Ошибка природы (сборник) - Светлана Алешина

А в какой темной комнате сейчас сидит Таня Глухарева? И почему ее, черт возьми, никто не ищет? Как будто пропажа человека — дело житейское, так себе, маленький пустячок!

Где ее родители? Должна же у нее быть мать?

Впрочем, вполне возможно, что ее мать привыкла к исчезновениям Тани.

Такое тоже случается.

От размышлений меня оторвал стук двери. Я подняла глаза. На пороге стоял грустный и озадаченный Лариков.

— Хорошо, что ты дождалась меня, — сказал он, плюхаясь в кресло и не потрудившись снять пальто. — У нас крупные неприятности…

Я не удивилась. Чего еще можно было дождаться, кроме каких-то там неприятностей! Мне и так казалось, что их достаточно, чтобы отучиться просыпаться с улыбкой, ан нет! Вам еще принесли немножко неприятностей!

— Люда Нещадова в больнице. Пока без сознания. Ее очень сильно напугали в собственной квартире.

— На-пу-га-ли?

— У нее слабое сердце, — пожал он плечами. — Черт его знает, как это там называется. Но она пока еще в полной прострации и зрит ангелов. Кто-то из соседей сказал, что видел, как Люда зашла в квартиру. Потом услышал ее крик, рванул туда. Клянется, что видел мелькнувшую фигуру — бросился за ней. Но этот тип был стремительным и худым, а наш сосед — толстяк с ужасной одышкой. Он уверяет, кстати, что это подросток! Представляешь? Он скрылся из виду, мужчина наш плюнул в сердцах и вернулся к Нещадовой, надеясь, что там все в порядке. Квартира была открыта, он вбежал. Люся лежала на полу. Лицо синее, глаза распахнуты — он сначала подумал, что она уже отошла в мир иной. Но, слава богу, обошлось. Он вызвал «Скорую» с милицией. Вот такие дела, брат…

— Так грустно, что хочется курить, — сказала я. — Потрясений у меня за сегодняшний день на сто жизней вперед! Можно поделиться.

— Поделись, — предложил он.

— Сначала сними с себя это холодное пальто, — предложила я. — А то от тебя морозно.

* * *

Делилась я с ним своими «потрясениями» весьма основательно, но он терпеливо выслушал меня и, когда я закончила, сообщил:

— Цены вам нет, моя маленькая Александрина!

— Да уж, — саркастично усмехнулась я. — В смысле бестолковее меня не сыщещь?

— Брось, — отмахнулся он. — Ты с самого начала невзлюбила «трудовиков», так?

— Их вообще-то чрезвычайно трудно полюбить.

— Но именно ты настаивала на том, что все это связано!

— Ты особо не протестовал.

— Ладно, оставь свои скромные взглядики в пол! Теперь у нас все наконец-то складывается! И это благодаря тебе.

— Да не мне, а случайности. Понимаешь, этот тип встретился со мной случайно!

— А если нет?

— То есть как это?

— А если все дело в фотографиях? Смотри сама. Нещадов тебя видел. Так? Мещерский тоже тебя видел. Ты вообще с этой девочкой нарисовалась. Значит, ты им была известна. Он знал, что ты детектив.

— Нет, — начала протестовать я, но остановилась.

А ведь знал! Я же сказала ему это в нашу первую встречу! Сказала и забыла! Так ли случайно, что Аркадий оказался со мной рядом? А если он, черт бы его побрал — поскольку нельзя же столь цинично играть девичьими чувствами, — за мной следил?

— Какая же я дура, Ларчик! — простонала я. — Какая дура!

— Нормально, — кивнул головой Ларчик. — Ты не дура. Ты просто еще местами ребенок. Умненький, но ребенок. Но позволь мне договорить. Значит, он знает, что у тебя на руках компромат. «Трудовики» начали баллотироваться. Наркоманы никого не проймут. А вот… Ты сфотографировала их в тот момент, когда они издевались над этой девчонкой-инвалидкой?

— Конечно. Как я могла остаться без такого кадра?

— Вот он и напрягся. Не пойму только, с чего им вдруг пришло в голову убивать соратников.

— Этого и я не могу понять, — развела я руками. — Как и того, зачем они спрятали Таню Глухареву.

— Ну, Таня эта тут может быть вообще ни при чем. Ты же сама сказала, что он удивился!

— Или сделал вид, что удивлен. Эта Таня вообще странная. Например, где ее родители? Почему ее ищу только я? Она что, никому, кроме меня, не нужна?

— Постой, — сказал Ларчик. — Ты говоришь, она сама ушла из университета…

— Да.

— А это значит…

Он замолчал.

— Что это значит? — спросила я.

