Имбирь и мускат - Прийя Базил

— Вообще-то я не голоден. Хочу поскорее лечь спать, завтра встаю с утра пораньше. — Он направился к спальне.

Не голоден? Целый день работал и сыт! Наверняка где-то поел.

— Ты поужинал? — Сарна пригляделась. Карам выглядел слегка растрепанным. Волосы торчали из-под тюрбана, рубашка помята.

— Да, перекусил по дороге. — Он зевнул. — Совсем немного, но я так устал, что больше не хочу.

— И что же ты ел? Где? — Сарна не могла поверить, что Карам раскошелился на ресторан.

— Жареную картошку на выезде из Суиндона. — Все его тело ныло. Карама утомили дорога и ожидание, он хотел лечь и отдохнуть. Конечно, он понимал, куда клонит Сарна, и вовсе не собирайся идти в этом направлении. Когда же в его голове заиграла песня Элвиса Пресли «Подозрительные умы», он не удержался и вильнул бедрами в такт. В те дни стоило только Сарне завестись, как невидимый палец нажимал на кнопку, и в его голове начинал понимающе петь Пресли.

— Я пошел в душ и спать, — сказал Карам и вышел из комнаты.

Сарна, следившая за каждым его движением, сразу заметила, как муж дернулся. И приняла это за непристойный намек. Конечно, она и предположить не могла, что здесь замешана вовсе не женщина, а мужчина по имени Элвис.

Пока Карам поднимался в спальню, Сарну одолевали неприятные мысли. Картошка? Он что, наелся одной картошкой? Она пробралась в коридор и услышала шум воды наверху. Схватила ключи от машины и вышла на улицу. Холод ноябрьской ночи пронзил ее сквозь тонкий шалвар камез — в спешке она забыла накинуть пальто. Сарна вдруг вспомнила, что не знает, куда Карам поставил автомобиль, но потом заметила неподалеку красный «вольво». Машина была его гордостью и отрадой, одним из немногих предметов роскоши, который Карам себе позволил с выручки. Ему нравилось, что автомобиль притягивает к себе внимание — почти такое же, как он сам. Сарна быстренько открыла машину и залезла внутрь, усиленно принюхиваясь. Картошкой не пахло. Жирных отпечатков тоже нигде не было. Никакого Муската. В бардачке Сарна нашла жесткие салфетки, которые они всегда брали в «Макдоналдсе» или «Кентукки», чтобы сэкономить на покупке отдельных салфеток для машины. Ничто не говорило о недавнем визите Карама в закусочную. Подозрительных вещей в машине тоже не оказалось, правда, это не развеяло сомнений Сарны.

Она заторопилась к дому. Наверняка он вообще не ел никакой картошки, а все выдумал, чтобы сбить ее со следа. Карам никогда не приезжал домой сытым, никогда! И вряд ли он мог поесть на улице. Холодно, дождь льет — кто в здравом уме станет трапезничать снаружи в такую погоду? Ком встал у нее в горле, на глаза навернулись слезы. Сарна выключила телевизор и стала думать, что делать дальше. Карам, наверное, уже лег. По поведению мужа она догадалась, что сегодня спорить с ним бесполезно — он будет кричать и все отрицать.

Ох, ну как же поступить? Как быть женщине в таком положении? И не поговоришь ведь ни с кем — что люди подумают? Станут судачить о ее недостатках — немудрено, что муж отбился от супружеского ложа. Она, конечно, ни в чем не виновата. Она все делает для семьи, приносит себя в жертву, рискует своей честью. Сарна тайно шила одежду для друзей, говоря им, что у нее есть знакомая портниха, а деньги брала себе. Готовила самсу на праздники, опять же получая за это скромное вознаграждение. Обычно семья не замечала ее усилий. Никто не спросил, откуда у нее взялись деньги на свадьбу Найны, ведь Карам не вложил ни гроша. Они подумали, будто Найна сама все заработала. Лишь Сарна знала, как ей приходилось выкраивать, выгадывать и экономить, чтобы с достоинством выдать дочку замуж.

Карам уже спал. Сарна неохотно легла рядом. Когда она впервые уличила мужа в предательстве, ее любовь переборола гнев и обиду. Она попыталась не верить правде, хотела только ублажать его, ласкать снова и снова, лишь бы убедиться, что он с ней и больше ни с кем — Сарна на все была готова ради мужа. Сегодня, лежа рядом в кровати, она представляла себе самое страшное, хотя никаких доказательств у нее не было. Наконец выбралась из постели и пошла спать в Пьярину комнату. На следующий день Сарна перенесла туда все свои вещи и заявила: «Не могу делить постель с другой женщиной! Мне дурно становится, как подумаю о твоих любовницах». Карам назвал жену сумасшедшей и сказал, что у нее галлюцинации. Сарна не унималась: «Ты совершаешь безумные поступки, а сумасшедшая — я!» Почему-то ей не пришло в голову, что она перегибает палку, что ничего плохого еще не случилось. Сарна даже обрадовалась внешнему проявлению своей душевной хандры.

