Первая любовь (СИ) - Князева Мари

— Я не могу.

— Почему? — я скроил расстроенную физиономию.

Стрельников покачал головой:

— Как же ты меня бесишь…

Я перебил его и принялся пародировать, изображая бабский голосок:

— Как же ты меня бесишь, Уваров! Паясничаешь тут, а у меня счастье всей жизни на кону! — и заржал, как конь.

Стрельников схватился за ручку двери, я — за его плечо:

— Да остынь ты, я просто угораю! Ты такой смешной — капец просто. Стрельников, нельзя быть таким серьезным, а то еще лопнешь…

— Слушай, иди в ж*пу! Я сказал, у меня нет времени на разговоры, тем более его нет на то, чтобы тебя развлекать!

— Это все понятно, малыш, но, как я уже сказал, на кону счастье всей твоей жизни, так что придется потерпеть, пока дядя Денис развлекается.

Стрельников опять поиграл желваками, но остался. Ой, как вкусно манипулировать чувствами других людей — чистый кайф, ни с каким кокаином не сравнить!

— Так почему ты не можешь разрешить нам с Машей дружить?

— Я ей уже запретил и нет ни одного вразумительного повода забрать свои слова обратно.

— А ты скажи, что я сделал тебе неоценимую услугу. Как, собственно, и было на самом деле.

— Еще кто кому услугу сделал…

— Ну-ну-ну, умерь свой пыл. У тебя не было вариантов!

— А ты тогда сказал, что умеешь хранить секреты — а теперь используешь их, чтобы добиться своего!

— Да не смеши мои мокасины! Я их использую, чтобы что? Изнасиловать кого-то? Убить? Ограбить?

— Да, ограбить! Будто я не знаю, чего ты добиваешься! Ты же хочешь увести у меня девушку. Сто лет тебе не сдалась ее дружба, иначе зачем был весь этот цирк на дискотеке?

— Может, и хочу, но не насильно. Если она тебя любит, то не уйдет. Проверим? — я протянул ему руку все с той же злорадной улыбкой, но Стрельников не спешил ее пожимать. — Если ты откажешься, мне терять нечего, ты знаешь.

Он поджал губы.

— Аа! — понял я и убрал руку. — Ты надеешься, что она все поймет и простит! Ну что ж, проверим? — я разблокировал экран на телефоне, открыл список вызовов и на секунду завис пальцем над контактом «Маруся».

— Стой! — рявкнул Стрельников и дернул мою руку вниз.

— Хороший мальчик, — похвалил я его. — Так я жду от Машеньки приглашения на чай, окей? Давай, проваливай из моей тачки, чувак. Я тороплюсь.

Он выскочил и со всей дури хлопнул дверью, а я засмеялся. Вкусно как! Как хорошо!..

Глава 23. Возвращение Дениса

МАША

В то утро Глеб пришел хмурый, недовольный, даже, я бы сказала, — несчастный. Поцеловал меня почти по-детски — в уголок губ — и тяжело вздохнул:

— Маруся, у меня… даже не знаю, как сказать… что-то вроде плохих новостей. Особенно для меня они плохие.

— Что такое, Глебушка? — я положила руку ему на плечо, обеспокоенно глядя в глаза и уже воображая жуткие несчастья.

— Дело в том… — он опять вздохнул. — В общем, у нас с Денисом Уваровым было в прошлом кое-что… хм… он оказал мне услугу. Такую, что я… как бы… остался ему должен — ну, вроде того. Понимаешь?

Мне стало жутко неуютно.

— Что за услуга? — с тревогой спросила я.

— Я… не могу тебе сказать. Это сложно объяснить. Короче… черт, как же паршиво! Он приходил ко мне сегодня.

— Сегодня?! Когда? В пять утра?

— Почти.

— И зачем?

— Просил снять запрет на общение с тобой. Ну, как просил — требовал. Мне так противно, что я не могу ему отказать, ты себе не представляешь…

— Ради Бога, Глеб, да что ж за услуга такая?!

Он закусил губу и отрицательно покачал головой.

— Я ведь все равно узнаю, рано или поздно, разве нет? Разве тайное не становится явным?

— Надеюсь, что нет.

— Ты меня пугаешь.

— Не бойся, пожалуйста, на тебя это никак не повлияет.

— Уже влияет, Глеб.

— Нет, — решительно сказал он, внезапно побледнев. — Если ты сама не хочешь с ним общаться, то и не будешь. Он не имеет права тебя заставлять.

