Большевики - Михаил Алексеев

Вдруг Борин заметил в толпе девочку лет семи, стоявшую неподалеку от балкона. Прямо на нее бежала часть толпы, обезумевшая от выстрелов. Борин быстро перепрыгнул через перила на площадь. Никто из окружавших его не успели ничего предпринять. Все на балконе замерли в ожидании. Вот Борин подбежал к ребенку… Он доверчиво протянул ему ручонки… Борин наклонился к нему и вдруг… общий крик ужаса вырвался из груди всех. Из толпы выбежала фигура, в военном, без фуражки, с револьвером в руке. Она на бегу выстрелила три раза в упор в Борина. Борин схватился за грудь и упал возле спасенного ребенка. Толпа схватила убийцу. А пулемет к тому времени перестал стрелять.

* * *

— Петенька, милый, родной! — то шептала, то кричала Феня, прижимая бледную голову Борина к груди. Его отнимали у нее.

— Перевязка, — говорил Федор.

— Нужна перевязка, — кричал и Михеев. Но Феня была близка к обмороку.

— Нет, нет, — отстраняла она их и снова прижимала голову Борину к своей груди.

Борин открыл глаза. Осмотрелся кругом. Отстранил слабой рукою фельдшера.

— Не нужно… я умру… кто он… — Борин опять закрыл глаза. Наконец, Феню отвели в сторону, а Борина быстро унесли в здание Совета. Осмотрели и перевязали рану.

— Десять — двенадцать минут жизни, — прошептал фельдшер Федору. Лицо Федора окаменело. У члена реввоенсовета на глазах слезы. Федор постоял немного, как бы в раздумьи, затем выбежал из комнаты, рыдая навзрыд. Остальные стояли у изголовья раненного. Вдруг Борин вздрогнул и замер. Через секунду раздался голос фельшера: «он мертв…»

* * *

Федор допрашивал убийцу.

— Что заставило тебя убить его? Ну, что?..

Убийца молчал, его большие глаза, окаймленные серой морщинистой кожей, смотрели безразлично.

— О, подлец, кого ты убил. Кого убил!!! — Федор рвал на себе волосы.

Вошел Михеев. Он с изумлением посмотрел на убийцу.

— Штоль? Офицер старой армии, санаторский больной, — закричал он. — Ты, ты убийца!

— Да, я, Штоль, убийца. Я рад, что хоть одного из вас мне удалось убить перед смертью, палачи родины! Ах, почему я раньше не убивал вас из–за угла десятками? Вы все достойны смерти… Но я не один…

— Выведите его, — почти крикнул Федор двум красноармейцам. — Я ему… и пришлите ко мне командира.

— Что Феня? — спросил Федор после минутного тягостного молчания.

— Она все еще в обмороке. Но пойдем, Федор. Там уже опять созывают митинг.

— Ты будешь говорить?

— Да.

* * *

Похороны Борина назначили на утро. Труп его одели в парадную военную форму и положили в большом зале Совета. За один день мимо гроба прошло несколько десятков тысяч человек. А ночью у гроба сидела Феня, стояли Федор и Михеев. Феня уже владела собой. И лишь с какой–то жадностью все время смотрела в лицо Борина. Несколько раз за день прибегал Амо. Он все хлопотал о похоронах. То приносил цветы, то поправлял одежду на Борине и по–детски плакал.

Утром Борина положили в гроб и вынесли на улицу. Гроб поставили на дрожки, накрыли красным сукном и обложили цветами. Цветы были простые, полевые: ромашки, колокольчики и васильки. Дрожки утонули в зеленой хвое и венках.

Борина повезли в последний путь.

За гробом рядом с Феней шел Михеев. Он был пасмурен больше обыкновенного и часто откашливался. Феня была одета в белый костюм сестры милосердия. Большой красный крест горел у нее на груди. Глава были сухо воспалены, а губы плотно сжаты. За ними шли рабочие и красноармейцы с черными и красными знаменами. На знаменах под солнцем горели позолотой надписи: «Спи спокойно, дорогой товарищ, мы дело твое довершим», «Ты убит, но ты живешь среди нас», «Смерть предателям, убийцам из–за угла». За рабочими шли партизаны отряда. А дальше двигалась большая толпа мужиков, баб, стариков и детей.

Было тепло, безветренно. Солнце где–то сияло позади. На деревьях чирикали воробьи и кричали галки.

Когда гроб поровнялся с мостом, из ворот, крайнего дома выбежала девочка. Это был спасенный Бориным ребенок. Она бегом несла к гробу зеленый венок. Ее крохотные ручки не успели еще сплести его до конца. Дрожки остановили; кучер поднял девочку, и она плача положила венок на гроб. Феня взяла ее на руки и беззвучно зарыдала. Михеев судорожно потирал горло рукою, откашливался и незаметным движением руки смахивал непрошенные слезы с ресниц.

У Совета еще ночью вырыли могилу. Она смотрела черной пастью навстречу солнцу. Гроб, покачиваясь на веревках, опустился в глубину могилы. Были сказаны речи; потом могилу засыпали землею и на могильный холм сложили венки и цветы.

КОНЕЦ