Ода на рассвете - Вирсавия Мельник

чуть ли не причитала няня.

— Но я же спас его! — всё время повторял в своё оправдание Саша. Когда накал наказания доходил до полного запрета прогулок, он вдруг сказал: — Там Юра! Смотрите! — Сестра и няня тут же взглянули на Юру. Он времени не терял. Пока все сосредоточены были на Саше, мальчик оставил свои старые игрушки, заинтересованный новой и живой. Юра потопал к зайцу, лежавшему на полу, и начал его гладить. Сначала это были короткие, опасливые прикосновения одним пальчиком. Мальчик сначала боялся зайца не меньше, чем заяц его. Потом Юра осмелел и прошелся по шерсти всей ладошкой. Ему это занятие очень понравилось. Он гладил, хлопал в ладоши и смеялся. Затем снова гладил, снова хлопал в ладоши и снова смеялся.

Зрелище забавляло всех.

Саша присел рядом с ним на корточки и произнес:

— За-яц. Это заяц. Юра, скажи: заяц!

Юра внимательно выслушал своего учителя и выговорил что-то вроде: «С-а-а-с».

И няню, и Лизу увиденное обрадовало так, что они совершенно позабыли о своей рассерженности на Сашу. Младшего Мохова переодели, напоили горячим чаем и пропарили ему ножки. Зайца Лиза осмотрела, рану обработала и туго перевязала. По ее суждениям, заяц поправится недели через две-три с учетом хорошего и полноценного питания. Его спаситель обещался обо всем самолично позаботиться.

— И ещё. Для зайца нужна клетка и теплая подстилка. В доме он должен занимать только одно место, — советовала Лиза. — Днём его лучше в клетке выносить на улицу. Это пойдет ему на пользу. И только на ночь я разрешаю его заносить сюда. Саша, ты всё уяснил?

— Угу! — сорбал чай мальчик.

— Ну, вот и хорошо! Он скоро станет на свои лапки, и ты его отпустишь на волю.

— Нет! — возразил Сашка.

— Нет?

— Я подарю его маме и папе. Вот радость-то будет. Я не думал об этом раньше. Я только что это решил. Ну, конечно, я сначала придумаю ему имя, а потом отдам.

— Саша, чур ты за своего питомца отвечаешь, — пригрозила Марья Петровна и мальчик дал честное слово.

— Вы представляете, маме и папе столько времени никто ничего не дарил, а я подарю им зайчика. Живого зайчика! Какой он милый и мягкий! Им понравится! Я уверен! — воображение Саши строило самые прекрасные сцены их встречи. Он представлял их объятия, их слова, их тепло, их улыбки. — Эх, скорее бы…

XI

Прошёл ещё месяц их тихого, отрезанного от мира обитания. Кеша, так, в конце концов, назвал Саша зайца после долгих убеждений няни, что Лев — это неподходящее имя, совсем окреп. Мальчик за ним ухаживал, соблюдал все Лизины рекомендации, кормил корой кустарников и зеленью, добитой из-под толщи снега. Все его разговоры и грезы были о том, что вот-вот он подарит Кешу затосковавшим родителям, что все-все скоро будут счастливые-пресчастливые.

Юра заметно подрос и окреп. Его баловали, а он в отместку всех веселил и забавлял в этой глуши. Рыба, дичь, злаки, коренья и чаи местных полезных трав шли ему только на пользу.

Роман с Леонидом вернулись с охоты. Это занятие им приносило пропитание и теплую одежду. Благо, что в хижине было припасено всего, чтобы жить в достатке, занимаясь рыбалкой и похождениями на зверя. Сегодня нашим охотникам удалось установить капканы на крупную добычу и принести домой птиц. Пока няня наливала им похлёбку, Рома рассказывал о всех утренних приключениях Саше, которого можно было хлебом не кормить, а только историями. Саша слушал брата с большим вниманием да так, что даже не моргал, а иногда, в интриге, задерживал дыхание.

— Ром, — предложил он, когда старший Мохов закончил, — вот папенька будет с нами, давай мы все вместе на куропаток пойдём. Давай?

— Конечно, Саша. Так оно и будет, — похлопал Роман его по щеке.

На скулах Леонида заиграли желваки. Он обернулся к окну, разглядывая дали и стараясь унять нарастающее и всеразрушающее раздражение. Разговоры Моховых и их надежды выводили его из себя. Так проходил для Садовского каждый день их жизни под одной крышей. Он давно готов отдать все, лишь бы не слышать их чириканье ни о пресловутых папаше и мамаше, ни о Боге. Многое, очень многое хранил Леонид в себе. И, чтобы ни капли не расплескалось, и чтобы задуманное им было безукоризненно исполнено, он держал все рычаги, как только мог. Командир понимал, что ещё совсем немного, что одного ещё толчка не достает, чтобы всё прорвалось наружу. Он давал в себе об этом полный отчет и через минуту пришел в своё равновесие.

— Рома, — продолжил свои размышления Саша, — я тут думал-думал об одном…

— О, чём, Саша?

— Вот мы охотимся, зверюшек убиваем или рыбу ловим, но… это же плохо убивать. Их тоже Бог создал и дал им жизнь, а мы… Мне так их жалко… Может быть мы неправильно поступаем с ними?

— Саша, всех животных Господь нам дал в наше пользование и властвование. Так Он Сам сказал, когда сотворил первого человека Адама. Это ещё один Его подарок. Конечно, мы не должны злоупотреблять нашими правами и издеваться над зверушками. Мы должны их ценить.

— Ну, тогда я спокоен, — выдохнул облегченно мальчик и добавил. — Как хорошо, что у нас есть Бог, и Он всё так продумал и так заботится о нас!

Садовский сжал кулаки и заскрежетал зубами: «Нет, это издевательство!»

Пришла Лиза. Она принесла дров и положила их у печки.

— Лиза! — выступил к ней радостный Саша. — Мы, когда придёт папа, вместе с Ромой и с дядей Леней на охоту пойдём!

— Это прекрасно, Сашенька! — Елизавета была в очень хорошем настроении, и вся светилась. — Я молилась. Мне от этого стало так отрадно на душе, что я готова обнять весь мир! — она сняла свою накидку и повесила на крючок. — Смотрю на снег и вспоминаю зимы в нашем имении. Ах, эти коньки, снежки, санки! Сколько света! Сколько жизни! Марья Петровна, а вы помните, как мы вас уговаривали прокатиться на льду?

Марья Петровна немного зарумянилась и, рассмеявшись, закивала головой. У Моховых от этих воспоминаний возродился праздник в сердце.

— Да! Я тоже помню! — вставил Сашка. — Вас ещё папа с мамой взяли под мышки, и вас кружили, вели, учили брать повороты. Вот так, — он стал импровизировать движения на льду по своей памяти о тогдашнем катании с няней.

Громче и заливистее всех смеялся Юра.

— О, тогда было так хорошо! — продолжала Лиза. — Ах, Леонид Петрович, — присела она за стол, — расскажите хоть что-нибудь о наших родителях. Как они там? Вы держите