Юность, опаленная войной - Эугениуш Червиньский

- Надо остановить, а то еще заедут к немцам,- беспокоюсь я.

Выбежав на шоссе, мы останавливаем "додж". Из-под брезентового тента высовывается офицер с погонами полковника на плечах.

- Что случилось? - спрашивает он.

- Товарищ полковник,- начинаю я нерешительно,- там, куда вы намерены ехать, немцы.

- Немцы? А ну-ка дайте карту,- коротко бросает полковник кому-то из сидящих в машине.

В свете электрических фонариков несколько голов склоняются над картой. Они о чем-то оживленно спорят. Наконец свет фонариков гаснет, и полковник резко отчитывает нас:

- Паникеры! Яструв уже в наших руках. Водитель, поехали!

- Уехали... Надо было их задержать! - с упреком обращается ко мне Багиньский.

- Зачем же ты их отпустил?!

- Ты - старший сержант, тебе это было удобнее сделать.

- Ты слышал, как он назвал нас паникерами. А впрочем, впереди автоматчики - они наверняка их остановят.

Воцаряется тишина. Только издалека доносится удаляющийся шум мотора.

- Не переживай, начальство знает, что делает,- стараюсь я оправдать себя и Сташека в собственных глазах.- Ну, где твой обещанный спальный мешок?

Шагаю вдоль окопов в обратном направлении. Отовсюду доносится мирный храп, и таким неестественным в этой ночи кажется угрожающее: "бум-бум, та-та-та!"

- Черт побери! Не дают человеку поспать,- сквозь сон ворчит кто-то в окопе, возле которого я остановился.

- Наверное, машина с полковником нарвалась на немцев,- говорю скорее себе, чем сонному вояке, и сворачиваю во двор кирпичного дома. Нащупываю дверь и вхожу.

Какой-то боец сидит возле печки, подбрасывает в огонь остатки сломанной мебели и, не поворачивая головы, сердито роняет:

- Не видишь, что ли, что свободных мест нет?

- А стол? Вот на нем и высплюсь,- решительно заявляю я, не желая покидать теплого помещения.

- Закрывай дверь, а то напустишь в комнату холода, и ложись где хочешь, хоть на потолке,- сменяет он гнев на милость.

Осторожно, чтобы ни на кого не наступить, пробираюсь к столу. Разворачиваю спальный мешок и пытаюсь влезть в него, но у меня ничего не получается. Приходится обратиться за помощью к сидящему у печки нелюбезному бойцу, который до сих пор ни разу даже не взглянул на меня.

- Слушай, парень, помоги забраться в мешок...

- В какой еще мешок? - спрашивает он удивленно.

Оборачивается и, как и я, осторожно подходит к столу.- Где ты его раздобыл?

- Друзья-пулеметчики дали. Нашли несколько штук в немецком бункере. Неплохо придумано, а? Награбили всякого добра - и не знают никаких забот. Но и мы будем жить не хуже, вот увидишь. Только бы война поскорее закончилась...

Кое-как вдвоем мы управились со спальным мешком, поговорили немного о том о сем, и боец возвратился к печке. Ворочаюсь до тех пор, пока мне не удается согреться и принять подходящую для сна позу. Из шкафа доносится ровный, здоровый храп Олейника. Уже в полудреме вижу бледное лицо Кровицкого на снегу и крепко засыпаю, а просыпаюсь от неистового грохота орудий. За окном яростно строчат пулеметы и автоматы, в комнате стоит невообразимый шум и гам. Их заглушает зычный голос сержанта Анджея Гжещака:

- Сюда прорвались две роты немецких автоматчиков с танками! По окопам!

Бойцов словно ветром сдуло. Я пытаюсь вылезти из спального мешка безуспешно, и, вконец отчаявшись, кричу как оглашенный:

- Помогите!

"Трах!" - с грохотом падает что-то на пол. Впечатление такое, что в стену попал снаряд из танковой пушки.

