Информация - Роман Сенчин

По утрам и в выходные я часто ходил в кино, подолгу бродил по супермаркетам, центрам электроники, книжным магазинам, иногда посещал музеи, выставки, театр… Дома был идеальный порядок.

В общем, я старался жить нормальной, по возможности насыщенной жизнью, и довольно долгое время мне это удавалось, несмотря на многочисленные раздражители, постоянное давилово, толкающее к водке.

Главной проблемой были судебные заседания. Все шло к тому, что мне присудят выплатить бывшей жене довольно приличную сумму.

Нет, не «довольно приличную», а попросту для меня неподъемную – речь шла о трех миллионах рублей. О ста тысячах баксов! (Как и в случае с женой сирийца, квартиру оценили по более поздней стоимости, чем той, когда я ее покупал.)

Но могло быть и хуже, если бы я вовремя здесь не прописался, – первоначально Наталья претендовала на половину жилплощади. (Видимо, хотела разменять квартиру, а потом свою или продать, или, что вероятней, оставить себе на черный день.) Но так как эти квадратные метры являлись у меня единственными, судья посоветовала мне выйти в деньги, а не в долю. Посоветовала, естественно, не во время заседания, а при почти случайной встрече – когда я принес очередную справку (кажется, о доходах). Отдавал ее секретарше, и тут из соседней комнаты вышла судья и обронила эти слова: «Я бы посоветовала вам выйти в деньги, а не в долю». В тот же день я поговорил об этом с адвокатом. Он поддержал, и на ближайшем заседании это произошло… В принципе, меня никто не мог выселить – я исправно вносил в банк проценты, платил коммуналку, и это, повторяю, было мое единственное жилье.

Теоретически, ко мне могли подселить Наталью, то есть присудить ей долю в квартире, а она могла эту долю продать. Но согласилась на сумму, равную стоимости половины квартиры… Впрочем, все это произошло позже, в начале две тысячи девятого, а пока раз в полтора-два месяца назначались заседания и, как и в случае с сирийцами, чаще всего через пять-десять минут заканчивались. Судья смотрела в своем графике свободные часы и назначала дату и время следующего заседания. Секретарша, каждый раз почему-то другая, равнодушно выписывала повестки.

Мы собирались в назначенное время, пудрили друг другу мозги, мой адвокат находил предлог перенести заседание, и это не вызывало ни у кого особого протеста. Даже представитель Натальи вроде как радовался тому, что точка еще не поставлена.

Судья, нестарая, вполне еще привлекательная женщина, но утомленная, с вечно скорбным лицом, насколько возможно судье, мне симпатизировала.

Во-первых, чисто по-человечески правда была на моей стороне, хотя по закону я полностью проигрывал. Но я был виноват лишь в том, что, узнав об измене жены, не побежал с заявлением о разводе в суд, а решил попытаться сохранить семью при помощи покупки квартиры. И оказался лохом. А во-вторых, она наверняка знала, что недавно я уже выложил ни с того ни с сего пятьдесят тысяч долларов, – тот процесс тянулся и разрешился в этом же суде. И вот из меня снова тянули бабло.

Я приходил на каждое заседание, Наталья не появилась ни разу. На суде ее интересы представлял какой-то тщедушный, но цепкий человечек с дефективной и в то же время заставляющей вслушиваться речью. Впрочем, не могу утверждать, что он прямо очень хотел победить – виноватые глаза его выдавали; ему явно стыдно было мочить меня, но он был вынужден это делать. Его для этого и наняли, платили наверняка немалую денежку.

К нему у меня злости не возникало – что ж, работа есть работа, – а вот к Наталье…

Я до сих пор не описывал ни одного заседания. Это и слишком тяжело, но не в плане деталей, терминов (все это можно вспомнить, пробелы восполнить, покопавшись в Интернете), а из-за того, что на них практически ничего не происходило.

Сперва традиционное и иногда очень продолжительное ожидание в коридоре, где рядом стоят и сидят и истцы, и ответчики, отчего атмосфера настолько накалена, хоть все и молчат, что кажется, вот-вот хлопнет короткое замыкание… Я обычно бродил по коридору в стороне от других фигурантов, рассматривал листочки, висевшие рядом с дверями залов заседаний. Помню, меня поразило однажды такое (еще когда судился с женой сирийца).

На одном листочке был целый столбик почти одинаковых записей. Что-то вроде:

«9.00. И. Петров против РЖД; 9.15. П. Иванов против РЖД; 9.30. Г.Сидоров против РЖД». И так далее до самого вечера.

«Что случилось? – спросил я сидящего рядом мужчину. – Какая-то катастрофа?»

