Сага о Северных островах - Наталья Викторовна Бутырская

подумать, а уж потом говорить.

— Я не знаю никого из сарапов, кроме матери. Она часто говорила, что для сарапов нет никого важнее семьи. Еще она говорила, что семья может быть не только по крови, но и по сердцу.

— Но ее-то продали! — не удержался я.

— Да. Кто-то из ее семьи поступил неправильно, и чтобы загладить вину, семья вынуждена была отдать ее в рабство. И мать не винила своих родителей. Она считала, что они поступили верно. И с тех пор, как я решил стать хирдманом, я искал такую семью. То ли из-за внешности, то ли еще из-за чего-то я никак не мог найти хороший хирд. Как-то было, что я несколько зим ходил с одним хёвдингом, и хирдманы были дружны. И хотя серебра мы почти не получали, выполняли мелкие поручения в обмен на еду и одежду, мне всё было по сердцу. А потом хёвдингу надоела такая жизнь, он осел на земле и распустил хирд.

— А ты чего?

— Когда-то я поклялся, что стану хельтом и отыщу семью матери в сарапских землях. Без хирда как я получу столько рун?

— Потому ты и пришел к нам?

— Да. За три зимы ты из двурунного стал восьмирунным. Может, и я смогу исполнить свою клятву? И еще я внимательно слушал и смотрел. Многие воины в вашем хирде с самого начала и не хотят уходить. Вы друг другу как братья. Сейчас у вас в семье разлад, но братья всегда мирятся.

— Это ты глупость сказал, — рассмеялся я. — Есть братья, которые убивают друг друга ради наследства.

Но слова Коршуна заставили меня кое о чем задуматься.

— Слушай, а кто из новых хирдманов думает так же? Кому бы ты доверился? Сегодня мы уйдем из Мессенбю по одному делу, и сначала я думал оставить всех, кого мы набрали в последние дни, в городе. Но вот тебе я верю!

— Как по мне, Бродир Слепой достоин доверия. Ему часто не везло, он устал от неудачливых и тупых хевдингов, да и дар у него не особо хорош. Если он поймет, что ульверы надолго, то будет как Вепрь. Синезуб слишком прост и глуп для предательства. Скарв жаден. Если будет думать, что с ульверами получит больше серебра, никогда не предаст. Лундвар Отчаянный недаром получил свое прозвище, за добрую драку сам готов заплатить, потому к ульверам и пришел.

До Живодера Лундвару по отчаянности далеко, но нашим пробным боем он наслаждался.

— Братья Эйвинд и Эдвард, Старший и Младший, слишком любят выпить, ни разу не пропустили. Как воины, они неплохи, и их дары дополняют друг друга, но я бы не стал им пока доверять.

Они не были двойней, как Ленне и Нэнне, но дары у них сходные. Старший силен и стоек, предпочитает тяжелый железный щит и молот, а Младший юрок и ловок, дерется без щита мечом и кинжалом.

— Свистун… Кажется, у него какое-то трудное условие для дара. Он очень опытный воин, но он пережил больше сорока зим, а всего хускарл. Себе на уме. Закрытый человек.

Бой с ним дался тяжелее всего, и не из-за даров. Свистун по мастерству не уступал Гачаю, и я хотел бы поучиться у него, благо и оружие у нас одинаковое. А еще он любил насвистывать себе под нос, потому и прозвище такое.

— Беспалый, — Коршун задумался. — Я понимаю, почему хёвдинг взял его. Дар у него хорош, любой бы такой хотел, да слишком уж он озлоблен. Лает на всех, огрызается, ненавидит и себя, и других. С ним и так хлопот не оберешься, а уж брать с собой на сложное дело…

— Ты будто с ним давно знаком.

— Сталкивались. Он уже тогда без пальца ходил. Слышал, что он хотел Мамировым жрецом стать, даже палец себе отрубил под корень, но без толку.

Мы почти дошли до «Сокола». Я остановился, заглянул в глаза Коршуну.

— Не люблю сарапов. И рабов тоже. Но вообще плевать, какой ты крови и кто родители. Если хоть как-то навредишь мне или ульверам, я убью тебя.

Его черные чуть раскосые глаза смотрели на меня прямо и открыто.

— Согласен.

Я пробормотал:

— Простодушный мне голову оторвет…

Мы с Херлифом, Эгилем и Вепрем уже думали, как лучше отделить новых хирдманов и не вызвать подозрений. Беда в том, что мы рассчитывали на излечение Альрика и что у нас будет еще несколько дней после. А тут всё быстро и неожиданно. У Беззащитного еще не зажили раны после Живодера, я еще не разобрался с хирдманами. А оставить их в Мессенбю значило оставить их с Росомахой.

Булочка зря время не терял и собрал ульверов на корабле. Хакон сидел на палубе, положив меч на колени, возле Альрика и что-то тихо говорил ему. Вот же! Мы еще не поняли, пришел хёвдинг в разум или нет, тварь говорит за него или нет.

Наверное, я мог бы взять хирд на себя сейчас. Но после Альрик уже не сможет быть хёвдингом, как прежде, а мне это было не по нраву.

Я глубоко вдохнул и зашагал к Беззащитному.

— Альрик, тебе уже сказали? Скоро подойдут люди Косматого. Надо готовиться к отплытию.

Он повел плечами, чтобы почувствовать тянущую боль в спине.

— Почему не позвал меня на разговор? — негромко сказал Альрик. — Кто союзники? Где будет бой? Нельзя ли выловить ярла в море? И вообще, не много ли на себя берешь?

— От этого зависит жизнь моего сына. Ты обещал помочь. Если я ошибся, тогда отвези меня и людей Косматого в Сторбаш и уходи.

Хёвдинг помолчал.

— Фастгер умер, — неожиданно сказал он.

— Знаю.

— Это моя вина.

— Да.

— Я не помню, как получил руну. И сейчас… я чувствую это вот здесь.

Он ударил себя кулаком в грудь.

— Хочу вспороть кожу, разрубить ребра и вырвать это оттуда.

— Эмануэль… — начал было я.

— Он не поможет. Тогда не помог, а сейчас и подавно.

— Живодер?

— Безумный бритт? Ну да. Живодер и его ножи. Ты не думал, что так мы подкармливаем Бездну внутри него?

Разговор прервал мерзко-радостный голос Росомахи:

— А что, мы куда-то уходим? Альрик, ты что, забыл про нас? Ого, какой боевой малыш! Тоже пришел, чтобы стать хирдманом?

Хакон встал во весь цыплячий рост, раскрыл рот и тут же закрыл, увидев за спиной Росомахи меня. Я сделал знак, будто перерезаю себе горло.

— Да, — ответил мальчишка. — Но не сейчас. Потом.

— Эт правильно! Доброго хирдмана нужно с колыбели растить. Так что за хлопоты? Неужто поручение какое появилось? На кого нынче идем? На тварь или, может, на великана?

У меня задергалось что-то возле