Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поэтому:
А)листовки содержат только «проблемы», на события непосредственно не откликаются, недопустимо запаздывают, а то и вовсе нет…
Б) немцы разрешают любые листовки, каждой части. Откликаются на каждое событие, местное и международное. А мы ответить не можем».
Пантелеймон Кондратьевич обратил внимание и на то, что немецкие листовки удачно маскируются под советские:
«По форме и содержанию на заглавном листе советские «вперед на врага», внутри К. Р. (контрреволюция. — Б. С)».
Шесть дней спустя Пономаренко отметил наступивший перелом в настроении народа и армии по сравнению с первыми месяцами войны:
«У нас при отступлении не было слышно, чтобы пели части. Идиотом посчитался бы тот, кто слушал патефон. Приезжавшие артисты и эстрадники были ненужными. Слушать их не хотелось, смеяться мало кто мог. Положение было тяжелое, народ и армия думали. Шел тяжелый процесс накопления уверенности в своей победе, несмотря на тяжелые потери. Теперь положение тоже не легкое, на фронтах кровопролитные бои, но народ и армия закалились, получили опыт, уверенность в победе полная, и зазвучали песни на марше, на отдыхе, заиграл и патефон, появились артисты и эстрадники. Их хотят слушать, звучит здоровый смех».
Пантелеймон Кондратьевич сетовал, что по радио звучит не та музыка:
«В передачах радио слишком много классического. До Шостаковича нужно дорасти. А прекрасные марши русских полков, особенно гвардейских. Старинные песни русские. Почему композиторы не пишут марши наших гвардейских дивизий. На фронте артисты гнусят старье какое-то, ничего фронтового, веселого, или наивное до предела. Песни этой войны нет. Пока наиболее любимая Дальневосточная партизанская. Песни партизан тоже нет».
Пономаренко обратил внимание на то, что многие советские листовки чересчур абстрактны и не способны проникнуть в душу германского солдата:
«Прощай, Москва, — долой Гитлера» (лозунг на одной из главпуровских листовок. — Б. С.) под Ленинградом или на юге не понимают. Это для нас Москва символ, а для немца это география…
Существуют отделы по работе среди войск противника во всех политорганах. По-видимому, они будут проводить свою работу среди покойников. Они, эти отделы, не только сами ничего не делают, но и не дают делать другим. И не думают, что можно сделать. Вбили себе в голову, что немцы в блокированных гарнизонах дерутся до последнего и не сдаются. Легче всего составить себе убеждения какие-либо и отказаться от работы.
Конечно, сдаваться будут мало, если А) не будем совершенно обращаться с толковыми листовками, Б) если будем расстреливать пленных на виду у немцев (под Холмом перебили группу, шедшую из города к нашим частям с поднятыми руками)».
Тогда же, весной 1942-го, Пономаренко обратился к Сталину со специальной запиской, где говорил, в частности, о необходимости более грамотно вести работу по разложению неприятельских войск:
«Для организации и руководства политической работой по разложению немецких войск в Политических управлениях фронтов имеются специальные отделы, а в Политических отделах армий — отделения. С самого начала войны эти отделы и отделения совершенно бездействуют, они не нашли ни форм, ни способов работы среди немецких солдат.
Некоторые наши товарищи из фактов зверств, упорства немецких солдат в обороне, из сравнительно малого количества сдающихся в плен делают неправильный вывод об абсолютной политической спаянности немецкой армии и, следовательно, отсутствии условий для работы среди них.
Это далеко не так. Местные жители освобожденных районов рассказывают о том, что они встречались часто с боязливыми попытками проявления симпатий к Советскому Союзу со стороны немецких солдат. Об этом же говорят оставлявшиеся кое-где на стенах домов, сараев надписи: «Да здравствует Советский Союз!», «Да здравствует товарищ Сталин!», сделанные на немецком языке тайно немецкими солдатами. Об этом же говорят все учащающиеся случаи расстрелов немецких солдат за различные высказывания и расстрелы при попытках перебежать на нашу сторону. Мы знаем случаи, когда целые группы немецких солдат расстреливались за антивоенную пропаганду.
Надо также учесть, что в связи с огромными потерями немцев в армию пришли старые возраста, более думающие и более цепляющиеся за жизнь. Среди них много людей, состоявших в социал-демократической и коммунистической партиях Германии, сочувствовавших компартии Германии, в свое время голосовавших за нее при выборах в рейхстаг. Наконец, в германской армии есть много людей, родственники которых убиты или заключены в концлагеря фашистами. Поэтому, независимо от политической оценки поведения германского рабочего класса, несмотря на то что многие германские рабочие испорчены гитлеризмом, ошибочно думать, что среди этих людей не стало элементов, ненавидящих Гитлера, что среди них не стало людей, в той или иной степени симпатизирующих Советскому Союзу, или людей, сомневающихся в справедливости затеянной войны, людей, ищущих выход из войны.