«Да какая катастрофа… Кому палец прищемит, другой с полки упадет, и все в суд бегут…»

Наконец секретарша вызывает участников дела в зал. Судья проводит перекличку: «Истец такой-то». – «Здесь, ваша честь». – «Ответчик такой-то». – «Здесь, ваша честь». Потом кто-нибудь предоставляет недостающую на прошлом заседании бумажку, судья читает ее; противоположная сторона просит дать время найти контраргументы, и судья с облегчением его дает. Заседание объявляется закрытым.

Примерно так продолжалось, в общем-то, около трех лет. Трех лет моей жизни. Сначала с бывшей женой сирийца, потом с моей бывшей женой…

Лишь однажды произошел живой эпизод. Мерзкий, но живой. Я как-то особенно жарко стал доказывать, что в момент приобретения квартиры мы с Натальей уже несколько месяцев не жили вместе, встречались только затем, чтобы передать вещи.

– Ваша честь, – дождавшись, пока я выговорюсь, произнес представитель Натальи, – у меня иные сведения.

– Да? – Судья приподняла брови. – Какие же?

– Есть аудиозапись, из которой становится очевидным, что ответчик вступал в половой контакт с истицей уже после приобретения квартиры и на ее площади.

– Когда была сделана запись? Кем? – с плохо скрываемой неприязнью спросила судья.

– Запись была сделана истицей на сотовый телефон, – представитель глянул в свои записи, – в мае две тысячи шестого года. Можно ли предъявить ее суду?

– Что ж, если у стороны ответчика нет возражений…

Понимая, что это за запись и какие слова и звуки там есть, про себя проклиная Наталью последними словами, я поднял руку:

– Разрешите, господин судья.

– Да.

Я поднялся со скамьи:

– Я догадываюсь… Это было еще до того, как мы официально развелись. Но общее хозяйство уже не вели… Моя жена приехала за вещами – я перевез их с квартиры, которую мы снимали до того… Она приехала и… ну и… – Мне было стыдно все это говорить, я не мог подобрать подходящих слов. – Она была инициатором… Вы понимаете, как это бывает… И мы занялись сексом… Это было один раз!

Судья, представитель Натальи, секретарша и даже мой адвокат покривили губы в усмешке. Дескать, детский сад какой-то.

– Да, – продолжал я выдавливать слова, – один раз. Я надеялся, что это поможет нам снова соединиться. Что будем вместе… И подумать не мог, что она специально, чтобы были доказательства…

И вспомнилось, как она посмотрела на меня, когда уходила. А я-то мучился столько дней, что ее взгляд означает… Тварь последняя!..

– Значит, вы признаёте, что продолжали… гм… супружеские отношения после того, как приобрели квартиру на улице Шестая Кожуховская? – грустно спросила судья.

– Ну, не супружеские, а… другие… И это было один раз.

– Следовательно, признаёте, и мы будем избавлены от прослушивания записи?

– Получается, признаю. – И я шлепнулся на скамью…

В тот день я очень сильно боролся с собой, чтоб не купить в «Пятерочке» ноль семь водки и не нажраться. Долго смотрел телевизор, но ничего там не видел. В голове раз за разом прокручивался тот единственный визит сюда Натальи, ее блестевшие глаза, когда осматривала квартиру… Лох я, лох… Лошара!.. На порог нельзя было пускать. Выкинуть сумки с ее хламом на площадку – и пошла вон.

Хотя что меняет факт секса? Был он, не был, значения, в общем-то, не имеет. И так, и так позиция у меня полностью проигрышная. Но совсем уж мерзко – трахаться и записывать это на телефон. Шептать слова, заставлять шептать в ответ, чтобы потом предъявить страстный бред – «А, а, ты меня любишь?» – «А-а, люблю», – как улику.

Часов до десяти я то одеревенело лежал на диване, то метался по комнатам. Хотел позвонить Максу, Лианке, пожаловаться, услышать слова сочувствия… Не стал. Стыдно. Мне было стыдно за то, что совершила моя бывшая женушка, подруга Макса и Лианки и моя подруга юности. Классная девчонка в девяностых, визжащая от счастья, когда я катал ее на «Ниве» по ночным загородным трассам… А теперь… Записывать наш трах, чтоб отхватить полквартиры или толстую пачку бабла… Гнида, тварь!..

А зачем ей отхватывать? Макс с Лианкой рассказывали, что муж у нее реально в достатке и сама она не нуждается. Мстит мне так, что ли? Но за что?

Я не выдержал и позвонил ей. Номер она не сменила – после пары-тройки гудков раздался знакомый голос:

– Алло.

– Привет, – глухо (в горле булькало горькое) сказал я. – Сегодня заседание было, и твой представитель предъявил запись нашего секса… того…