Эрдейский поход - Руслан Мельников

Всеволод покачал головой:

– Все правильно, Конрад, я направляюсь к вашему замку. Но тварей, встречающихся на пути, буду уничтожать. Хоть в человеческом, хоть в нечеловеческом обличье. Нечисть нельзя оставлять в живых. Ты сам преподал мне этот урок в валашских степях, сакс.

Конрад неодобрительно покачал головой. И надел шлем с серебряной отделкой.

– В пещеру, – приказал Всеволод.

Илья и Федор последовали за ним сразу. Бранко и Конрад – немного помедлив.

Блики от факелов, которыми угры освещали себе путь, едва виднелись впереди. Пришлось поторапливаться.

Глава 34

Свобода, свежий ветер и бескрайние пространства остались снаружи. Где-то там, позади, они остались. Впрочем, сзади теперь царил мрак. И входа в пещеру – уже не разглядеть. А ведь удалились вроде бы – совсем ничего.

И впереди – тьма. А с боков людей, выставивших перед собой трепещущие огни, норовили обхватить и сжать до костяного хруста неровные влажные стены. А сверху давили низкие своды. Кое-где пляшущий свет факелов вырывал над головой трещины, на которые смотреть совсем не хотелось. Жутковато потому что. И кажется, вот-вот обвалится потолок.

Звук незримой капели отдавался равномерным и ленивым эхом. Сердце билось часто. Под ногами шуршало каменное крошево. Ход, в незапамятные времена пробитый талой водой, шел с небольшим уклоном и пока не разветвлялся. Не заблудишься – это радовало. Однако в непроглядной темноте могла таиться опасность иного рода. И люди двигались осторожно. Люди гнали впереди себя волну света. И люди до боли в глазах всматривались туда, где свет не доставал.

Угры держали оружие наготове. Оружие это остановит человека. Но нечеловека... Всеволод, Бранко, Конрад и два русских десятника протолкались вперед, к Золтану, и шли сейчас сразу за факельщиками. Их клинки с серебряной насечкой пригодятся там, где бесполезной окажется обычная сталь.

Первый труп нашли неподалеку от входа в пещеру. «Кому входа, а кому – выхода, – подумалось Всеволоду. – Недостижимого уже выхода...»

Хайдук лежал на животе, вытянув руки в ту сторону, где кончалась пещера. Скрюченные, белые – ни кровинки – пальцы вцепились в камень. Да так, что выворочены треснувшие ногти. Видать, убегал. И даже в последние мгновения жизни разбойник еще пытался ползти. Прочь из темноты. Однако добраться до света эрдейскому душегубу было не суждено.

В огненной игре факелов на хайдуке тускло поблескивало железо. Кольчуга. И неплохая притом. А все равно ведь – не спасла...

Вся спина разбойника была изодрана в клочья. Кольчужные звенья свисали вперемежку с кусками мяса и кожи. Позвоночник выдран, выворочен наружу. А крови... А вот крови почти нет. Не почти – вообще! Нет! Словно слизали кровушку-то. И с трупа, и с доспехов, и с камней вокруг. Да, именно слизали – похоже на то.

И само тело... Всеволод склонился над мертвым пониже. Тело обескровлено. Полностью.

И следы зубов – где жилы. Больше всего – на шее. Так и есть: прокусывали и пили. Пока не выпили все.

Это уже не оборотни. Упыри это. Воинство Черного Князя.

– Все-таки добрались, – процедил Всеволод сквозь зубы. – И сюда уже добрались, кровопийцы поганые.

– Черные хайдуки потревожили дневной покой стригоя, – тихо произнес Бранко. – За это и поплатились. Самозваные слуги Черного Господаря пали от рук его истинных слуг.

– Он еще здесь, Бранко? – спросил Всеволод. – Или они?

– Кто?

– Упырь? Упыри?

– Может, здесь. А может, дальше, глубже. Стригои не любят, когда солнце близко.

– Там – еще, – хрипло шепнул кто-то из воинов Золтана. – Один. Лежит.

Подошли. Точно. Лежит. Еще. Один. В пяти шагах – та же картина.

Этот хайдук тоже бежал. И тоже не добежал. Лишился жизни. И крови. Всей.

А вон – еще один разбойник.

И еще.

Свет факелов выхватывал новые трупы. Подземный ход здесь резко расширялся. Потолок круто уходил вверх.

Ого! Целая зала в чреве скалы! В темноте и сполохах огня кажется – необъятная, бескрайняя. Вот где беглецы-хайдуки приняли бой. Или, скорее, попали в засаду. Здесь трупы лежали вповалку, один на другом. Тоже – изгрызенные, изодранные, обескровленные.

Команды не было, но замерли, застыли все. Разом. Тишина. Недвижимость... Только трескали и плевались искрами факелы, только прыгали по нерукотворным стенам в дикой пляске огня чудовищные тени. Тени от мертвых, от живых... пока еще живых тени. Люди молча и напряженно смотрели вокруг. Строй, обретенный в узком проходе, смешался. В просторной подземной зале, полной тьмы и незримой, но явственной смерти, люди жались друг другу, стараясь не подставить мраку спину. Никому не хотелось разделить участь хайдуков.

– Похоже, Золтан, все душегубы нашли здесь свою погибель – тихо-тихо, одними губами сказал Всеволод.

– Похоже. Все. Нашли. – Кажется, шекелис сожалел, что возмездие свершил не он, а создания тьмы. Но печалился об этом начальник перевальной стражи недолго.

С потолка, закрытого вечным мраком, вдруг обрушился... обрушилось... обрушилась... Сама смерть. В упырином обличье.

Мелькнуло в темноте что-то длинное, неестественно вытянутое бледное. А за миг до того сверху упало несколько глыб. Задетых? Оброненных? Случайно? Специально?

Один камень с треском раскололся у ног Всеволода. Второй – рухнул на Конрада. Тевтонский шлем-горшок хорош, но от такого удара не защитит и он. Немец рухнул как подкошенный. Убит? Оглушен? Некогда выяснять: на пол пещеры уже мягко приземлился ночной охотник за кровью.

Такую тварь и так близко Всеволод видел впервые. Руки поднимали мечи, тело устремилось вперед. А сознание отмечало, фиксировало – отстраненно, фрагментарно. Стоящую на двух ногах фигуру. Щуплую, высокую. Матово-бледную, до омерзения, до отвращения, белесую, как рыбье брюхо, кожу. Редкий – не чета густой волкодлакской шерсти – волос. Стремительные – до чего же быстро перемещалась тварь! – движения.

Большая голова. Оскаленная пасть. Зубы – острые, крепкие; клыки длинные, прямые. Бородавчатая, лишенная чувств и эмоций морда – не человеческая и не звериная даже. Страшнее. Отвратнее. Мерзче. Поганее. Гораздо. Хуже, чем у оборотня, становящегося человеком. Хуже, чем у человека, перекидывающегося в оборотня. Глаза – алчущие, жаждущие. И красные огоньки в широких зрачках – отражение факельного пламени и уже пролитой крови.

Длинные, длинные... и еще длиннее руки. Когти – каждый как мясницкий нож. А руки все вытягиваются, удлиняются. Извиваются, будто змеи. Суставов в них нет, что ли? Или слишком много гнущихся под самыми немыслимыми углами фаланг?

А когти рвут. А клыки пронзают. Одинаково легко рвут и пронзают живую плоть и мертвую броню. Куски кольчуг и панцирей летят, как ошметки кожуры. А упырь ищет, ловит ртом потоки крови.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});