Наутро Карам встал рано, поговорить с ним не удалось. Как только он уехал, Сарна позвонила Найне. Трубку никто не взял. И где это она пропадает в половине девятого утра? Ах, она же записалась на курсы медсестер. Вздохнув, Сарна позвонила Пьяри. Раздалось несколько гудков, прежде чем та ответила.

— Алло, Пьяри? Алло! Это твоя мамиджи! Ты ела сегодня? Что ты ела?

— Ми-и-и-и, у нас три ночи! — донесся усталый голос. — Дома все хорошо?

— Твой питхаджи вчера вечером не вернулся домой. — Сарна чуть не плакала.

— Что?! То есть как? Ты звонила в полицию?!

— Нет, он приехал почти в полночь… Хаи Руба! Господи, помоги мне! — Она зарыдала.

— Наверное, задержался на работе. Что он сказал? У него все нормально?

— Работа, работа! Уезжает засветло, приезжает ночью. Он меня с ума сведет! — Сарна обмотала палец телефонным проводом. — Он был с другой женщиной. Снова за старое. Вы разъехались, и ему теперь не о чем волноваться. Не перед кем разыгрывать добропорядочного отца! А я кто? Кухарка и раба! Я его вдоль и поперек знаю, мне доказательства не нужны.

— Ми, ты уверена?

— Конечно! Он не захотел поужинать, когда вернулся. Сказал, что не голоден! Подумать только! Хаи Вахегуру! Он не голоден, потому что пировал в чужом доме!

— Может, он говорит правду, ми? Иногда люди теряют аппетит от усталости.

— Хаи Руба! Ты всегда на его стороне! Не важно, как он обращается с твоей матерью, ты все равно ему веришь.

Пьяри молчала. А что она могла сделать? Уехав из дома, она надеялась оставить вечные ссоры между родителями позади. Но нет. Сарна никогда не интересовалась, как ей живется с Дживаном. Иногда спрашивала, что она ему готовит или какие продукты можно купить в Торонто. Словно счастье дочери зависело только от того, хорошо ли она кормит мужа! С чего мама это взяла, ведь с ней такой фокус не прошел?!

— Я осталась совсем одна! — плакала Сарна. — Разве у меня кто-то есть? Скажи, есть? Нет никого. Я даже не могу поговорить со своей дочерью — она вечно против меня. Я это не заслужила!

— Ми! — Пьяри хотелось, чтобы она замолчала.

— Что мне делать? А? Что мне делать? Я больше так не могу. У меня внутри опять что-то неладно. Я всю жизнь готовила и убирала для этого мужчины, а взамен — ничего, кроме боли. Мне нужно сменить обстановку.

«О Господи. Она хочет, чтобы я пригласила ее к себе», — подумала Пьяри, но сделать этого не могла.

— Ми, успокойся. Не надо делать спешных выводов, хорошо? Давай посмотрим, что будет дальше. А там что-нибудь придумаем. Я тебе перезвоню, ладно? Здесь ночь, поговорим утром. Ну все, пока… пока.

Пьяри и в самом деле перезвонила и даже пригласила Сарну в Торонто, однако у той уже созрел другой план. Она поняла, что ей станет лучше, если Карам бросит торговлю. А пока он шатается по всей стране и под убедительными предлогами встречается с женщинами, покоя ей не будет. Сарна решила положить конец мужниным похождениям.

Она знала, уничтожить «Касака Холдингс» не так-то просто, но ее имя стояло в самом сердце предприятия: КАрам, САрна, КАлвант. Она помогла создать это дело, она его и разрушит. Без нее «Касака» станет «Какой», что на пенджабском означает «мальчик» — да, без Сарны компания превратится в глупенького младенца, наивного и беспомощного.

24

Сначала Карам был очень рад, что дети разъехались, но потом его счастье померкло: он потерял власть над их жизнями. Ему оставалось только смотреть, как они принимают решения, делают ошибки и борются с последствиями. Карам видел, что его мнение больше никому не интересно, а если он даст совет, к нему вряд ли прислушаются.

Он чувствовал, что Пьяри несчастна в браке. Через два года она стала все чаще приезжать в Лондон без мужа. Так и разориться недолго, думал Карам, сочувствуя Дживану. Пьяри постоянно говорила, что скучает по Англии и снова хочет здесь жить. Отец не одобрял ее завуалированных проявлений недовольства. Ему было досадно и неловко поднимать этот вопрос, поэтому он только намекал дочери, что брак необратим: «Кольцо означает замкнутый круг. Вы оба входите в него, а выйти уже нельзя». Пьяри вроде бы соглашалась. Для Карама много значил этот, пусть мнимый, авторитет.

Раджан, напротив, не позволял отцу питать иллюзии на его счет. Мальчишка сам себе на уме, часто думал Карам, словно независимость мышления была дурной привычкой. Первая перемена в их отношениях произошла, когда Раджан учился на третьем курсе. Однажды он приехал домой на выходные, но в воскресенье должен был отлучиться на заседание Общества юристов, после которого намечался торжественный ужин. Родители, конечно, расстроились, ведь Раджан редко навещал их во время учебы, и они любили похвастаться им в гурудваре. Сын сказал, что беседа имеет большое значение для очерка, который он пишет. Тогда они уступили. «Когда ты вернешься?» — спросил Карам. «Не слишком поздно».