Ошибка природы (сборник) - Светлана Алешина

— Диктуй, — сказала я, отыскивая карандаш. Что ему, интересно, так от меня понадобилось?

Записав номер, я пообещала Эльвире, что постараюсь вернуться пораньше, чтобы развеять ее скуку, на которую бедная девушка жаловалась, и повесила трубку.

Чайник уже кипел вовсю. Налив себе чаю, я поразмыслила, сколько может продержаться человек, если в его рацион входит исключительно вода и чуточка пирожных? Решив, что схимники держались довольно долго, причем без пирожных, я успокоилась. До мамашки дотяну. Кстати, о мамашке…

Я вздохнула. Набрала ее номер. Плевать, что московский, — Ларчик расплатится.

В трубке были длинные гудки. Ее не было. Черт побери, ну почему, когда она так нужна, ее нет?

Бросив трубку, уставилась в окно. Над городом сгустились сумерки. И отчего это в моем сердце поселились тревога и близкое ощущение опасности?

— Ты просто устала, — сказала самой себе. — Всего лишь. Нынче день был слишком насыщенным, а теперь ты пожинаешь плоды своей активности.

Решив, что Аркадий вполне в состоянии подождать еще немного моего звонка, я достала томик «Geuvres». Лучший способ отвлечься от тяжелых мыслей.

— «Вот истины наоборот, — прочитала, открыв книжку наугад. — Лишь подлый слабых бережет, один насильник судит право, и только шут себя блюдет. Осел достойней всех поет — и лишь влюбленный мыслит здраво».

«Вряд ли сии строки относятся к разряду полезных в моем нынешнем дельце», — мрачно усмехнулась я. Но, по крайней мере, я на одно мгновение очутилась в другом мире. Хотя как сказать, любезный моему сердцу поэт-пройдоха! Вполне возможно, окажись ты в нашем мире сейчас — мне пришлось бы охотиться именно за тобой?

По радио зазвучала песенка, которую последнее время я очень любила. «Que da do corason». Я закрыла глаза. Музыка была немного грустной и нежной.

Ладно, позвоню этому Аркадию. Хотя отчего-то под эту песенку мне вспомнился мой Пенс, а не Аркадий.

Я набрала номер, который записала с Эльвириных слов. После долгих гудков трубку взяли, и мужской голос произнес:

— Да.

— Здравствуйте. Пригласите, пожалуйста, Аркадия.

— Я слушаю, — снова произнес голос, теперь показавшийся мне странно знакомым. — Это Александра?

Господи, этот голос я где-то уже слышала! По телефону — но где?

— Да, это я. Вы просили меня позвонить.

— Да, просил. Я по вас соскучился. Честное слово! Может быть, мы встретимся? Завтра в филармонии концерт Вивальди. Я возьму билеты?

Мой мозг напряженно пытался определить, где, когда и почему я слышала именно этот голос, именно по телефону, и почему с ним связаны неприятные эмоции?!

Черт! Вспомнила!

«Не может быть, — хотелось закричать мне. — Этого просто не может быть! Мне показалось!»

Я взяла себя в руки. Стараясь быть доброжелательной и спокойной, ответила:

— Да, конечно. Я очень люблю… Вивальди. * * *

Повесив трубку, долго сидела, не в состоянии поверить самой себе.

«Ты же могла обмануться, — говорил мой внутренний голос. — Телефоны иногда до неузнаваемости искажают голоса. Хочешь — проверь себя сама. Ну, давай, набери номер…»

— И наберу, — проворчала я. — Хотя его там сейчас нет. Если только в том месте не стоит два телефонных аппарата… А если он узнает твой голос? Точно так же, как ты узнала его? Если это, конечно, был именно его голос и ты не ошиблась.

— Но он не должен быть с ними, — отчаянно сопротивлялась моя наивная душа. — Как может совместить человек музыку и убожество? Тупую жестокость и такую тонкую склонность к лирике?!

«А вот этот очень любит Вийона, — вспомнились слова Ларчика. — Я к тому, что не думай, будто все они тупые».

— Я и не думаю, — упрямо сказала я. — Ничего такого не думаю. Но верить в это мне тоже не хочется! Может быть, я кажусь глупой и наивной, но не хочется!

Я достала сигареты. Закурив, проследила за ленивым парением дыма и в очередной раз сказала себе:

— Знаете, чего вам недостает, милейшая Александрина? Решительности. Простой решительности. Один звонок способен рассеять ваши подозрения или укрепить их. Так, может, стоит рискнуть? Конечно, это кретинизм — звонить этим людям с домашнего телефона, они же могут вычислить тебя потом, но кто не рискует, тот ведь не пьет шампанского, не так ли?

Затушив окурок, я набрала номер.

