Имбирь и мускат - Прийя Базил

23

Заботы Сарны о будущем дочерей разрешились даже успешнее, чем она могла ожидать. Спустя два года после свадьбы Рупии обе девушки вышли замуж — за врачей. «Настоящие доктора, и с тюрбанами! — гордо заявляла Сарна. — Не профессора какие-нибудь!» Те, по ее разумению, были прокаженными медицины. «Найнин Притпал — терапевт, а Пьярин Дживан — хирург».

Пришла очередь Персини сплетничать за ее спиной. «Зато этот терапевт — вдовец, на двадцать лет старше Найны и живет в Манчестере. Нечего сказать, далеко сплавила Сарна свою сестренку!»

У Карама не было сомнений в достоинствах обоих женихов. Его несбывшаяся мечта о хорошем образовании частично исполнилась благодаря тому, что в их семье прибыло высокообразованных мужчин. Настоящее удовлетворение пришло, когда Раджану предложили поступить в Оксфорд, изучать юриспруденцию. Гордость Карама не знала границ и вряд ли была бы больше, если б он сам в свое время добился таких же успехов.

Достижения Раджана почти затмили недовольство Карама тем, что Пьяри не получила высшего образования. Замужество вынудило ее бросить архитектурный факультет, где она проучилась полтора года. Карам пытался ей помешать, но Сарна была непреклонна и говорила, что такие выгодные партии на дороге не валяются.

— Мы можем попросить Дживана обождать. Иметь образованную жену — большая честь для любого мужчины.

— Хаи Руба! В наше время никто никого не ждет. Я знаю по меньшей мере десяток девушек, готовых выскочить за Дживана в любую секунду. — Сарна щелкнула пальцами. — Надоел ты со своим образованием! Иметь жену, которая вкусно готовит и рожает детей, — вот чего хочет любой мужчина. Посмотри, что я для тебя сделала — и без единой научной степени. Хочешь сказать, этого мало?

— Ох, да я не имел в виду ничего такого! Нет! — Карам отмахнулся. — Времена меняются. К тому же Пьяри до сих пор не умеет стряпать. Ты ничему ее не научила, так что образование нашей дочери неполное во всех смыслах.

— Ладно, ладно. — Сарна раскланялась. — Пусть она учится сколько твоей душе угодно. Если через три года у нее за душой ничего, кроме степени, не будет, пеняй на себя.

В конце концов Карам рассудил, что решать должна Пьяри.

— Пусть сама выберет, как ей жить дальше.

Он-то думал, что выбор дочери будет соответствовать его желаниям, и глубоко ошибся. Пьяри была рада прекратить учебу. Она мечтала поскорее выйти замуж и переехать в Канаду. Сперва Карам хотел запретить ей это, и если бы Пьяри хоть немного засомневалась, он бы так и поступил. Однако девушка тут же бросила университет — оказывается, ей никогда не нравилась наука. Она выбрала архитектуру потому, что это направление было ближе всего к дизайну. Пьяри воображала, как будет проектировать красивые интерьеры для необычных зданий, а вместо этого целый год проводила под дождем топографические замеры или сидела за скучными расчетами. Поэтому сделать выбор ей было нетрудно. «Наконец-то девочка поступает разумно, — сказала Сарна, обрадовавшись. — Немного здравого смысла от матери ей все-таки перепало».

Сарна действительно имела влияние на дочь, хотя не такое, как полагала. Порой сущие мелочи диктуют нам самый важный выбор в жизни. Так муж изменяет жене, увидев, как упругие локоны подскакивают на плечах другой женщины; так чары зеленых глаз приводят к невероятной свадьбе. Судьбу Пьяри определило единственное слово: «Канада», сулившее заманчивые расстояния. Конечно, важно было и то, что доктор Дживан Бхатиа оказался зажиточным и образованным человеком, хотя эти качества приглянулись бы Пьяри куда меньше, не будь они озарены манящим светом другого континента.

Пьяри видела, что вмешательство Сарны в жизнь Найны не прекратилось, даже когда та переехала в Манчестер. Мать звонила ей каждый день и жаловалась то на одно, то на другое. Раз в два месяца они с Карамом ездили к ней в гости, где Сарна обыскивала все буфеты и шкафы Найны, а потом бранилась, что та неправильно хранит специи, складывает тарелки или гладит полотенца. Все было плохо. Найна выдерживала нападки матери с завидным чувством юмора. «Да, сэр матушка», — отвечала она на любой упрек. Пьяри была в ужасе от поведения Сарны. Она со страхом думала о днях, когда подобным проверкам подвергнется ее будущий дом. Неужели ей суждено вечно жить в тени собственной матери? По-видимому, да. Однако с появлением Дживана все изменилось, и Пьяри не устояла перед возможностью покинуть Англию.

