Эликсир для избранных - Михаил Анатольевич Логинов

Волосы русые назад зачесаны…

– И ты что?

– Ну, я к ним поцокала. Но тут меня Славка заметил и…

Марина на секунду замялась.

– Что и?

– У него такое выражение лица было…

– Какое?

– Немного растерянное и недовольное. Как будто я его врасплох застала. И, знаешь, в таких ситуациях Слава меня обычно представлял… ну, своим собеседникам. Мол, вот – Марина, а вот – такой-то… А тут нет. Он меня увидел и что-то сказал этому парню, тот голову повернул и посмотрел… Тогда я глаза его увидела… такие светлые, прозрачные. А взгляд острый, немигающий, холодный… Я подошла, а Славка так торопливо руку мужику этому сунул, и тот повернулся ко мне спиной и ушел. Я еще подумала: вот тебе и раз, как невежливо!

– И что дальше было?

– Ничего. Я Славу спрашиваю: что это за мужик с тобой разговаривал? А он: да так, знакомый один, случайно встретились. А сам по сторонам зыркает. Я еще тогда подумала, что, ой, неспроста все это…

– Думаешь, это было как-то связано?..

– Не знаю, может, просто совпадение.

– Ну хорошо… И что же этот неизвестный информатор Славе рассказал?

Марина замялась.

– Я же тебе говорю: подробности мне неизвестны…

Мы помолчали.

– Знаешь, Славка, похоже, сам немного побаивался за это дело браться, – снова заговорила Марина. – Это, вообще-то, на него не похоже было… Ты же знаешь, он азартный был, рисковать не боялся, а тут… нет, не то чтобы испугался, а как-то напрягся…

– Но все-таки взялся?

– Мне кажется, тут честолюбие сыграло роль… Ему, видишь ли, в последние годы казалось, что он выходит в тираж, превращается в такого менеджера от журналистики, а реального ничего не делает. Ему один наш общий знакомый говорил: «Что ты все рыпаешься? Сиди спокойно! Ты свое отбегал, пожинай плоды! Пусть теперь молодые бегают, завоевывают место под солнцем!» А Славка считал, что нет, не отбегал… Очень ему хотелось снова громко выступить, хотелось…

– «…Быть притчей на устах у всех».

– Что?

– Это – Пастернак.

– Какой ты, Леша, все-таки начитанный. Мне это всегда в тебе нравилось. Ну да, хотелось Славке, чтоб о нем снова заговорили. Но только из-за этого дела он стал какой-то нервный, оглядывался все, спрашивал меня, не замечала ли я чего-нибудь подозрительного возле дома, машины, незнакомые люди…

– А ты замечала?

– Да нет вроде.

Я повертел в руках Славину книжку.

– Мариш, я был бы очень рад тебе помочь… Мне ведь тоже хочется правду знать… Но у меня сейчас… возможностей таких нет, ресурса, понимаешь? Я ведь уже давно расследованиями не занимаюсь, сижу на редакторской работе, тексты правлю…

Я сделал паузу:

– Но одна зацепка имеется…

– Да? – Марина посмотрела на меня с надеждой. – Какая?

– Фамилия тут есть знакомая… Не в смысле, что я этого человека лично знаю, но найти его можно будет… Может, он что и расскажет… И телефон один есть… Но гарантировать, ты понимаешь, я ничего не могу…

Марина кивнула.

– Давай поступим так… Я сейчас сфотографирую кое-какие странички, а ты эту книжечку спрячь хорошенько. Даже, может быть, не дома.

– Хорошо, – сказала Марина. – Спасибо тебе, Леша! Мне надо было с кем-то поделиться, а ты все-таки мой старый друг…

Москва, весна 1932 года

Кончак подошел к клетке и провел ногтем по металлическим прутьям. Треньк! Собака вскочила и дружелюбно завиляла хвостом.

– Привет! Привет, Шарик! Или как там тебя?.. Ну, выходи.

Борис наклонился, чтобы открыть дверцу. Собака вскочила, заметалась в тесной клетке, заскулила от нетерпения.

– Сейчас, сейчас… вылезай.

Пес выскочил из клетки и весело заметался по комнате.

– Собаку не кормили? – спросил Кончак у стоявшего рядом мрачноватого мужчины, заведующего виварием.

– Никак нет, – ответил тот. – Как было приказано…

Пес, черная лохматая дворняга, вертелся под ногами у Кончака, заглядывал ему в глаза.

– Ладно, ладно, – сказал Борис, обращаясь к собаке. – Немножко можно.

Он достал из кармана халата скомканную бумажную салфетку и развернул ее. Внутри лежал хлебный мякиш.

– На, – протянул он псу хлеб.

Тот подскочил и в мгновение ока заглотнул угощение.

– Ну, иди сюда, – Кончак похлопал себя по ноге. – Залезай!

Собака сразу поняла, что от нее требуется, и быстро вскочила на невысокую кушетку, стоявшую у стены, а оттуда – на стол.

– Молодчина!

Кончак подошел к шкафу и извлек из него блестящую металлическую коробку и стеклянный пузырек с прозрачной бесцветной жидкостью. Из коробки он вынул шприц, проткнул им пробку пузырька и выкачал жидкость.

– Ну-с, небольшой укольчик.

Борис нащупал место на спине у собаки, раздвинул шерсть и быстро сделал укол. Пес взвизгнул и укоризненно посмотрел на Кончака.

– Тихо, тихо, псина! – погладил его Борис. – Посиди здесь.

– Понаблюдайте за ним, – сказал он мрачному мужчине и вышел из комнаты.

Кончак прошел по коридору, в конце которого за столом сидел охранник в форме, показал пропуск и вышел во двор. Достал папиросу, закурил, огляделся. Двор как двор. На веревках сушилось выстиранное белье, бегали дети. Возле соседнего дома мужики выгружали из кузова машины какие-то ящики, там в первом этаже размещался продуктовый магазин. Мимо прошла пожилая женщина с хозяйственной сумкой. Кончак обвел взглядом ставшую для него уже привычной картину и в который раз подумал, что все эти люди и не подозревали о том, что у них тут по соседству…

Борис Ростиславович уже почти год работал в токсикологической лаборатории НКВД. После того как он подал в Казани свой рапорт, события стали развиваться необыкновенно быстро. Через пару дней его освободили. А еще через месяц он получил назначение в Москву. Ему выделили довольно большую комнату в доме на Сретенке. Невиданная роскошь. У него появились деньги. Он купил новое пальто. Снова ел досыта, ходил в синематограф. Его жизнь вдруг стала… нормальной. Точнее, она обрела видимость нормальной. Он ни на минуту не забывал, какой ценой это было добыто, но все равно наслаждался. Наслаждался сытостью и ощущением безопасности, которое давала ему принадлежность к этой страшной организации. Безопасности, как он понимал, временной, иллюзорной, но все же, все же…

Единственным по-настоящему радостным событием стала для Кончака встреча с Заблудовскими. Они в то время уже жили на Новинском бульваре. Борис долго колебался, идти к ним или нет. О своей новой работе рассказывать не мог – дал все возможные подписки о неразглашении. Да если бы даже и не дал… Поэтому надо было врать, придумывать себе другую жизнь… Но желание видеть Павла Алексеевича и особенно Ариадну оказалось сильнее. Он узнал адрес, надел новый костюм, купил цветы… Дверь открыла Ариадна… Он хорошо запомнил выражение ее лица – радостно-удивленное. Она молча кинулась ему на шею. Он открыл