткой, к которым были причастны бельгийское и северофранцузское подполье, медленно, но верно росло в апреле и мае и резко подскочило после вторжения союзников. В июне, июле и августе мы ежедневно сообщали в среднем о тридцати – сорока вооруженных инцидентах и попытках саботажа. Их главной целью являлись железнодорожные узлы, мосты, шлюзы и прочие объекты транспорта и связи. В то же время развернулся кровавый террор против всех, кого подозревали в дружеских отношениях с немцами, и тех, кто вступил в формирования бельгийских СС. В течение этого периода было зверски убито много жен и детей бельгийских эсэсовцев, сражавшихся на русском фронте. Раскол в обществе, вызванный гитлеровской идеологией, в результате репрессий превратился в непреодолимую пропасть. Стрельба стала обычным делом. Всякий, кто работал в разведке или участвовал в охоте на вражеских агентов, в любой момент мог быть прошит автоматной очередью из-за угла. Резко увеличилось число кровопролитных стычек, в которых офицеры абвера и служащие ГФП были изрешечены пулями, что заставило нас принимать дополнительные меры безопасности.

XX тоже пострадал в этой напряженной атмосфере. Он получил пулю от перенервничавшего служащего ЗИПО.

ЗИПО получило информацию о том, что известный деятель подополья в определенное время посетит контору службы валютного контроля в Роттердаме. Откуда полицейским было знать, что это наш XX! Когда его пришли брать, Линдеманс не поторопился исполнить приказ «Руки вверх!» – я так и не сумел точно выяснить, не пытался ли он сам достать пистолет, – и его увезли в госпиталь с пулей в бедре. К счастью, рана оказалась неопасной.

Тогда мы организовали «похищение», которое прошло успешно, и распустили слухи, что Линдеманса освободили его друзья из подполья. Через две недели он вернулся в строй, встав на ноги благодаря заботам одной из многочисленных подруг. Вообще говоря, женщины были слабым местом Линдеманса, и в этой связи ему постоянно приходилось напоминать о бдительности, во всех прочих отношениях безупречной. Тем сильнее было мое изумление, когда однажды он пришел очень подавленный и спросил, нельзя ли устроить освобождение его жены и ребенка – их арестовала в Париже полиция безопасности во время налета на отель «Монтолон», настоящее логово подпольщиков. Несколько дней спустя я сообщил Линдемансу, что нам удалось освободить его близких, о существовании которых я прежде ни разу не слышал.

Состояние транспорта в тот момент было таким, что никто не мог сказать, сколько времени займет элементарная поездка в Париж. Однако XX, несмотря на все уговоры, рвался туда, чтобы лично убедиться, что с его родными все в порядке. Железная дорога между Парижем и Брюсселем практически все время бездействовала из-за саботажа и воздушных налетов, и большинство поездов ходило через Лотарингию и Люксембург.

Неделю спустя я с облегчением узнал, что XX вернулся в Брюссель. Этот человек был способен на самые невероятные сюрпризы. Момент, когда он объявлялся в последний раз, всегда четко запечатлевался в памяти, но было невозможно предсказать, где и когда XX появится снова.

В своей контрразведывательной деятельности мы использовали всевозможные источники информации, касающейся неминуемого вторжения союзников. В этом отношении повезло станции IIIF в Антверпене. Она наладила превосходные контакты с голландскими подпольными группами, которые подбирали и укрывали сбитых союзных летчиков, а затем переправляли их в Бельгию. Люди из антверпенского IIIF, прикидывавшиеся представителями бельгийского подполья, встречали летчиков на голландско-бельгийской границе и доставляли их в Антверпен. Здесь в большом доме, известном как «антверпенская труба», размещалось несколько служивших в абвере опытных лингвистов, играя роль деятелей секретного «центрального комитета» бельгийских проводников.

Летчикам по прибытии предлагалось заполнить печатный бланк по-английски, чтобы подтвердить их личность по радио – якобы так требовал Лондон в качестве меры предосторожности от немецких осведомителей, пытавшихся проникнуть в ряды организации под видом союзных летчиков. Если Лондон не подтвердит личность кого-либо из спасенных, в нем сразу же заподозрят осведомителя и он не покинет дом живым. Естественно, после такого разъяснения бланки заполнялись чрезвычайно тщательно и становились хорошим подспорьем для последующих серьезных допросов. После двух-трех дней пребывания в доме летчикам говорили, что Лондон подтвердил их личность и на следующий день их отправят к французской границе. Поскольку обычно в доме находилось не больше двух-трех летчиков, между ними и господами из «бельгийского комитета» вскоре завязывались близкие отношения, которые еще сильнее скреплялись хорошей едой и веселыми пирушками в компании молодых женщин – «подруг дома». Затем под видом бельгийцев, «помощников комитета», в доме появлялись следователи из люфтваффе, в ходе разговоров с летчиками получавшие важные сведения, касавшиеся всех сторон военных операций союзников.

Далее летчиков сажали в автомобиль с бельгийскими номерами, за рулем которого сидел человек из IIIF в штатском платье. На брюссельской автостраде машину останавливал патруль ГФП и изучал документы пассажиров, которых задерживали до тех пор, пока не будет установлена их личность. В документах, предоставленных «комитетом», летчики именовались «бельгийцами», чему, естественно, не соответствовал их акцент, и им снова приходилось заполнять на себя подробные анкеты, чтобы их не обвинили в шпионаже. В конце концов их как военнопленных забирала транспортная группа люфтваффе.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});