Эхо войны. - Ольга Шумилова

И все же, я не хотела рисковать тем единственным шансом, что у нас был — если снова заглохнут двигатели, на этот раз у залатанного модуля, до другого шанса мы не доживем. Если учесть, сколько прошло времени, это можно принять, как свершившийся факт.

Даже без учета продовольствия, без которого, теоретически, еще можно продержаться сколько–то дней в рабочем состоянии, необходимом для поисков, остается та самая температура, которая по ночам поднимается до приемлемой портативными обогревателями с практически умершими на данный момент батареями.

От голода умирают через месяц, замерзнуть насмерть можно за одну ночь.

Все это, выведенное огромными буквами, стояло перед моими глазами, пока я снова шла в кормовой отсек.

Все те же распахнутые двери, все те же нескользящие скобы, все та же ненормальная жара — по местным, почти полярным меркам.

До генераторной палубы я почти бежала, боясь не успеть сама не знаю куда. Но перед провалом громадного колодца, огороженного по периметру тонкими перилами, замерла почти на десяток минут. Потом все же сделала шаг и заглянула внутрь.

Черный столб воздуха или провал в металле — оценка, как всегда, зависит от точки зрения. На дне царила кромешная тьма, что с учетом высоты удивляло мало. Ниже генераторного колодца была только техническая палуба, куда вход без костюма высокой степени защиты был строго воспрещен, а еще ниже, под многочисленными слоями изоляции, находились сами двигатели.

Через тысячу лет я сомневалась в необходимости и костюмов, и изоляции.

Спускаться вниз по скобам было пустой тратой времени. Я подергала перила, проверяя надежность, и намертво закрепила конец десантного троса вокруг одной из опор. Заправила его в автоматический карабин на поясе, проверила натяжение и перелезла через ограждение.

Упершись ногами в стену колодца и крепко ухватившись за медленно проходящий сквозь карабин трос, я начала спускаться, посматривая все же на счетчик радиации.

Сотней метров ниже я вдруг поняла, что мое дыхание перестало превращаться на воздухе в парок. Еще через несколько минут и десятков метров теплеть начало все более ощутимо.

Когда под слоями теплых свитеров, рубашек, куртки, «чешуи» и «пузыря» по моей спине поползли мелкие капельки пота, все разумные и неразумные версии выдуло из головы напрочь. Кроме того, что по кораблю прошелся хлыст Огня, в голову уже не лезло ничего.

Доберись я до дна, наверное, взмокла бы от пота.

Но до дна я не добралась. Я зависла сотней метров выше, поскольку сначала не совсем поняла, что вижу. Но когда поняла…

Мощный фонарь высвечивал сероватую груду, ровным, рыхлым и, судя по всему, толстым слоем покрывающую дно колодца. В желтом луче метались ломаные, острые тени, складываясь в контуры чудовищ из ночных кошмаров.

Тени отбрасывали кости. Десятки, тысячи целых и неряшливо изломанных скелетов, черепов, отдельных костей.

Начисто, аккуратно обглоданных костей.

Где–то справа, почти за пределами светового круга, блеснула широкая металлическая полоса. Я узнала ее по трем алым штрихам — эмблеме форта. Это был ошейник с маячком.

Резким щелчком я выключила фонарь и переключила карабин в режим экстренного подъема. Мир дернулся и стремительно начал убегать вниз. Но достаточно ли стремительно, уверена я не была.

Пропавший экипаж уже нельзя назвать пропавшим. Он здесь. Весь.

И одинокая блестящая полоска металла благим матом вопила о том, что нас тоже хотят видеть. Здесь.

Запиликала рация, и голос Тайла прокричал сквозь нарастающие помехи:

— Возвращайся немедленно!!! Там… — на полуслове взревел какой–то визг, и рация замолчала. Секундой позже, потыкав в кнопки, я поняла — навсегда.

Я возвращаюсь.

Боюсь только, что не успею вернуться.

Глава тринадцатая

При виде дракона, даже самого маленького и безобидного (обыкновенной игуаны в том числе), в организме героя срабатывают заложенные в геройский архетип инстинкты, призывающие с ревом броситься в атаку.

Дмитрий Казаков

Я была солдатом и умела сражаться.

И потому сейчас не понимала, как могла об этом забыть.

Пробегая коридор за коридором с бешено колотящимся сердцем, я забыла обо всем. Сейчас я понимаю это, а тогда…

Легкие горели. Я хватала воздух ртом, не могла вдохнуть — и задыхалась от бега.

Я никогда не боялась темноты. Но тогда цепенела до паралича перед темной шахтой, потому что там могло затаиться…оно. И не могла заставить себя схватиться за скобы и бежать, бежать оттуда, к спасительному модулю. А потом… Я услышала.

Тихие, вкрадчивые шаги за спиной. И свет. Мягкий, золотистый светлячок, невесомо покачивающийся в раскрытой ладони.

Тело оцепенело, от напряжения свело судорогой шею — под диафрагмой свил гнездо ужас, превращавший тело в камень, — но я повернула голову и посмотрела назад.

Он протягивал мне руку, беззащитную открытую ладонь.

— Любимая, я пришел за тобой. Не бойся, все будет хорошо… — тихий, мягкий шепот прокатывается эхом по пустым мертвым коридорам.

Я смотрю на него широко открытыми глазами, не в силах отвернуться, не в силах сделать шаг. Темные волосы, темные, почти черные глаза. Когда–то до безумия, до слез любимые черты…

Я смотрю на тебя и понимаю…

Какое «когда–то», боги мои…

Я ведь люблю тебя, до сих пор люблю, несмотря ни на что!…

…

А ты меня — нет.

Как всегда, муж мой.

…

Пожалуй, с его стороны это и было ошибкой — самой, наверное, главной. Я вспомнила. Паралич спал так же резко, как погасший свет.

Я глубоко вздохнула и выпустила очередь разрывными патронами, не гладя, уже разворачиваясь к черной пасти шахты. И через минуту была уже далеко, карабкаясь вверх, вверх и только вверх.

Уже пробегая по коридорам сорок второго уровня, я понимала, что времени не осталось. Если он не один.

Было страшно. Не так, как внизу — обыкновенным земным страхом. Тем, который бывает, когда осознаешь всю свою уязвимость — тела, разума и воли. Было страшно за тех, кто остался в модуле. Они — еда, много еды. И странно, что он этого еще не понял.

Или — понял слишком хорошо?…

Я ворвалась в тот, последний, коридор с грохотом, с тяжелым топотом десантных ботинок и отзвуком очередей. Я хотела, чтобы меня услышали.

И не пристрелили по ошибке.

Коридор не был пуст. У стены спекшейся грудой лежала бесформенная черная масса.

Я подбежала к шлюзу, включив на полную катушку свои куцые ментальные таланты. Кто–то там был. Живой и, почти уверена, встревоженный. Я рискнула и подала голос, наведя «мать» на проем и поудобнее перехватив приклад:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});