- Помогите!!! - слышу рядом чей-то вопль.- Помогите выбраться из этого проклятого шкафа!

- Послушай, не ори так: я сам лежу связанный па столе в спальном мешке. И тоже нуждаюсь в помощи.

- Чертов шкаф! Надо же было ему упасть дверцами вниз,- чуть не плачет Олейник.

"Не хватало только немцев, чтобы они взяли нас голыми руками, как баранов..." - со злобой думаю я.

- Ну и влипли! - доносится из шкафа.

Пулеметная и автоматная стрельба не умолкает ни на минуту. У меня мурашки бегают по спине при мысли, что может с нами произойти, если сюда ворвутся немцы.

В прихожей слышатся чьи-то голоса. Кто-то с усилием открывает дверь и тяжело пыхтит. Я закрываю глаза и прикидываюсь на всякий случай убитым.

- Ой, больно, гражданин капрал...

- Наши!!! - радостно восклицаю я.- Друг, развяжи,- прошу бойца с санитарной сумкой.

- Сейчас, сейчас, только уложу раненого,-торопится самый приятный из "катафалыциков", которых я когда-либо встречал на войне.

Меня уже развязали. Вылезаю из спального мешка и зарекаюсь когда-либо пользоваться этой дрянью. Вдвоем помогаем выбраться из шкафа Олейнику.

- Наконец-то я на свободе,- улыбается Стефан в рыжие усы.- Бежим на улицу,- торопит он. Видя, как я вожусь с мокрыми сапогами, советует: - Надевай на босу ногу! Слышишь, стреляют. Скорее!

Запихиваю портянки в карман, хватаю пулемет и вслед за Олейником выбегаю из дома. В окопах полно наших бойцов. Из глубины леса доносится ожесточенная стрельба. По дороге к реке бегут автоматчики. На мосту стоит майор Коропов и пытается их задержать.

- Танки! Танки! - истошно вопит один из бойцов.

К нему подбегает хорунжий Збигнев Скренткович, хватает за шиворот и с вызывающим дрожь спокойствием спрашивает:

- Где ты, черт побери, увидел танки? Покажи! Видишь, фаустпатроны? Бери и жди, когда они подойдут. И не смей отступать.

- А действительно, где же они?- растерянно озирается по сторонам солдат. Потом наклоняется, берет один из фаустпатронов и занимает позицию в окопе.

Подбегаю к пулеметчикам Багипьского. Станислав сидит на каком-то пне и спокойно потягивает из трофейной фляжки.

- Для храбрости? - спрашиваю я.

- Чтобы другим не досталось. Ждем, если фрицы сюда полезут - встретим их как надо... Хочешь расположиться рядом с нами? - предлагает командир ротных пулеметов.

Устанавливаю свой пулемет у поваленной сосны и не спускаю глаз с окутанного туманом шоссе, по которому ночью проехала автомашина. Оттуда еще доносятся голоса наших бойцов. Стрельба понемногу стихает. Танков пока не видно и не слышно, лишь изредка грохочут орудия, и снаряды, едва не задевая верхушки сосен, разрываются вдали за рекой.

- Не так быстро, я уже больше не могу,- доносится с шоссе чей-то голос.

Смотрю в ту сторону, и только спустя некоторое время из тумана появляются четверо наших бойцов. Они несут убитого хорунжего Эугениуша Петрусевича из роты автоматчиков.

- Кто-нибудь еще из наших там остался? - спрашивает Багиньский.

- Думаю, что нет,- отвечает Юзеф Богуславский.

Стрельба прекращается. Устраиваемся поудобнее и продолжаем внимательно наблюдать за шоссе. Поворачиваю голову направо и вижу спокойное лицо ефрейтора Антони Бучиньского, склонившегося над "максимом", налево застыл у пулемета в ожидании танков сержант Багиньский. А между ними торчат из окопа головы бойцов с автоматами.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});