Роман в письмах. В 2 томах. Том 2. 1942-1950 - Иван Сергеевич Шмелев

class="p1">8. IV.43

Милый Ванечка,

вчера не удалось мне ни причаститься, ни даже побывать в церкви, — ужасно это! А как я собиралась. Какое-то прямо будто издевательство. Мы не могли дождаться автобуса, а когда он пришел, то было уже 10 ч., да еще к тому же он не мог хорошо идти, т. к. поломался. Стали его чинить. Кусочек, который он делает в 10 мин., ехали ровно час!! Мы вышли из него, когда шофер сказал, что не уверен, попадем ли мы на поезд в 11 ч. Ехать до Гааги от Утрехта 1 ч. да еще трамваем 1/2 часа. Обедня 10 3/4… Пришли домой… Так горько. До слез! И вот начался сумасшедший день: поднялся шторм с дождем. Сперва просто сильный ветер, а затем перешло в бурю. Делалось Бог знает что. Все ломилось и рвалось, неслось куда-то. Дуло со всех концов. Около 6 ч. вечера было так ужасно, что жуть брала. У соседа раскрыло крышу. Только что согнали мы телят, надо было их привести домой, Арнольда дома не было. Я распорядилась работнику, — он пошел, но пропал и пропал, а я пошла вокруг дома и угодий, посмотреть, все ли в порядке. Ветер был NW[67], а у кухни SO[68] — задрало крышу, побежала к соседу, а там уж целая толпа мужиков собралась — чинят ему крышу. Ну и мне сделали, а пока возились над кухней, смотрю: со стороны NW начало вихрить солому (* Не солома это собственно, а камыш вроде.), чуть-чуть, но уже видно. Полезли туда на лестницах, все, что нашлось, взвалили на крышу. Слава Богу, что мы весь дом перестраивали, а то бы беда. У других так прямо пораскрывало. Кирпичные крыши сыпались прямо за милую душу. Буря идет все хуже и хуже, а работник с телятами не идет. Около 7 ч. приходит А., пошел за телятами и тоже пропал. Я пошла, уже темнело… и что же? — Вижу, Арнольд один гоняется за ними, а те идти против ветра не могут, так и валит. А загнать надо, т. к. они были в самом конце нашей земли, м. б. за 1 квартал от дома. И у нас-то дух захватило. А где — кричу — работник? Понятия не имеет. Вот, думаю, хорош гусь, обещал и удрал. Ругаюсь про себя, т. к. слова то ветром так и давились, — не крикнешь. Только подходим к домам, — бежит работник: «а у меня дома пожар случился, жена прислала…» Слава Богу, что не успел за телятами запропаститься! Погасил, т. к. только в трубе началось. А что бы это было в такой ветер! Спалили бы всю деревню!

Один стог сена у нас разнесло, хорошо, что трава уже зеленая! Кругом, у кого ни глянь — беда. Перебило окна. У нас от ветра звонок сам звонил на «парадном». Чтобы войти в комнату со стороны ветра, надо было с силой навалиться на дверь, чтобы открыть ее, такой был напор и в доме. Вот какое Благовещенье! Всю ночь так вот бушевало. Где уж тут спать! Сегодня шел снег и град, и дождь, ветер тоже. Печки воют, не успевают нагреться, как все летит в трубу. Как дьявол с цепи сорвался. А вот сейчас солнце! Петушок на церкви качался так, будто клевать собрался. Как мы телятишек загнали, сама не понимаю. Каблук у ботинка сломала, так и потеряла, не заметила. Ну, довольно.

А ты теперь мне долго писать не станешь… Я знаю. Я хорошо тебя знаю. Во-первых[69], будешь мстить мне, а во-вторых, ты уже давно обещался не писать «до-л-го». И знаю уж: недаром ты мне и про палец написал202. А разве машинка тебе помочь не может? Но, как хочешь. Я ведь все, все понимаю… Наконец-то Фася раскачалась достать у своей родни «Человека из ресторана», что ты ее мужу подарил. Я прочла. Нет, неважно перевели. Да и можно ли перевести? Ну, все равно, если бы кто взялся переводить «По небу полуночи ангел летел…»203 и сказали бы: «в 12 ч. ночи летел по небу ангел»… Все точно передано, и читатель знает в чем дело, но… но искусства-то, искры-то и нету! Ну да, «Человек из ресторана» — конечно «кельнер» — кто же иной? И все-таки вот уже для начала, хотя бы и название-то — не то! Ведь не то? Совсем не то! Даже французский «гарсон» и то, по-моему, лучше. Все не то. И это «Liebe in der Krim» — ну разве это можно?! «Под горами»… сколько это дает, рассказывает укрыто, сулит какую-то тайну… Там, под горами, своя жизнь, под горами, там, под теми большими, которые мы видим… маленькие люди, мы их не замечаем, их жизнь под этими горами разве заметна? А вот художник дает ее… И мы видим еще что-то, не только этим горы, но и… «Под горами»… А что говорит «Liebe in der Krim»? A ничего. Заранее предвозвещает, что дело идет о любви. Ну, в Крыму, на лоне прекрасной природы. А мне, непрочитавшей, может по заглавию подуматься: «интрижка, должно быть скучающих курортников…» Вот что дает нечуткий перевод заглавия. Это же не твое, ты бы никогда не сказал так! Как досадно. Разве трудно было перевести «Под горами» точно? Нет, это я знаю что. Хотели нетерпеливой публике сразу пообещать бублик, дескать, «нате, о любви! Не подумайте, что описание ландшафтов». Как жаль. Переводчик должен быть тоже ведь художник, должен понять творца вещи, переводимой им. Как переводят «Солнце мертвых» г-жи Хааз? Теперь тебе удобно это — они у тебя под боком? Напиши. Я очень хочу заняться французским языком. Хотела бы что-нибудь из твоего перевести на немецкий, но так, как должно. «Конечно с Вашего согласия, многоуважаемый Иван Сергеевич! Не бойтесь, я не свольничаю». «Твои вещи в фильмах смогут играть только свои. Не я, нет, но молодые, свои!» Они есть! Я помогала бы, если бы в чем была нужна моя помощь. Дашеньку я вижу. Какая она! А Анастасию… тоже… но трудно, трудно дать ее, без слов ведь почти. Выразить силу ее без действия. Актриса должна ее вполне понять, быть ею, иначе получится ломака. А если справится, то потрясет. Актриса та — А. А. Зорина. Она, по-моему, просто без игры, по природе подошла бы. Она ультраскромна при своей красоте была. Говорили, что не сделала карьеры благодаря тому, что «строга» была. Понимаешь? Я, конечно, ничего не знаю. Она была красива. Очень. Теперь она не может играть, т. к., конечно,