— Что они вполне могут не знать, где она. Она спряталась. Человек, которого похищают, сам из университета не уйдет! Только если по определенным причинам этот человек не хочет, чтобы окружающие знали, где он находится! А это говорит об одном — Таня прячется. А почему она это делает — нам пока, увы, неизвестно. Ладно, лучше поведай мне, встретит ли тебя Пенс?

— Нет, но…

— Значит, я тебя провожу.

— Зачем?

— Саша, — мягко сказал Лариков. — Не задавай глупых вопросов, о’кей? Скажем так — мне просто хочется тебя проводить! Мне кажется, что своим нонконформизмом ты потревожила изрядный клубок гадюк, а они, как показывает нам предыдущий опыт общения с ними, весьма опасны!

* * *

Не очень-то я и напугалась!

Хотя, конечно, вру. Это ведь только супермены и идиоты ничего не боятся, а я ни то ни другое! Если уж та же святая Жанна боялась костра, то я тоже весьма боязливое существо. Но показать это — никогда, боже упаси!

Мы шли по темным улицам, и я просто чудеса являла, дабы не показать своего страха. На самом-то деле сердечко мое трепетало, стоило лишь темной тени показаться в конце проспекта. И хотя тень эта при приближении оказывалась обычной женщиной с сумкой или пьяным мужчиной, я еще долго приходила в себя.

Лариков если и чувствовал мой страх, то тактично помалкивал, не отпуская, впрочем, из своих лапищ мою руку.

Только у самого дома он остановился и, смотря в другую сторону, сказал:

— Может быть, мы найдем другой выход?

— Ты о чем? — спросила я.

— Думаю, твоя идея относительно вашего завтрашнего рандеву не самая лучшая на свете…

— Ларчик, через минуту ты станешь говорить, что их нужно оставить в покое, — сказала я, глядя ему в глаза. — Даже, вполне возможно, произнесешь мне известную поговорку, оканчивающуюся словами «оно и не воняет». Да?

— Я к этому склоняюсь. Люди, которые умеют и любят убивать, Саша…

— Люди, которые умеют и любят убивать, Ларчик, — прервала я его глубокомысленную тираду, — весьма и весьма опасные существа. Поскольку, мой милый, завтра они могут развлекать себя подобным способом уже во вселенских масштабах. И тогда наша с тобой жизнь превратится в сплошной патологический страх.

— Ты слишком глобально мыслишь, — попытался образумить меня Лариков. — Они не так уж опасны. Сидят и тявкают из подполья.

— Знаешь, в двадцатые годы в Германии тоже некоторые рассуждали так же. И в семнадцатом в России. А потом гнили в концлагерях, потому что эти мелкие шавки именно за счет отсутствия серьезного отношения к проблеме смогли оказаться над теми, у кого как раз со здравым смыслом все в порядке. Я не отличаюсь особенно здравым смыслом, поэтому постараюсь поспособствовать тому, чего они, на мой взгляд, заслуживают. Уголовного наказания.

Вот как я сказала! Светло улыбнувшись Ларикову, шагнула в квартиру, как на костер. Впрочем, перед костром можно было позволить себе еще чашечку кофе.

* * *

Эльвира расположилась в кресле, поставив рядом с собой клетку с Пафнутием.

— Наконец-то! — проворчала она, отрывая глаза от книги. — Это у нас называется «я приду сегодня пораньше…». У тебя как с ощущением временной реальности, радость моя?

— Реальность всегда временна, — заметила я.

— Знаешь, Данич, тебя все равно не переспоришь. Господь наделил тебя умом и гордыней. Зачем тебе второе, ума не приложу, поскольку сие грех, но не мне с моим умишком понимать его замыслы!

— Чтобы было с чем бороться, — рассмеялась я. — Третья составная часть моего характера — поиски бурь, которым можно сопротивляться!

— Понятно. «А Сашка, мятежная, ищет бури, как будто в бурях есть покой». Ну и как? Поиски увенчались успехом?

— Конечно, — усмехнулась я. — «Кто ищет, тот всегда найдет!» Ладно, давай кончим наш цитатно-софистический диспут, поскольку я тебя обыграю. Не зря же торчала в стенах филологического, старательно изучая литературу. Лучше расскажи мне о том, в чем я не сильна.

— О физике? — испугалась Элька. — Прости, дорогая, я в физике тоже совсем не шарю! У меня даже нет представления о том, что там решил представить нашему вниманию Бойль совместно с Мариоттом!

— Не-ет, — протянула я. — Меня интересуют твои «рерихианцы». Их кружок местного значения.

— Не мои, а мамины. Я существо свободное. Сдамся только в религию отцов, то есть в православие. А то ты еще ненароком причислишь меня к атеистам! А об этих «рерихианцах» я ничего не знаю особо. Только то, что они какие-то бредовые ребята и читают полную смурь. Впрочем, я сейчас тоже смурь читаю, которая уже надоела мне.