— И это не отразится на ваших с ним… отношениях?

— Это уже мое дело.

Я тоже вздохнула и с тяжелым сердцем обняла своего парня. Он такой большой, такой сильный… как может кто-то такой мелкий, худой и подлый иметь над ним власть? Глеб прижал меня к себе и, в противовес приветствию, подарил очень горячий прощальный поцелуй. А потом ушел.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Я уже знала, что мне стоит ожидать Дениса в гости и поспешила сбежать к Дине, но он и там меня нашел. Явился пред наши очи со своей вечной самодовольной ухмылкой и сказал:

— Привет, девчонки!

— Привет, Денис, — вполне дружелюбно откликнулась Дина, я промолчала.

Мы с ней подробно обсудили еще несколько дней назад все, что случилось на дискотеке, и какую роль в этом спектакле сыграл Уваров — второстепенную или режиссерскую. Моя подруга настаивала на том, что нельзя ни в чем обвинять человека, не имея на руках твердых улик. Я же держалась точки зрения своего парня и была настроена по отношению к Денису весьма скептически.

— Не слишком вежливо, а, Марусь? — сделал он мне замечание.

Я сложила руки на груди и отвернулась. Дина растерянно переводила взгляд с меня на него и обратно.

— Маша, давай поговорим, — попросил Денис, и в его голосе я вдруг услышала целый букет эмоций: гнев, раздражение, усталость и даже тоску. — Пожалуйста. Выслушай хотя бы.

Дина смотрела на меня своим мягким уговаривающим взглядом. В нем будто бы разворачивалась непростая история этого молодого человека, некогда отвергнутого родной матерью… И я сдалась. Вздохнула, поднялась с кровати и последовала за Денисом на двор. Там Ренат играл с Кирей и Саней, и мой спутник довольно бесцеремонно прогнал их парой грубых слов. Это отнюдь не настроило меня на позитив, я сжалась в комочек еще плотнее.

— Ну чего ты дуешься? — спросил Денис, нахмурив брови и глядя на меня в упор. — Что я тебе сделал-то?

— Может, и не мне, но я обижаюсь за своих близких так же, как за себя.

— Так, и что я сделал твоим близким?

— Может, ты мне расскажешь? — я впервые прямо ответила на его взгляд и вдруг прочла там совершенно неожиданное: нежность, печаль, мольбу… Однако, таять в мои намерения не входило. — Что такое произошло между тобой и Глебом, что ты теперь его шантажируешь?

Выражение лица моего визави немедленно покрылось коркой обычной самодовольной снисходительности. Он медленно покивал:

— Однажды ты узнаешь, Манюсь, я уверен в этом. Шило в мешке не утаишь, а вы с Глебушкой, как я вижу, весьма сблизились. Но сейчас не время вскрывать старые раны. Пусть еще погноятся немного.

— Как мне надоели ваши игры! — вспылила я. — Я устала от них, мне страшно и тревожно. Хватит секретов!

— Так что ж ты меня пытаешь? Спроси его, поставь вопрос ребром. Уверен, это будет презанятнейшее представление.

— Так ты относишься к людям? Будто они марионетки из кукольного театра, у которых нет никакого предназначения, кроме как развлекать тебя?

— Чем это я, интересно, заслужил такое твое мнение обо мне?

— Чем?! И ты еще спрашиваешь? А этот отвратительный спектакль в клубе? Наш танец, твоя соринка в глазу, эти… лахудры! — я так распалилась, что даже выругалась, а это уж совсем на меня не похоже.

— Так-так-так, стопэ, Манюсь, какие лахудры? И зачем мне изображать, будто что-то попало в глаз, если оно не попало?

— Ну конечно, ты будешь отпираться сейчас…

— А что, я должен признать свою вину без суда и следствия? На каком основании ты меня обвиняешь? И в чем, вообще?

— Ты… разыграл спектакль, чтобы поссорить нас с Глебом.

— Вот это новости! И что, поссорил? Что-то не похоже. Люди в ссоре обычно не так себя ведут…

— Мы потом помирились.

— А я-то тут причем?!

— Эти девушки… они наговорили мне бог знает чего, будто одна из них — невеста Глеба, хотя он даже не встречался с ней никогда…

— Повторюсь, а я тут причем?

— А кто?!

— Пипец, вот это логика, Манюсь…

Мои щеки вспыхнули, я перестала чувствовать себя так уверенно.