22 смерти, 63 версии - Лев Лурье

Троцкий пишет: «Никто во всяком случае не сомневался, что появление Ленина на предстоящем через несколько недель съезде партии означало бы устранение Сталина с поста генерального секретаря и тем самым его политическую ликвидацию. Больной Ленин находился в состоянии подготовки открытой непримиримой атаки против Сталина, и Сталин слишком хорошо знал это».

17 марта Сталин имел беседу с Крупской, после которой немедленно отправил записку (под грифом «Строго секретно») своим тогдашним союзникам Зиновьеву и Каменеву: «Только что вызвала меня Надежда Константиновна и сообщила в секретном порядке, что Ильич в «ужасном» состоянии, с ним припадки, «не хочет, не может дольше жить и требует цианистого калия, обязательно». Сообщила, что пробовала дать калий, но «не хватило выдержки», ввиду чего требует «поддержки Сталина». Зиновьев и Каменев оставили на записке взволнованный ответ: «Нельзя этого никак. Ферстер (Острид Ферстер – немецкий профессор, невропатолог, лечивший Ленина.  – Л. Л.) дает надежды – как же можно? Да если бы и не было этого! Нельзя, нельзя, нельзя!»

Однако Сталин этим не удовлетворился. 21 марта он написал новую «строго секретную» записку, обращенную на этот раз ко всем членам Политбюро. В ней говорилось: «В субботу 17 марта т. Ульянова (Н. К.) сообщила мне в порядке архиконспиративном «просьбу Владимира Ильича Сталину» о том, чтобы я, Сталин, взял на себя обязанность достать и передать Вл. Ильичу порцию цианистого калия. В беседе со мной Н. К. говорила, между прочим, что «Вл. Ильич переживает неимоверные страдания», что «дальше жить так немыслимо», и упорно настаивала не отказывать Ильичу в его просьбе. Ввиду особой настойчивости Н. К. и ввиду того, что В. Ильич требовал моего согласия (В. И. дважды вызывал к себе Н. К. во время беседы со мной и с волнением требовал «согласия Сталина»), я не счел возможным ответить отказом, заявив: «Прошу В. Ильича успокоиться и верить, что, когда нужно будет, я без колебаний исполню его требование». В. Ильич действительно успокоился.

Должен, однако, заявить, что у меня не хватит сил выполнить просьбу В. Ильича, и вынужден отказаться от этой миссии, как бы она ни была гуманна и необходима, о чем и довожу до сведения членов Политбюро ЦК».

Итак, Сталин приписывет Н. К. Крупской «упорное» желание ускорить смерть Ленина. В записках прослеживается затаенное желание Сталина, чтобы члены Политбюро согласились на осуществление этой, по его словам, «гуманной и необходимой миссии».

Но все члены Политбюро решительно отвергли идею об осуществлении отравления Ленина. Троцкий вспоминал: «Помню, насколько необычным, загадочным, не отвечающим обстоятельствам показалось мне лицо Сталина. Просьба, которую он передавал, имела трагический характер; на лице его застыла полуулыбка, точно на маске… Жуть усиливалась еще тем, что Сталин не высказывал по поводу просьбы Ленина никакого мнения, как бы выжидая, что скажут другие: хотел ли он уловить оттенки чужих откликов, не связывая себя? Или же у него была своя затаенная мысль?.. Вижу перед собой молчаливого и бледного Каменева, который искренне любил Ленина, и растерянного, как во все острые моменты, Зиновьева…

– Не может быть, разумеется, и речи о выполнении этой просьбы! – воскликнул я. – Гетье (Федор Гетье, московский терапевт, домашний врач Ленина – Л. Л.) не теряет надежды. Ленин может поправиться.

– Я говорил ему все это, – не без досады возразил Сталин, – но он только отмахивается. Мучается старик…

– Все равно невозможно, – настаивал я, на этот раз, кажется, при поддержке Зиновьева. – Он может поддаться временному впечатлению и сделать безвозвратный шаг.

– Мучается старик, – повторял Сталин, глядя неопределенно мимо нас и не высказываясь по-прежнему ни в ту, ни в другую сторону. У него в мозгу протекал, видимо, свой ряд мыслей, параллельный разговору, но совсем не совпадавший с ним… Каждый раз, когда я мысленно сосредоточиваюсь на этой сцене, я не могу не повторить себе: поведение Сталина, весь его образ имели загадочный и жуткий характер… Голосования не было, совещание не носило формального характера, но мы разошлись с само собой разумеющимся заключением, что о передаче яда не может быть и речи».

Политбюро лишило Сталина возможности легально выполнить просьбу Ленина. Но если такая просьба была, ее можно было выполнить и не спрашивая разрешения. Лев Троцкий: «Передать больному яд можно было разными путями через очень надежных людей в окружении. При Ленине были члены охраны, среди них люди Сталина. Могли дать яд при таких условиях, что никто не знал бы о характере передачи, кроме Ленина и его самого. Зато на случай открытия дела, вскрытия тела и обнаружения отравы преимущества предупреждения были поистине неоценимы: все члены Политбюро знали, что Ленин хотел достать яд. Сталин вполне легально предупредил об этом Политбюро. С этой стороны Сталин обеспечивал себя, таким образом, полностью… В случае, если бы яд в трупе оказался обнаружен, объяснений искать не пришлось бы… очевидно, несмотря на отказ Сталина в помощи, Ленин сумел ее найти…»

Есть и прямые свидетельства бежавшего на Запад бывшего секретаря генсека Бориса Бажанова. Другой сталинский помощник, Григорий Каннер, рассказывал ему: «20 января 1924 г. в кабинет Сталина вошел Ягода в сопровождении двух врачей, которые лечили Ленина. – Федор Александрович [Гетье], – обратился Сталин к одному из этих врачей, – вы должны немедленно отправиться в Горки и срочно осмотреть Владимира Ильича. Генрих Григорьевич [Ягода] будет вас сопровождать.

Вечером того же дня […] Каннер, который входил и выходил из кабинета, слышал отдельные фразы беседы Сталина и Ягоды. «Скоро произойдет очередной приступ. Симптомы уже появились. Он написал несколько строк (Каннер видел эти строки, написанные искаженным почерком Ленина), поблагодарив вас за присылку средства избавления от мук. Его страшит одна только мысль об очередном приступе…»

21 января 1924 г. произошел очередной приступ. Крупская на минуту вышла из комнаты, чтобы позвонить по телефону. А когда вернулась, Ленин был мертв. На прикроватном столике стояли несколько пузырьков – все пустые. В четверть восьмого в кабинете Сталина зазвонил телефон. Ягода доложил, что Ленин умер».

Если учесть дальнейшую чреду таинственных смертей людей из сталинского окружения – от Михаила Фрунзе и Валериана Куйбышева до Максима Горького и Андрея Жданова – предположения Льва Троцкого не кажутся такими уж фантастическими. Лидия Иванова

Лидия Александровна Иванова

Окончила балетное, ныне Вагановское, училище. Поступила в труппу бывшего Мариинского театра. Надежда молодого русского балета 20-х годов. Блистала в «Петрушке» и «Корсаре». Была популярна и в среде балетоманов, и среди широкой публики. Летом 1924 г. 20-летняя актриса утонула во время водной прогулки. Ее гибель породила множество противоречивых слухов и версий.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});