Трубку взяли сразу. И мои сомнения растаяли столь же стремительно, сколь и дым от сигареты.

* * *

— Алло, — голос звучал недоуменно и настороженно. — Я вас слушаю…

Я смотрела на телефонный аппарат с ненавистью.

— Алло, говорите.

Что, собственно, мне сказать?

Что я люблю Вивальди?

Я усмехнулась. Можно сказать и об этом. Можно спросить, где находится Таня Глухарева. Можно спросить, зачем понадобилось убивать троих людей, которые так преданно и верно несли знамя «Трудовой молодежи». Можно вообще в открытую поинтересоваться, что это за мерзкая организация? Наркокартель или все-таки оазис борьбы за «чистоту нравов»? Или это странное сообщество живет лозунгом «одно другому не мешает»?

Мои снимки лежали передо мной. Я рассматривала их. «Из них можно создать совсем недурственный коллаж, — рассмеялась я про себя с оттенком злости. — Только вот нет там почему-то того человека, который отвечает сейчас на мой звонок».

— Алло, вы будете говорить?

Мой абонент начинал терять терпение.

— Буду, — сказала я, приглушив свой голос. — У меня кое-что есть, что может вас заинтересовать.

На другом конце провода воцарилось зловещее молчание.

— Что именно?

— Фотографии, — сообщила я все тем же голосом. — Очень интересные фотографии. Как вы думаете, какая газета сможет купить подороже у меня снимки, на которых запечатлены лидеры «Трудовой молодежи», торгующие наркотиками?

Он какое-то время молчал, как бы соображая, о чем речь.

— Я понимаю, что это не ваше дело, — продолжала я атаку. — Но видите ли, в чем проблема. Так исторически сложилось, что еще вчера я бы отдала эти фотографии и бесплатно, так как глубоко презираю вашу тусовочку. Но в силу того, что мне нужно от вас кое-что, я, пожалуй, отдам эти снимки вам. С одним условием…

— Кто у вас на снимках? — хрипло спросил голос.

— Ах, один джентльмен. Вполне респектабельный. У него очень красивые очки и весьма интеллигентная внешность. Вот только рядом с ним находится парень, совершенно не подходящий для его компании. Такой, знаете ли, грубоватый. В черной шапочке.

— Вы занимаетесь шантажом, — пробормотал мой абонент.

— Кто чем, — рассмеялась я. — Кто шантажом, кто наркотиками, а кто… киднеппингом.

— Чем?

— Киднеппингом, — повторила я. — Вот меня это и интересует больше всего. Вы говорите мне, куда делась одна девушка, я отдаю вам фотографии. Как вам сделка?

— Шантажистка, — снова пробормотал голос.

— Вы на это уже намекали.

— Я не знаю, о чем вы говорите… Я не занимаюсь киднеппингом.

— А Таня Глухарева?

Мне показалось, что он грязно выругался.

— Хорошо, давайте встретимся и поговорим.

— Замечательно, — обрадовалась я. — Завтра. Около десяти… — я набрала в легкие побольше воздуха. Утра? О, как бы мне этого хотелось! Но мое нетерпение может повредить, лишая нашу встречу должного эффекта. — Вечера. Возле консерватории. Пойдет?

Там помолчали, обдумывая странности моего поведения. Потом коротко бросили:

— Хорошо. Как я вас узнаю?

— Вы узнаете, — пообещала я и повесила трубку.

Ну вот, милые мои…

Теперь нам осталось совсем мало времени — о, очень мало! — на наши «таинственные игры». Наступает время предельной ясности. Подведение итогов, так сказать!

— А дело все в том, что я просто очень люблю Вивальди, — пробормотала я, сдерживая подступившие к глазам злые слезы. — Всего лишь в этом!..

Глава 11

Я курила пятую сигарету и уже начинала чувствовать, что их количество начинает сказываться на качестве моих несчастных легких.

Ларикова не было. Я стала терять терпение.

— Человек беспросветно одинок в этом мире, — мрачно констатировала я, глядя в черное окно. — И никакой доктор не едет. Славная песенка, но, похоже, мне с моей печалью и тоской придется доживать весь мой остаток дней.

Ну вот, Александра! Тебя потянуло на мрачные философские измышления! Именно так начинается депрессия.

— Просто все вокруг построено на лжи, — сообщила я темному окну. — И никто не собирается с этой пакостью бороться. Только я, как Жанна д’Арк, сижу тут в темной комнате, ожидая приговора.

Правда, я не помню, в какой темной комнате сидела бедная святая Иоанна, но уж в какой-нибудь точно сидела. Только сигарет у нее не было.

А в какой темной комнате сейчас сидит Таня Глухарева? И почему ее, черт возьми, никто не ищет? Как будто пропажа человека — дело житейское, так себе, маленький пустячок!