Клетка и жизнь - Коллектив авторов -- Биографии и мемуары

Мое знакомство с Юрием Марковичем произошло в 1999 году благодаря Израилю Моисеевичу Гельфанду, который на тот момент работал в Ратгерском университете, штат Нью-Джерси, США. Мы с мужем каждую неделю ездили в Ратгерс на семинары, которые устраивал Израиль Моисеевич.

Я активно искала, куда пойти в аспирантуру, и Израиль Моисеевич предложил мне пообщаться с Юрием Марковичем и его аспиранткой Мирой Крендель в Ратгерском университете, куда Юрий Маркович регулярно приезжал для совместной работы.

Первая встреча была захватывающе интересной. Юрий Маркович показал мне фильмы, в которых клетки двигались, образовывая роскошные ламеллоподии. Он рассказывал, что они делают и зачем, как будто это были люди, которых он хорошо знал. Когда я заглянула в конфокальный микроскоп и увидела, как выглядит актиновый цитоскелет, я не

смогла отвести глаз от восхищения. Так Юрий Маркович познакомил меня, микробиолога-биохимика по образованию, с клеточной биологией, открыв окно в жизнь клетки.

В 2000–2004 гг. Юрий Маркович приезжал каждый год на несколько месяцев в Ратгерский университет. В совместной работе мы, в сумме, провели около года. Я готовила кофе, мы садились за стол, и день начинался. Просмотр моих материалов (видео и фото) на компьютере, их анализ и дискуссия. Потом Юрий Маркович доставал большую толстую папку с матерчатыми завязками, открывал ее — и фотографии, пленки, записи, которые были сделаны в Москве, получали свободу, распространяясь по всему столу. Мы собирали панели картинок, вырезая их и складывая на столе. Юрий Маркович всегда радовался, когда я приносила результаты новых экспериментов. Я была счастлива, что можно так активно и свободно обсуждать все, что приходит в голову, да еще на своем родном языке! Когда я делала эксперименты, Юрий Маркович всегда был занят делом: читал статьи, писал.

Юрий Маркович подробно рассказывал о том, что было сделано и кем. Так заочно я познакомилась со многими его учениками и коллегами. С каждым человеком была связана своя история. Помню, он восхищенно рассказывал, как Оля Плетюшкина продемонстрировала, что клетки пульсируют и сокращаются, как маленькие сердечки, если разобрать микротрубочки. Или как Ира Каверина показала, что микротрубочки растут в направлении фокальных адгезий неслучайно. Как Юра Ровенский заставлял клетки «распластываться и ползать по проволоке». Юрий Маркович был всегда в курсе всех научных событий как у его учеников, так и у коллег в других странах.

В обеденный перерыв мы шли кушать пиццу. И опять Юрий Маркович был полон сил и рассказывал, какие прекрасные черепахи живут у Альберта Харриса и как Альберт Харрис изучает движение клеток на мягких пленках. Вспоминая это сейчас, я начинаю понимать, почему я завела черепаху для своих детей.

Так, незаметно для себя, я погружалась в мир микротрубочек и актин-миозиновой сократимости, в мир формы и движений клеток. Когда возникали трудности, Юрий Маркович всегда рассказывал смешные и поучительные истории. Удивительно, как эти истории всплывают в памяти, когда наступает трудный момент. Хочу напомнить, что в Америке ты предоставлен сам себе. Благодаря Юрию Марковичу, я до сих пор работаю с интересом и не могу остановиться.

Юрий Маркович имел обыкновение оставлять удивительно ясные, выразительные названия наблюдаемым феноменам в клеточной подвижности: клетки «обнимаются», «толкаются ногами под столом», становятся «лидерами» и «выпускают языки». Этими сравнениями он очеловечивал происходящее в клетке и делал сложное ясным и понятным.

Вот так, в течение нескольких месяцев, мы работали над очередной статьей. Даже после того, когда текст был отправлен в печать, работа не прекращалась ни на минуту. Я готовила слайды для того, чтобы Юрий Маркович смог поделиться результатами сразу же по возвращении в Москву. Он лишь повторял: «Вот я уеду, тогда отдохнете».

Неутомимость Юрия Марковича в написании статей, их популяризации и продолжении последующей работы невольно поражала, как и стойкость его характера. Твердый в своих решениях и в то же время приветливый, с добрым, мягким сердцем, чрезвычайно отзывчивый и расположенный к дружбе… Он с радостью делал маленькие подарки моим дочкам, приглашал нас, кто работал с ним в Ратгерсе, к себе домой. Это было необычайно приятно.

Однажды известный английский ученый, клеточный биолог Алан Холл рассказал мне о «Russian cytoskeleton mafia» («русская цитоске-летная мафия»). Как оказалось, это была сеть бывших учеников Юрия Марковича, распространившаяся по всему миру! Когда мы встречаемся на конференциях, я замечаю в учениках Ю. М. главную его черту — умение видеть значительное.

Глазами провинциала

Геннадий БЕЛИЦКИЙ. Доктор медицинских наук; профессор, главный консультант НИИ канцерогенеза НМИЦ онкологии им. Н. И. Блохина.

Как известно, чем ночь темней, тем ярче звезды. По этой причине — немного о том фоне, на котором высветилась для меня личность Юрия Марковича.

Смоленский мединститут, где я получал свое образование в 50-е годы прошлого столетия, доброкачественно ковал лечебные кадры. Большинство клинических кафедр занимали профессора с дореволюционным стажем. Учитель моего отца по кафедре госпитальной хирургии строжайший Алексей Алексеевич Оглоблин, помимо духовной семинарии, окончил в 1911 году еще и медицинский факультет Дерптского университета, а потом стажировался у одного из лучших учеников основоположника абдоминальной хирургии Теодора Бильрота.

Зато полный мрак был в биологии, физиологии и общей патологии. Биология тогда, как и везде, была лысенковской, о существовании классической генетики мы знали только то, что она служанка империализма, а после трехбуквенного ругательства «ген» и триединого «Вейсман-Морган-Мендель» положено было отплевываться через левое плечо. Из цитологии достаточно было знать, что клетка состоит из оболочки, ядра и

вакуолей, а Вирхов скорее всего был троцкист. Физиология и патология были как бы павловскими, хотя Иван Петрович, наверное, и в страшном сне не видел то, что из его трудов сделали Быков, Курцин и прочие новаторы. Вкратце дело сводилось к тому, что всем организмом и каждой клеткой в отдельности руководит центральная нервная система наподобие того, как Центральный комитет КПСС руководит каждым рабочим и колхозником. Такой вот был, как сейчас говорят, бэкграунд моего образования.

Со 2-го курса я начал работать в студенческом кружке на кафедре гистологии. Там занимались, конечно же, морфологией нервной системы, и нас весьма неплохо научили окрашивать нервную ткань серебрением. И вот,