Ода на рассвете - Вирсавия Мельник

так, как он бы захотел.

Леонид видел мир в доме, доброту сердечную и заботу. Ни слова обиды, гнева или упрека. Он никогда не знал о такой жизни и не верил, что таковая, в принципе, реальна. Садовский понимал, что это не театр, это всё взаправду, и правда пугала его.

Первые дни для Тихона были особенно тяжелы, но понемногу ему становилось лучше. Он это ощущал и боялся, боялся и не знал, что с ним происходит. Внутри- пустота, которая не даёт ему покоя и жаждет быть заполненной до краёв. Но чем заполнять, если всё разрушено?

Лиза провозилась над ним целый час. Она снова обработала раны (водка как раз пригодилась), перевязала их и дала больному настойку. Марья Петровна, тем временем собрала Юру и вышла с ним на свежий воздух. Роман и Саша кололи дрова.

Леонид ни на что не смотрел, ни на что не обращал внимания. Он был в своих мыслях, глядя только прямо перед собой, в потолок.

— Ну, давай, рассказывай про своего Бога, — выцедил Садовский Лизе, будто бы делая одолжение.

Лиза задержалась:

— Дела говорят красноречивее слов.

Командир перевел свой взгляд на неё.

— Для чего же вы со мною возитесь?

— Мы не возимся, а заботимся о вас, — уточнила Мохова, убирая запачканные самодельные бинты.

— Почему же?

— Потому что мы любим вас.

— Лю… Любите?! — ошеломел Леонид. Одно открытие было для него пуще предыдущего. Его оказывается кто-то любит. В голове не укладывается! Прошло немного времени прежде, чем он решился спросить: — Как так, любите?

— Так, как это делает Бог. Мы учимся у Него.

— Почему вы так в Него верите? Что Он вам даёт? Какая польза от этой веры?

— Как же я могу не верить в Того, Кто создал весь мир, Кто меня создал, Кто окружает меня безграничной любовью Своей каждый день и каждый день говорит и укрепляет меня? Как я могу не верить в Того, Кто даровал мне жизнь?

Вы говорите о пользе веры. Верят не ради корысти, а ради самой веры.

Жизнь бессмысленна и пуста, если в ней нет Бога.

— Что за глупость?! Ты никогда Его не видела!

— Я Его вижу всякий час.

— И даже тогда, когда узнала о том, что я сделал… что я убил?

— Да, даже тогда.

Леонид замолчал. Где-то он встречал такую уверенность. Где-то он слышал такие слова. Садовский вспомнил: это был разговор с Федором Моховым в день его ареста. У командира засосало под ложечкой, а в голове поднялся настоящий шторм. Из всего он мог понять только одно, и оно было выбито клеймом у него на лбу: убийца. Что бы Моховы ему ни рассказывали, как бы ни прощали, он сам себя не мог простить, и сам себе не мог помочь. Это был приговор. Назревает война. Либо Леонид приговор, либо приговор Леонида. В зависимости от того, кто одержит победу, тот и будет жить.

Садовский долго думал.

— Позови Романа, — попросил он Лизу. Оставив свою возню, она выполнила его просьбу.

— Его нет, — вернувшись, сказала Лиза. — Саша уговорил Романа на охоту. Марья Петровна поведала.

— Сядь рядом. Ничего не спрашивай. Ничего не говори. Просто выслушай. Что посчитаешь нужным, расскажешь своему брату. Никаких вопросов. Умоляю, сядь! — Садовский говорил решительно. Очевидно, что-то серьезное. Взяв табурет, Лиза села у его постели. Она терпеливо ждала. Леонид снова смотрел в потолок, сосредотачивая себя. Он сглотнул.

— Просто выслушай меня… — начал он довольно спокойно. — Много я насобирал за всю недолгую жизнь, носил, растил… Больше я этого груза не выдержу.

Скажешь, что исповедоваться нужно перед Богом. Он же везде… Пускай слушает, если Он есть. Во всяком случае, тебя я беру в свидетели.

Лиза хотела вмешаться.

— Я просил просто слушать, — напомнил Садовский так же спокойно (что весьма удивило Лизу). — Всё началось очень давно. Мне было лет семь, и я жил в счастливой семье. Мои родители очень любили друг друга. Они работали у барина, у Андрея Мохова. Были у него на хорошем счету, поэтому жили в достатке. Всё бы ничего, да вот барин послал моего отца и его друга с ответственным поручением. Там отец и загинул. Его звали Петром, а товарища его- Иваном. Знакома история, правда? — грустно улыбнулся Леонид. — Цыган ее хорошо рассказал. Я до недавних пор знал ее до того момента, когда Иван сбежал.

Я лишился отца… Ты не знаешь, что это. Ты не знаешь, как живется вдове и сироте. Ты не знаешь, как это жить впроголодь. Не таю, барин матери помогал, но это было совсем не то… Я стал изгоем. Когда у тебя нет отца, ты остаешься без имени и без защиты. Тогда я поклялся, что буду идти на всё и через всех, но я никогда не вспомню, что такое беднота и черствый хлеб. Ещё я дал слово, что накажу виновников моих бед: это семью Моховых и Ивана убийцу. Ивану отомстить не успел: сам на себя руки наложил. Но Моховым- я постарался. Теперь ты знаешь житье-бытье без обоих родителей, знаешь боль, знаешь голод и нужду, знаешь отвержение и беспомощность, знаешь месть… Благодаря мне, — Садовский криво поднял губы. — В моей мальчишеской голове только зарождались эти идеи.

Я упорно работал, чтобы как-то помочь матери. Она ни на что не жаловалась, принимая всё как должное и даже с благодарностью. В то время Андрея Мохова уже не было в живых, и Федр Николаевич стал полноправным хозяином поместья. Дела он вёл на зависть хорошо, деревня процветала, мастерская давала в двое больше дохода, а сам обзавелся супругой и двумя детьми. Моя мать, работая в усадьбе, попала под их влияние. Молодые Моховы не ходили молиться в церковь каждое воскресенье. Они были вольнодумцами и читали Библию без батюшки. В отличии от мамы, я этого не принимал и смиряться не собирался.

Мне удалось собрать единомышленников. Это были мальчишки, мои ровесники. (Один из них был мой сосед, муж Дуни, пропавший без вести алкоголик). Мы собирались поставить барина на колени перед народом. Думали, что можем всё и станем героями. Вольная крестьянам была выдана давно, а мы всё ещё мечтали о свободе и винили во всех бедах Мохова. Это я им внушал то, чего нет, и шел к своей цели.

Однажды мы решили пойти на шантаж. Нам казалось, что это самый хитроумный план. Сначала украсить у барина ценные бумаги, а потом требовать за них чего душа пожелает. Мы залезли на дуб. Он и сейчас стоит у усадьбы. В