Княжья воля (СИ) - "Константин"

— Рогволд прав — тебе не стоило связываться с данами и втягивать в это Ольдара.

— С чего ты взял, что князь имел ввиду именно это?

— Думаешь он не знает чья это затея? Если бы с княжичем что-то произошло, Рогволд бы с тебя шкуру живьем спустил.

— Не произошло же, — парирую я. — Что плохого я сделал? Князь в добром наваре, княжич зарубил настоящего ярла, люди с добычей.

Сотник горько усмехается.

— Доля не всегда на стороне того, у кого больше воев, запомни это хорошенько, десятник.

— Я отлично это знаю, но на всякий случай еще раз освежу в памяти, — говорю, охотно соглашаясь с сотником. — А как бы ты поступил на нашем месте, Вендар? Позволил бы данам догнать магометан и перерезать как свиней?

— Я бы привел всю свою сотню на пристань, чтобы напасть на данов, пока они платят пошлину.

— Считаешь, что потерял бы меньше бойцов? А если бы они успели отойти от берега прежде, чем твоя сотня оказалась на драккаре? Мне сказали, что плату за проход по Двине они перекинули мытарю прямо с судна, гребцы в это время сидели за веслами. На чем бы ты их стал догонять? На купеческом насаде или на плотах?

— Да уж догнал бы, — отвечает уверенно и глядит с вызовом.

Ага, с Божьей помощью…

Просто удивительно, как они тут все любят все свалить на богов. Боги то, боги се, курицу зарезать без их упоминания не моги.

Эх, бесполезно это все…

— Ладно, Вендар, прости, — я примирительно прикладываю к груди ладонь. — В следующий раз обязательно позову тебя на веселье. Пойдем-ка лучше со мной, чего покажу да и совет твой нужен.

— Куда идти?

Остыл, кажись… Должно быть прикинул, что его идея с захватом имущества ярла и лишения данов жизни ничуть не лучше моей.

— До Полоты прогуляемся, к почитателям аллаха заглянем. Сологуб, ты с нами?

— Вы идите, я кое куда заскочу и — к Глыбе, — машет рукой носатый десятник и бодро направляется в сторону городских усадеб.

На мосту, ведущем из укрепленного города в Заполотье, в дневную пору как всегда довольно оживленно. Движение в обе стороны интенсивное, но не суетливое. Степенные бычьи повозки, медленно вращающиеся тяжелые колеса, бабки с тюками и корзинами, молодухи с детишками, ремесленники с товаром и совершающие променад бездельные полочане шлифуют ногами толстые бревна моста. Речка внизу синеет, чайки орут, дерутся с воронами. Ровно над середкой речного русла Вендар интересуется на кой ляд мы премся к арабам.

— Ты видел их корабль? — спрашиваю я, ковыряя в зубах сорванным сухим стебельком.

Отвечает, что видел. Ничего особенного не наглядел. Необычный, да, но не более того.

А вот я вчера при более пристальном осмотре сарацинского корабля обнаружил небольшую плоскую, треугольную площадку на носу у основания балки бушприта. Ни на лодиях, ни на драккарах такой конструкции нет, да и вообще корабль арабов мне показался прогрессивнее своих северных побратимов. Пусть весла тяжелее и управляться с одним должны двое, зато мачт с парусами тоже в два раза больше чем на здешних корабликах. Джари уверяет, что по спокойной воде мавр летит как стрела и маневренность вроде неплохая.

— Я хочу попробовать его выкупить.

Остановившись так резко, что в него едва не врезался тощий тип с плетеным коробом за спиной, Вендар внимательно изучает мое лицо секунд двадцать, точно врач инфекционист в поисках опасной сыпи на щеках пациента.

— Зачем тебе, тем более такой? — спрашивает он наконец.

— Огнеметатель на него установлю. Как думаешь, князь не взбрыкнет, если у меня будет свой корабль?

Глава двадцать вторая

— Эк, завернуло! — недовольно ворчит Ясень, плюхается на лавку и принимается с силой растирать озябшие кисти. — Того и гляди снег сыпанет, холодно как посередь зимы, бр-р-р… Таким ходом день-два и Двина закроется.

