Бабочка - Кэтрин Харви

— Так будем торговать фирменными гамбургерами?

— Придется. И нам также придется снизить цену биг-мака на четыре цента.

— А как насчет курицы?

— Если мы все-таки решим торговать курицей, то надо будет это делать в какой-то другой форме. Может быть, барбекю?

На лице Беверли появилось выражение сильной заинтересованности, выражение, которое было хорошо знакомо Кармен.

По правде говоря, в отличие от Энн Хастингз, Кармен знала все, что только можно было знать о Беверли Хайленд.

Много времени прошло с тех пор, когда Кармен была просто уличной девкой в Далласе, и она сильно изменилась. Теперь у нее был диплом об окончании колледжа, она жила в хорошей квартире в Вествуде, растила смышленую и здоровенькую девочку, получала приличную зарплату, работая бухгалтером в Королевских гамбургерах, и у нее были хорошие друзья — Беверли, Энн и Рой Мэдисон. Но, как и Беверли, она не могла себе позволить забыть старое чувство обиды и ненависти. Раны были слишком глубоки, а воспоминания — слишком болезненны. Кармен знала, что Беверли жила только ради мести Дэнни, что каждый ее шаг — даже «Королевские гамбургеры» — был точно рассчитан для достижения конечной цели — стать богатой и могущественной и однажды заставить его заплатить за все, что он с ней сделал. Кармен сочувствовала Беверли. Она тоже мечтала о том, чтобы и один прекрасный день увидеть, как Мануэль получит то, что заслуживает. И, как и ее лучшая подруга, Кармен навсегда завязала с мужчинами.

В тот проклятый ноябрьский день в Далласе многие люди как бы перевернули новую страницу в своей жизни. Смерть Кеннеди неожиданно нарушила равновесие мира. Люди чувствовали себя брошенными, никому ненужными. Они старались искупить грехи, за которые их, очевидно, наказывали. В дни, последовавшие за убийством, снизились преступность, до невиданного уровня подскочила, посещаемость церковных служб, старые обиды были забыты, долги прощены, извинения произнесены. Давались клятвы и обещания Богу и друг другу. Люди начали внимательно присматриваться к себе и совсем не были довольны тем, что видели. Многие, как, например, Кармен, испытали что-то вроде религиозного откровения. Они должны были измениться, просто не могли не измениться после того, что произошло.

Но затем, по мере того как шок от случившегося проходил и мир возвращался к нормальной жизни, клятвы и обещания стали забываться, и большинство людей вновь зажило по-старому. Но только не Кармен Санчес. Такая неожиданная и безвременная смерть человека, которого она любила и уважала, оставила слишком глубокий след в ее душе. Она сдержала свое обещание Богу. С этого момента ее жизнь стала чистой и безгрешной.

Бывали, конечно, моменты, когда она чувствовала большую любовь и снисхождение к миру, окружавшему ее, — например, когда учителя в колледже хвалили ее, или когда она закончила школу бизнеса университета в Лос-Анджелесе, или в тот день, когда Роза пошла в детский сад, — в такие моменты Кармен как бы прощала обществу его несовершенство, становилась более терпимой и снисходительной к нему. Это случалось нечасто, но когда это происходило, Кармен чувствовала жалость по отношению к Беверли, видя, как целеустремленно и напряженно она добивается своей цели.

Кармен знала, какие кошмары преследовали Беверли. Хайленд. Она знала, как сильно Беверли любила детей, — достаточно было посмотреть, с какой любовью она возилась с Розой, — но не могла иметь своих детей. Кармен также знала, что Беверли однажды рассчитала, когда должен был родиться ее ребенок, и каждый год наедине сама с собой отмечала этот несостоявшийся день рождения.

Кармен внимательно посмотрела на Беверли, склонившуюся над газетными вырезками о Дэнни Маккее, ее светло-платиновые волосы красиво блестели в свете ламп, и подумала о том дне, когда Беверли все-таки встретится с Дэнни снова.

— С тобой все в порядке? — спросила Кармен, допив Фреску. — Я должна зайти в школу за Розой.

Беверли взглянула на нее и улыбнулась.

— Со мной все в полном порядке, Кармен. Приведи Розу сюда. У меня для нее есть подарок.

— Опять? Ты испортишь ее прежде, чем у меня появится шанс сделать это!

Оставшись одна, Беверли снова принялась за газетную вырезку. Это было сообщение о происшествии в Викторвилле.

Маленький заголовок гласил: «Местная женщина обвиняет Дэнни Маккея в смерти мужа.»

Беверли запомнила имя: миссис Мэгги Керн. Затем она открыла ящик стола и достала карту Калифорнии.

