Волчонок - Генри Олди

Я бездарен, думаешь ты.

Я старею, думаешь ты.

Черт бы его побрал, скотину, думаешь ты; его — и меня заодно.

Расы, нации, народы — в этом мы одинаковы. Гром похвал, единственный упрек, и вот, забыв обо всем, мы схватываемся с упрекающим не на жизнь, а на смерть. Мы забыли о тех, кому доставили удовольствие. Если мы и аппелируем к ним, так только в качестве бойцов, способных выступить на нашей стороне.

Всю жизнь я боролся с этой заразой, и проиграл.

(из воспоминаний Луция Тита Тумидуса, артиста цирка)

— Полковник?

За фонтаном начинались заросли бамбука. В зеленых султанах играл ветер. Тонкие, коленчатые стволы раскачивались, ударяясь друг о друга с сухим, еле слышным стуком. Эскадрильи стрекоз — изумруд с сапфиром — атаковали бамбук с упорством, достойным лучшего применения, но в гущу листьев не лезли. Поодаль возвышался ряд пальмовых колонн, отягощенных гроздьями плодов, похожих на виноград — мелкий, в пятнах, уже начавший вялиться под солнцем.

— Полковник?

Человек у фонтана обернулся. За годы, проведенные на Китте, Гай Октавиан Тумидус привык, что его называют полковником. Вернее сказать, смирился. Помпилианские военные звания были неприятны для вудунов. «Легат Тумидус» — это звучало вызывающе. Для соотечественников Тумидус был изгоем, лишенным чинов и званий. Можно выгнать человека из армии, но можно ли выгнать армию из человека? Осанка, выправка, льдистый взгляд из-под вечно нахмуренных бровей. Голова, выбритая до блеска, похожа на бильярдный шар. Раздражительность, идущая рука об руку с надменностью — даже одетый в гражданское, Тумидус производил впечатление офицера. Что ж, гибкость вудунов славилась среди рас Ойкумены, позволив им вывернуться и на этот раз. Они без особых трудностей превратили бывшего гвардии легата в абстрактного, символического «полковника».

Игра: мы знаем, что ты знаешь, что мы знаем…

— Профессор, — вежливо кивнул Тумидус.

— Как вы себя чувствуете? — спросила горилла в махровом халате.

— Отлично. А вы?

— Прескверно. Вы изломали меня вдребезги. Так дикий кабан ломает кусты ройбоса. Мои колючки известны коллегам, но ваша шкура, полковник… Вас не изодрать и шипами огненной акации!

— Вы поэт, профессор.

— А что мне остается? Когда все болит, находишь утешение в метафорах…

Кряхтя, профессор Нода Мваунгве присел на край фонтана. Тщательно, с аккуратностью хирурга перед операцией, сполоснул руки в кристалльно чистой воде. В мытье не было никакой необходимости — после спортзала профессор принял душ.

— Меня всегда изумляла ваша идея бороться, — Тумидус пожал плечами. — Я понимаю: тесты, анализы, исследования. Всякий раз, когда я с моими партнерами по колланту возвращаюсь из большого тела, меня загоняют в вашу клинику. Я скучаю здесь неделю, чаще — полторы. Мое дерьмо разбирают на молекулы. Мою мочу перегоняют в спирт. Пункция костного мозга, томография мозга головного. Кровь, слизь, желчь… Это что-то дает, профессор?

— Накопление материала.

— Допустим. Но зачем вам понадобилась борьба?

— Вам скучно со мной?

— Да. Я в курсе, что вы много лет посещаете занятия по какой-то вашей национальной борьбе. У вас руки до колен. У вас грудь, как у грузчика. И все равно вы мне не соперник, уж извините за прямоту. Я сделаю вас в любое время и в любом месте. Я — десантник, штурмовик; таких любителей, как вы, я ем на завтрак. Фаг сожри ваши хитрости, профессор! Вы что, нарочно злите меня?!

Нода Мваунгве с удовольствием наблюдал за этой вспышкой. Подметив интерес профессора, Тумидус замолчал. Ему было неловко за приступ гнева. Кулак Тумидуса легонько постукивал о кору молодой гвиалы, красноватую, словно глина. В ритме ударов пробивалось то, что помпилианец не разрешал произнести языку.

— Вот, — кивнул профессор. — Вот и результат. У каждого свои методы, полковник. Я — психиатр со стажем, у меня наработались определенные, как сказал бы грузчик, ухватки. Старый Нода — доминант, альфа-самец. Пациентам рядом со мной комфортно — они чувствуют себя защищенными. Вы — не пациент. Хоть всю желчь из вас выкачай, вы не почувствуете себя пациентом. Таков ваш Лоа, ваша природа, дорогой полковник.

— Что из этого следует? — хмуро спросил Тумидус.

— Если вы не пациент, я вас злю. Раздражаю, заостряю наши отношения. Это дает мне преимущество в разговоре: когда собеседник злится, видны его слабые стороны. Но вы и здесь обошли меня! Вы раздражены всегда. Это ваше обычное состояние. Значит, я опять лишился преимуществ: конфликт двух доминант для вас — естественное состояние. Он не дает мне способов проникнуть в вашу душу.

— А бросок через бедро дает?

— Как ни странно, да. На ковре наш конфликт принимает материальную форму. Ваше тело ломает моё, крутит руки, душит… Я терплю, выигрывая в другом. В момент насилия ваш Лоа открыт для меня больше, чем в иной ситуации. Не знаю, надолго ли меня хватит, полковник. Возраст, травмы. Но если вы не отправите старого Ноду в реанимацию, мы соберем пакет роскошных данных!

Тумидус сел на бордюр фонтана рядом с психиатром:

— Зачем вы мне это рассказываете? Это же нарушит чистоту эксперимента!

— Не нарушит. Уж поверьте мне…

— В следующий раз я отвинчу вам… Проклятье! Профессор, чтоб вы сдохли! Вы нарочно рассказали мне про все это! Теперь я буду думать, правду вы сказали или солгали; буду мучиться вопросом, как выглядит мой дух на борцовском ковре… Очередная стадия эксперимента? Я прав?!

Профессор беззвучно смеялся, перебирая пальцами в воде. Обезьянье лицо Мваунгве превратилось в сплошной ком морщин. Халат распахнулся, открывая могучую грудь, поросшую курчавыми, рано поседевшими волосами. Мелкая мошка нырнула в эти заросли — и забилась, запуталась, не в силах найти выход.

— И что открыл вам мой Лоа в момент насилия? — Тумидус с трудом подавил гнев. Он не в первый раз попадал в ловушки хитреца-психиатра, и всегда злился, как мальчишка. — Надеюсь, он был вежливей своего носителя?

— Вы обеспокоены. Вас что-то мучит, полковник. Родственники?

— Я расстреляю свой Лоа, — Тумидус достал уником, вывел в сферу текстовое сообщение. — Предателей надо расстреливать. Читайте, профессор.

— Вы уверены? Полагаю, это личное…

— Читайте-читайте. Это от моего отца.

— Тут вписан отправитель. Какой-то Инь Чи Пак…

— Это друг отца, акробат. Отец воспользовался его коммуникатором.

«Первая весточка за все время изгнания, — мысленно добавил Тумидус, пока главврач клиники «Пальмовая ветвь» внимательно читал сообщение. — Поговорить не захотел, клоун. Решил написать…»

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});