— Пройди к очагу, отогрейся и не скули как щенок без суки, — хмуро советует Ясеню Вран, поправляя на плечах мягкий лисий воротник. В отличии от уроженца вировской стороны, он уже перешел на зимнюю форму одежды, одет и обут жарко, ибо начало октября, действительно, теплом не балует. Мороз уже не только по ночам, но и днем градусов пять-шесть наскребает, а может и всю десяточку, потому как реально холодно. Врану студиться никак нельзя, совсем недавно покинул хворобное ложе в доме своей зазнобы, где долго отходил от ран, полученных в схватке с данами. Вроде бы и не страшные раны, а крови через них вышло многовато, всегда красное лицо опытного дружинника сейчас чуть розовее выбеленной холстины.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Я лучше чаркой отогреюсь, — хитро блеснув очами, отвечает Врану Ясень. — Плесни мне сбитня, Яромир!

— Да смотри не добавляй в пойло моему другу лошадиной ссаки как ты любишь, а то он быст-ро захмелеет! — встревает Мороз. Ему меньше недели назад сняли с лица повязку. Клинок дана разва-лил до кости щеку от виска до подбородка. Теперь дружинник щеголяет с устрашающим багровым шрамом как у Франкенштейна. Что не мешает ему отпускать дурацкие шуточки.

Ясень явился последним. Я обвожу взглядом званых гостей и не могу сдержать прущее из ме-ня чувство радости и гордости. Вон как приоделись хлопцы, не хуже бояр полоцких выглядят. Одежка на всех добротная, дорогая — шерсть, меха и кожа. Обувка — тоже. Пояса и ремни новехонькие, оружие лучше прежнего, если месяцем раньше никто из них не брезговал простецким топориком в качестве основного орудия самозащиты и нападения, то нынче у каждого в наличии хороший меч, кольчужка и пластинчатые брони. На шее у кого цепка золотая, у кого кусок серебра — гривна, на пальцах перстеньки с самоцветами.

Вот что узаконенный гоп-стоп с храбрецами делает — в состоятельных, уважаемых людей превращает. Про наш наезд на ярла Хакстейна в Полоцке легенды ходят, дружинный народ завидует люто.

Кольчуг, шлемов и броней сейчас на нас нету, не на драку собрались, а на праздничный акт чревоугодия по случаю выздоровления всех членов моего десятка. Вран, Стеген, Жила, Невул, зале-чивший глубокую рану в плече Праст, Ясень, Мороз и примкнувший к ним Голец, куда ж без него. Здесь же и Сологуб с одним из своих лучших дружинников — Чусом.

— Рад вас всех видеть, братцы! — объявляю я со всей искренностью, потому как действительно рад. — Хоп!

С деревянным треском дружно сдвигаются кружки, плесканув бурым содержимым на стол. Это я их научил. Не проливать хмельное, а чокаться. Так веселее. И литровые кружки с ручками тоже я умельцам заказал. Мне так привычнее, никак не могу приспособиться к здешней посуде.

— За тебя, Стяр! За удачу твою и нашу! — весело кричит Мороз.

— За Стяра!

— За удачу!

Взапой хлебают из кружек как слоны из бочки, пока дыхалки хватает. Первую обязательно до дна. Вторую — за помин погибших товарищей, теперь они не с нами, теперь пускай их боги в светлом Вирии балуют.

Я пристально вглядываюсь в довольное лицо Мороза. Вот он сидит живой-здоровый, крепкими зубами мясину с полуметровой берцовой оленьей кости отрывает. Напутал чего-то Туровский ведун Велг со своим нехорошим предсказанием насчет его, Мороза гибели. Бывает. Хорошо, что напутал…

— А хороша у тебя милка! — замечает Ясень, провожая принесшую к нашему столу горячие ржаные лепешки Младину завистливым взглядом. — Она же Вировская? При боярыне челядинкой была?

— Была при боярыне, теперь при мне. Боярыня Любослава освободила ее и ко мне отпустила.

— Везучий же ты, десятник! — кивает Ясень и поднимает кружку. — Иному хоть всю жизнь за удачу пей, все равно до смерти в дерьме ползать будет, а к тебе она сама липнет, как бабы! За удачу!

Голодный жор после дневной смены потихоньку ослабевает, жадное чавканье, глотание и бульканье переходит в спокойную фазу, сопровождаемую воспоминаниями нашей славной победы. Рассказывает в основном Мороз, Прасту с Враном лишь изредка удается вставить словцо, чтобы до-полнить или поправить товарища. Я помалкиваю, пущай братва потешится, вон как Голец уши оттопырил, каждое междометие ловит, интересно ему бедолаге в очередной раз послушать как великие дела делаются.