Энн понимала, что напугана до смерти. Это, конечно, было смешно, потому что секс так же естественен, как еда и сон. И все им занимаются.

Она очень старалась относиться ко всей этой истории спокойно. Энн сидела, скрестив ноги, на полу комнаты Стива (она была удивлена и разочарована комнатой и беспорядком, царившим в ней), вежливо слушала Пинк Флойд, включенный почти на полную мощность, пила вино и рассеянно кивала, пока Стив долго и нудно рассказывал о Баба Рам Дасе и психологическом движении. Он употреблял такие слова, как сводящий с ума, не от мира сего, высший класс. В его комнате висели Плакаты Питера Макса и стояли свечи в форме гениталий.

Допивая уже четвертый стакан вина и почти оглохнув от Благодарных мертвых, Энн вдруг поняла, что Стив с его седеющей бородой, кольцами в ушах и часами Булова на самом деле был пустышкой, обманщиком. Но все же он был мужчиной, и он пообещал ей немного хорошего секса после того как они выкурят по паре косых. И на самом деле он уже начал лапать ее, что означало, что пора было идти в другую комнату и позаботиться о диафрагме.

Чем меньше времени пройдет между тем, как ты вставишь диафрагму, и самим актом, — учила ее медсестра в консультации, — тем лучше. Ты, конечно, можешь вставить ее заранее, но тогда спермицид потеряет свою эффективность.

Сейчас Энн соблюдала все меры предосторожности. Меньше всего на свете она хотела забеременеть.

Она быстро сняла трусы и засунула их в сумочку. В соседней комнате музыка сменилась на медленную и приятную, что означало: Стив был готов и ждал ее. Энн ужасно хотелось казаться опытной и повидавшей виды. Она бы, наверное, просто умерла, если бы он догадался, что это ее первый раз.

Диафрагма была мягкая и эластичная посередине и с жестким ободком по краям. Достав противозачаточный крем, Энн густо намазала им этот ободок и добавила еще немного в середину. Затем она спрятала крем в сумочку. Она не хотела, чтобы Стив случайно нашел его здесь, если вдруг зайдет сюда. Он был против всяких там противозачаточных штучек. Считал это мещанством, обывательщиной, лишающим секс элемента неожиданности, спонтанности. Сексом, по его мнению, надо заниматься только тогда, когда твой дух полностью свободен, ничем не связан, не озабочен.

Сложи ее вот так, — показывала ей медсестра в консультации. — Держи диафрагму между двумя пальцами и сожми ободок вот так. Это для того, чтобы вставить ее. Во влагалище она сама раскроется и плотно перекроет вход в шейку.

В кабинете врача все казалось так легко, а сейчас у Энн дрожали руки, и она намазала слишком много крема, да еще эта проклятая штука никак не поддавалась.

Наконец ей удалось сжать ее, но как раз в тот момент, когда она собиралась вставить ее, диафрагма выскользнула из пальцев, пролетела через всю комнату, ударилась о стену и сползла по стене за шкаф.

Энн в ужасе смотрела на стену.

— Энн? — послышался голос Стива из-за двери. — С тобой все в порядке?

— Иду!

Торопливо поправив юбку, она подошла к двери и открыла ее.

Он был абсолютно голый.

— М-м-м, — пробормотала Энн.

Стив взял ее за руку и повел в комнату, где Донован пел что-то приятное. Сердце Энн колотилось. Она никогда в жизни не видела пенис. Конечно, в наши дни его можно увидеть даже на плакатах, но в реальной жизни последний раз она испытывала что-то вроде близости четырнадцать лет назад, когда она еще училась в школе, и они обнимались с каким-то мальчиком и тискались темноте.

Стив потянул ее вниз на огромные диванные подушки и стал целовать.

Энн тоже старалась войти в роль. Она делала все, что обычно делают, когда занимаются любовью, старалась как-то возбудить себя (потому что он этого совершенно не делал), но все, о чем она могла думать, была диафрагма за комодом и то, как не защищена она сейчас. Может быть, ей надо остановить его, подумала Энн как раз в тот момент, когда его рука полезла ей между ног.

Но она зашла уже слишком далеко, и ей так не хотелось больше быть посмешищем, сейчас, когда, казалось, больше не осталось уже девственниц.

— Подожди, — сказала она, почти не дыша, почувствовав, как он пытается войти в нее. Она не была готова. Ее блузка все еще была не рассегнута. Он ни разу даже не попытался коснуться ее груди, что ей было необходимо.

Стив был сверху ее, его глаза закрыты, и он пытался войти в нее с такой настойчивостью, что это встревожило Энн.