Следовательно, почва для политической работы по разложению германской армии есть…
До сих пор не направлен в войска противника ни один распропагандированный немецкий солдат. Не выявлены среди пленных бывшие германские коммунисты, которых можно было бы подготовить и послать обратно для работы. У нас существуют долгие годы институты иностранных языков, в них обучались и выпущены десятки тысяч людей, а мы не можем послать одну-две сотни людей, знающих немецкий язык, к нашим товарищам — подпольщикам на оккупированную территорию для того, чтобы, обосновавшись там и поступив даже на службу в местные органы или переводчиком, можно было бы практически начать работу среди немецких солдат.
Единственным пока способом работы среди немецких солдат являются листовки. Но их издание почему-то жестко зацентрализовано. Не только дивизии, но даже армии не имеют права выпускать листовки, обращенные к немецким солдатам. Такая централизация, кроме вреда, ничего не приносит. Листовки из Главного Политического управления приходят с опозданием, часто вовсе отсутствуют. Посвящены они главным образом общим для всех фронтов вопросам. Конечно, эти общие листовки нужны, но чаще всего нужна листовка оперативная, по конкретному поводу. Например, на сбитом самолете захвачены тюки писем к солдатам окруженной немецкой части. Целесообразно было бы во все письма вложить по листовке, запечатать и в этих же тюках ночью сбросить. По идее хорошо, но практически невозможно, так как листовку может составлять только ГлавПУРККА или фронт. Политические работники армии этим недовольны. Немцы сбрасывают много листовок… Они разбрасывают листовки, обращенные непосредственно к дивизиям, с указанием их номеров и командиров. Например, как только появился у нас корпус Лизюкова, они тотчас над ним разбросали листовку с критикой его брошюры. Листовка озаглавлена «Чему учит нас Герой Советского Союза т. Лизюков». Появилось пополнение из Средней Азии, тотчас же появились немецкие листовки на узбекском, казахском, татарском, туркменском и башкирском языках (справедливости ради замечу, что татары и башкиры к Средней Азии никакого отношения не имели, поэтому непонятно, почему Пантелеймон Кондратьевич связал появление листовок на татарском и башкирском с прибытием среднеазиатского пополнения. — Б. С). А мы не можем этого делать, хотя знаем, что в сосредоточенных в районе Витебска резервах немцев есть французы, итальянцы, венгры, испанцы, австрийцы. Знаем также, что в районе Лиозно, начав с драки между офицерами, разгорелся настоящий бой между пятитысячной частью французов и немцами (это сообщение было «уткой» чистой воды. — Б. С.). Было много убитых и раненых. Французская часть была немедленно увезена.
Неужели ГлавПУРККА одним-двумя мастерами — составителями листовок надеется охватить все и использовать все подчас необычные возможности на всех фронтах. Этого никогда не будет. Получается, что немцы нами же поставлены в этом отношении в преимущественное положение. Эта централизация, безусловно, должна быть отменена. Листовки должно быть разрешено выпускать армиям и даже, по мере надобности, политотделам дивизий».
Пантелеймон Кондратьевич высоко оценивал немецкие пропагандистские материалы:
«Геббельсовская служба пропаганды разработала целую серию психологических приемов воздействия на солдат и обывателя. Мы ни в коей мере не должны пренебрегать изучением форм и содержания этой пропаганды для того, чтобы преподносить немецкому солдату наш пропагандистский материал в том виде, к какому он психологически привык. В отношении пропаганды среди наших— войск и населения немцы это делают довольно последовательно. Листовки, разбрасываемые ими сейчас, по форме и внешнему виду, если не вчитываться в них, — наши листовки. Например, изображается красноармеец, идущий в атаку с возгласом: «Вперед на врага!» — а на обороте фашистское содержание этого лозунга. Все их газеты, издаваемые для населения, по внешности буквально копируют наши газеты. Издаваемая немцами «Правда» по формату, набору, заголовку и расположению материала копирует нашу «Правду», заголовки статей даже по смыслу наши. Чтобы определить контрреволюционный смысл, необходимо вчитаться в газету.
- Четырехсторонняя оккупация Германии и Австрии. Побежденные страны под управлением военных администраций СССР, Великобритании, США и Франции. 1945–1946 - Майкл Бальфур - Биографии и Мемуары / Исторические приключения / Публицистика
- Народное дело. Распространение обществ трезвости - Николай Добролюбов - Публицистика
- Оккупация - Иван Дроздов - Публицистика
- Переводчик Гитлера. Статист на дипломатической сцене - Пауль Шмидт - Биографии и Мемуары / Публицистика
- Продажные журналисты. Любая правда за ваши деньги - Удо Ульфкотте - Публицистика
- Кремлевские «инсайдеры». Кто управляет экономикой России - Александр Соколов - Публицистика
- Прибалтийский фашизм: трагедия народов Прибалтики - Михаил Юрьевич Крысин - История / Политика / Публицистика
- Война, какой я ее знал - Джордж Паттон - Публицистика
- Власть Путина. Зачем Европе Россия? - Хуберт Зайпель - Биографии и Мемуары / Прочая документальная литература / Политика / Публицистика
- Советский Союз: мифы и реальность - Игорь Станиславович Прокопенко - Публицистика