Точно так же, как много лет назад Сарна мечтала об отъезде из Индии и новой жизни, Пьяри теперь с радостью думала о Канаде. Конечно, обстоятельства у них были разные, но обеими женщинами двигало одно: соблазн перерождения. Они вообразили, будто счастья можно добиться на другом месте; главное — его найти. От себя не убежишь — вот чего так и не поняла Сарна, а Пьяри только предстояло постигнуть. Она думала, что если уедет подальше от своей неугомонной матери, то обретет покой. Оказалось, семья везде, где бы ты ни был. Она — в твоем характере и привычках, в чертах лица и морщинах. Сама кровь, питающая тело, хранит мельчайшие частички семьи, и однажды она отзовется болезнью или родится заново вместе с ребенком. Семья незримо присутствует в обязательствах и ожиданиях: даже если никто о них не говорит, ты знаешь, что нужно их оправдать. Семью чувствуешь всюду — как утешение или тяжкий гнет.

Дочки разъехались, Раджан учился в университете, и Сарна почувствовала себя одиноко. Ей не нравился изменившийся быт: больше не надо готовить любимые блюда к приходу детей из школы или с работы; стирки и глажки стало заметно меньше, уборку можно делать реже, пожаловаться некому, да и не на кого. Сарну охватило то же уныние, что и после приезда в Лондон. Цель всей ее жизни — обеспечить детям безбедную и счастливую жизнь — достигнута. Что теперь?

Сарна без конца твердила себе, что выполнила долг перед Найной: выдала ее замуж и переселила на безопасное расстояние, за несколько сотен миль от себя. И все же боль невысказанной правды и страх изобличения не исчезли.

Все усугубил ее старый недуг — «повышенная чувствительность желудка», как она его называла. Боли начались несколько месяцев назад, но Сарна старалась не обращать на них внимания. Врач заявил, что необходима операция. Она наотрез отказалась — уже не первый раз. И с тех пор совсем перестала ходить к доктору. Лечилась так: натирала живот теплым топленым маслом и пила горячую молочную смесь из масла, шафрана и миндаля. Когда это не помогло, Сарне пришлось согласиться на удаление матки. Ирония судьбы: дети разъехались, и теперь у нее забирали само материнское начало. Птенцы покинули гнездо, и оно распалось.

Пьяри не вернулась из Канады, чтобы присматривать за больной матерью. «Зачем? Раджан и Найна там, а я только что доехала», — сказала она по телефону. Раджан однажды приезжал в больницу и один раз — домой, когда Сарна уже выздоравливала, но у него были дела и поважнее. Поэтому Найна и Карам вдвоем ждали, когда кончится операция. Найна держала мать за руку, когда та очнулась после наркоза. Она же готовила для Карама, пока Сарна лежала в больнице и поправлялась дома. Купала, кормила и успокаивала мать в эти трудные дни. Найна — отверженный плод удаленного чрева — своей заботой вернула Сарне здоровье.

Пока Сарны не было дома, Карам с Найной оставались одни. Сначала он не знал, что сказать девушке, которую посадили ему на шею против его воли. Все те годы, что она жила с ними, Карам разговаривал с ней только по необходимости. Для Найны же он был строгим директором школы, который беседовал с учениками, когда те нашкодили или, наоборот, отличились. К счастью, ни того, ни другого она обычно не делала. И теперь ей приходилось нелегко от этой близости.

Когда они ехали из дома в больницу и обратно, тишину заглушало радио. Однако на Эльм-роуд им так или иначе приходилось разговаривать. Во время первого совместного ужина звон вилок о тарелки с каждой секундой становился все громче, словно барабанная дробь, возвещающая о торжественном событии. Карам мешал ласси с таким остервенением, будто хотел расслоить йогурт на молоко и воду. Найна быстро ела кичди, стараясь не обращать внимания, что горячий бульон с чечевицей и рисом обжигает ей рот. Карам дул на свою тарелку и наблюдал за девушкой.

— Я думал, ты любишь острый перец, а не кипяток.

Найна положила ложку и сделала большой глоток воды, потом прижала пальцы к губам. Они горели и были красные.

— Сарна сказала, ты учишься на медсестру.

Найна кивнула.

— Правильно. Врачи и медсестры всегда будут нужны. Вы с Притпалом не останетесь без работы.

Она снова кивнула и отпила воды.

— Это он придумал. Притпал.

Найна была очень похожа на Сарну, и от этого сходства Караму всегда становилось не по себе. При виде девушки нежные чувства и гнев поднимались из прошлого, чтобы болезненно столкнуться в его груди. Даже форма ее рук напоминала ему о жене: длинные тонкие пальцы с изящными овальными ногтями. Хотя ладони Сарны давно огрубели от домашней работы, а пальцы стали похожи на редиски.