Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Знал ли вообще Павел еврейский язык? Этот вопрос покажется глупым, если автор посланий действительно был учеником Гамалиила и прежним ревнителем закона. Послания же не дают никаких указаний на знакомство автора с еврейским языком. Несмотря на заверение писателя, что он — природный еврей, он везде поступает как грек. Мыслит он по-гречески, говорит по-гречески, пользуется греческими книгами, а что, по мнению некоторых, следует у него объяснить иудейским влиянием, то это, скорее, подходит, как говорит ван Манен, к александрийскому или эллинистическому иудейству Филона и Премудрости Соломона, которыми он не раз пользуется, чем к ветхозаветным идеям, и вовсе не нуждается в своем, заимствовании из еврейской библии[40].
К этому присоединяется еще то, что этот предполагаемый ученик раввинов толкует закон таким образом, который, по уверению еврейских ученых, меньше всего является раввинским. В то время, как раввины при своем аллегорическом изъяснении закона буквальный смысл писания оставляют в неприкосновенности, у апостола в этом отношении царит полнейший произвол, полнейшее искажение слов писания, превращение понятного смысла в его противоположность, — как это указывает Эшельбахер, между прочим, на примере послания к галатам 4, 21.
Автор Павловых посланий точно не знает текста писания и не обнаруживает интереса или понимания его содержания. Он пользуется ясным и точным текстом сообразно своим временным потребностям и при этом допускает такие грубые ошибки против буквы и смысла, такое сокращение и искажение слов писания, чего никогда не сделал бы человек, прошедший школу книжников.
«Экзегетика Павловых посланий, — говорит Эшельбахер, — по своему содержанию и по форме не может быть поставлена ни в какую связь ни с палестинскими книжниками, ни с иудео-эллинистическими религиозными философами, ни с теми и другими последующей эпохи. Во всей иудейской литературе для такой экзегетики аналогии нет. Аналогию мы находим только в христианской литературе второго века, В так называемом послании к евреям, послании Варнавы, сочинениях Юстина и т. д. «Об основательном знании писания или даже об учености и знании всего того, чему обучали в иудейских школах вне и внутри Палестины, — обо воем этом при рассмотрении Павловых посланий не может быть и речи».
Если сгруппировать все то, что с самых различных Сторон, и особенно со стороны голландцев, было приведено против подлинности Павловых посланий, а прежде всего противоречия между Деяниями и посланиями Павла, то нельзя удержаться от впечатления, что упорство, с каким немецкая историческая теология держится за авторство Павла и отклоняет всякое возражение против последнего, как «не заслуживающее внимания», в действительности основано, скорее, на слишком понятном предубеждении, чем на самом факте. Вместе с Павлом для этой теологии отпадает важнейший свидетель в пользу историчности Иисуса, на нем покоится ее «наука», а потому не может быть «наукой» то, что колеблет доказательность этого свидетеля. Для нас, убежденных в том, что даже и в случае их подлинности Павловы послания не доказывают существования исторического Иисуса, что они, напротив, трактуют о совершенно ином Иисусе, — для нас вопрос об авторе этих посланий имеет только второстепенный интерес. Для нас может быть безразличным, один ли, или, как пытаются показать голландцы, несколько авторов принимало участие в их составлении, оригинальны ли они, или являются только простой переработкой лежащих в основе их более древних посланий. Безразлично для нас и то, восходят ли послания в своем основном ядре к некоему апостолу Павлу, который приблизительно в средине первого века проповедовал язычникам евангелие, основывал общины и находился в некоторой оппозиции к так наз. «первоапостолам» в Иерусалиме, или же они представляют произведения первой четверти второго века и личность Павла — чистый вымысел.
Возможно, что какой-нибудь Павел, действительно, существовал, как это одинаково допускают и Штек, и ван Манен, — существовал человек, который, хотя и мог занимать определенное исключительное положение по отношению к другим апостолам, все- таки вряд ли был такой резкой противоположностью им, как сообщают о нем послания, и черты которого, пусть даже в тенденциозном освещении, мы находим, прежде всего, в Деяниях. Затем этот Павел был все же «природным иудеем, который меньше всего отвергал иудаизм. Он проповедовал обрезание, а это значит верность обычаям и обрядам иудаизма, верность закону, несмотря на свое присоединение к вере и чаяниям учеников Иисуса». Таким образом, правда, не существовало никакой прямой связи между ним и автором фигурирующих под его именем посланий, которые, скорее, пропитаны совсем иным духом. Однако, связь существовала, быть может, косвенная, если только павлинизм, как попытка оторвать христианство от иудаизма, возвести его в мировую религию и вместе с тем одухотворить и углубить его содержание, мог с благодарностью вспоминать о человеке, который первый познакомил более широкие крути с идеями новой религии. Однако, возможно и то, что имя Павла является только псевдонимом для множества авторов посланий, которые придумали эту фигуру для того, чтобы снабдить авторитетным удостоверением свое преступающее пределы первоначального христианства религиозное мировоззрение. Такое своеобразное и новое направление, как павлинизм, не могло быть возведено к какому-нибудь прямому ученику «господа», на мнимо историческую личность которого ссылались прочие поборники новой религии. Но какая-нибудь связь с «историческим» Иисусом все же была необходима, дабы отстоять себя от более древнего, коснеющего в иудаизме христианства и подкрепить противоположность иудаизму ссылкой на полученное от самого Иисуса «откровение». Так возник образ бывшего набожного иудея, который неистовствует против христиан, а потом! вследствие видения обращается к христианству и теперь уже в качестве противника закона основывает чисто духовное христианство, облегчая своим примером также и другим иудеям разрыв с законом.
Как беспечно при этом фантазия эпохи облекала и Павла в одеяние мифа, — больше того: как сильно при этом во многих случаях моделью служила личность самого Иисуса, — все это слишком ясно показывают Деяния. Мифические составные части в истории Павла еще так многочисленны, что высказано было мнение, — и оно нашло себе решительных сторонников, напр., как в Иензене, так и в Люблинском, — что, может быть, и Павел точно так же, как Петри Иисус, первоначально был божеством и в качестве такового выведен для контраста с ними обоими. Пусть это многим покажется преувеличением. Между тем, Христиан Пауль Фурман в своем еще не напечатанном сочинении «Der Astralmythos von Christus» указал на поразительное совпадение между сказанием об Энее и Деяниями 9 4 сл. («Он упал на землю и услышал голос, говорящий ему:
- Христос: миф или действительность? - Иосиф Крывелев - Религиоведение
- Иисус глазами очевидцев Первые дни христианства: живые голоса свидетелей - Ричард Бокэм - Религиоведение
- История христианской Церкви Том II Доникейское христианство (100 — 325 г. по P. Χ.) - Филип Шафф - Религиоведение
- Джон Р.У. Стотт Великий Спорщик - Джон Стотт - Религиоведение
- Иисус — крушение большого мифа - Евгений Нед - Биографии и Мемуары / Религиоведение / Религия: христианство
- Мария. Неусомнившаяся - Франсин Риверс - Религия: христианство
- Святые отцы Церкви и церковные писатели в трудах православных ученых. Святитель Григорий Богослов. СБОРНИК СТАТЕЙ - Емец - Православие / Религиоведение / Прочая религиозная литература / Религия: христианство
- Иисус. Надежда постмодернистского мира - Том Райт - Религиоведение
- Земля Богородицы - Елена Прудникова - Религиоведение
- Я сказал: вы – боги… - Константин Соловьев - Религиоведение