Робот - Адам Вишневский-Снерг

- Вы хотите представить его в смешном свете?

- Юмор, это единственное спасение в подобного рода случаях.

12. СКЕЛЕТЫ

Асурмар подарил мне вырванный из собственного блока один талон на завтрак. С ним я отправился в столовую. Там я уселся за свободный столик в углу и склонился над кружкой с кофе. Ел я совершенно машинально, не замечая ничего и никого вокруг себя.

Меня продолжала мучить уверенность, что на моей памяти была проведена грубейшая операция, в результате которой я навсегда утратил свое аутентичное прошлое. Только сейчас я уже не предполагал, будто эта психическая пересадка совершилась вчера под дверями канцелярии Гонеда; теперь я, скорее, склонялся к мысли, что трансплантация памяти произошла пять дней назад, той памятной ночью, когда после открытия прохода в переборке меня вызвали к выходу в качестве "экземпляра под номером шестьдесят шесть". В таком случае, я уже никогда не мог узнать, каким образом меня завлекли на место операции. Подчиненные Механизму силы могли травмировать меня там во время сна, когда же я открыл глаза, то, по отношению к самому себе, был уже кем-то совершенно другим. Коварная адаптация превратила меня в послушное орудие Механизма.

Если предположить подобное, тогда прошлое, которое прошло для меня с того момента, было бы уже реальным. Сент не признавался к знакомству со мной, поскольку не желал, чтобы другие узнали, чем он занимался на сорок пятом уровне. Роль кладбищенской гиены, которую он недавно сыграл вместе с Алином, наверняка вступала в противоречие с исполняемой им теперь функцией тюремного стражника.

Невыясненной оставалась лишь загадка чужой Ины. Лишь только я об этом подумал, ее фигура мелькнула в приоткрытой двери столовой. У меня появлялась возможность еще раз поговорить с ней. Вероятность того, что я спутал ее с какой-то иной женщиной, вообще не входила в расчет. Здесь не было никого другого, кто знал бы ее лучше меня.

Я оставил недоеденный завтрак на столе и выбежал в коридор. Ина как раз сворачивала в ближайший поворот. Я не ожидал, будто бы она скажет мне что-либо новое, раз уж решила относиться ко мне с таким безразличием. В любом случае, я не мог рассчитывать на то, что очередные настырные цепляния вызовут изменения в ее настроении. Поэтому, я пока что решил не приближаться к девушке; было бы достаточным просто узнать, куда она направляется. И я пошел за ней на определенном расстоянии.

Она обходила наиболее часто посещаемые коридоры. Удаляясь от средины сегмента, она провела меня за собой в обширное круглое помещение, заваленное различной мебелью. Некоторые кучи стульев и столов достигали потолка; по-видимому, сюда перенесли все лишнее из кабин, когда оказалось, что туда необходимо поставить значительно больше кроватей, чем это было запланировано с самого начала.

Я оставался несколько сзади и потерял Ину из виду. Стоя возле единственного прохода на склад, я все же мог быть уверен, что она еще не покинула его. Приближался момент окончательного разрешения подавлявших меня сомнений. Мог ли я надеяться на то, что после разговора с Иной буду уже знать, кто я такой? Результата этого разговора я опасался словно неотвратимого приговора. Мне казалась отвратительной фигура сформированного Механизмом Робота, хотя с другой стороны меня в такой же степени пугало и настырное видение совершенно чужого человека, которым был для меня физик Нэт Порейра. Совершенно сознательно я отдалял момент, когда обязан был задать Ине неизбежные вопросы.

Но, уже через десяток с лишним минут, я начал все же свои поиски среди свалок мебели. Эластичные подошвы ботинок не издавали ни звука. Бесшумно передвигаясь, я выглянул из-за очередной кучи и увидел Ину. Она лежала на расстеленной ковровой дорожке. Глаза ее были зарыты; на покрасневших веках были видны размазанные следы туши для ресниц. Они даже не успели высохнуть. Рядом, на стуле, возле надгрызенного куска сухого хлеба лежал какой-то загадочный предмет, то ли медицинский инструмент, то ли измерительный прибор. Под стулом в ящике можно было видеть шейки каких-то бутылок.

Я отдернул голову и отошел назад на несколько шагов. У спящей Ины наверняка имелись и собственные проблемы, чтобы теперь заниматься еще и моими. Я решил отложить разговор с нею на потом. Я и сам едва держался на ногах, поэтому заполз под соседнюю, сложенную из стульев пирамиду и закрыл глаза. И вскоре черная пустота поглотила все мои мысли.

Проспал я часа три, намного больше, чем предполагал вначале, до одиннадцати часов утра. Проснулся я в хорошем настроении, что было результатом близкого соседства Ины. Я мог склонить ее исповедаться в собственных проблемах, даже если бы признала, что разговаривает с кем-то совершенно чужим. В конце концов, наше знакомство и могло как раз с этого начаться, если я и вправду до сих пор для нее не существовал. Я заглянул в ее укрытие, где меня ожидало неприятное разочарование. Ну как мог я ожидать, будто девушка останется здесь на длительное время! Я прикоснулся к развернутой дорожке - та до сих пор хранила тепло ее тела. Загадочный инструмент и коробку с бутылками Ина забрала с собой. Неужто, как и мне, ей некуда было деться, или же она искала здесь лишь нескольких мгновений одиночества, которых так сложно найти в перенаселенном убежище? Вернется, а где еще ей ночевать? - убеждал я себя, призывая в мыслях образ слез, с которыми девушка засыпала. Я увидел лежащий на стуле кусок хлеба, единственный оставленный ею здесь предмет. Я долго глядел на него как на окончательное доказательство того, что Ина живет здесь постоянно.

Мне нужно было заняться чем угодно, лишь бы оно направило мои мысли в какую-нибудь другую сторону. Я уже начал подозревать, сколь сложно мне будет однозначно решить, кем я являюсь на самом деле. Подобного рода явление мне было хорошо известно, хотя столкнулся я с ним по совершенно другому вопросу: одна решенная проблема автоматически открывала ряд последующих, которые перед тем вообще не находились в поле зрения. Но даже и тут не был конец: Достаточно было убрать все сложности, чтобы высвободить лавину последующих вопросов, до сих пор неосознаваемых даже в самых храбрых путешествиях воображения. Мираж окончательно удовлетворяющего ответа, казалось, всегда находился перед пальцами протянутой в его сторону руки; и та же самая необходимость, которая заставляла протягивать к нему руку, все время отодвигала этот мираж в бесконечность.

Но теперь я мог наконец и покончить со всем этим; имелся надежный способ на то, чтобы заснуть в действии вслепую, чтобы дрейфовать по течению событий, но не против него: нужно было всего лишь обратить все внимание на самые простые дела. А в их состав, прежде всего, входила забота об успокоении наиболее элементарных потребностей. Нужно было отыскать полковника Гонеда. Если он уже пришел в себя после вчерашнего, можно было еще раз напомнить о предоставлении мне помещения и склонить к тому, чтобы он, наконец, выписал для меня продуктовый аттестат. Затем - уже после совершения этого формального акта, который юридически обосновывал факт моего нахождения в сегменте - чтобы все так же идти путем наименьшего сопротивления, я мог разнообразить свое пребывание здесь, установив дружеские контакты с любыми обитателями убежища, к примеру, с той самой компанией, которая вчера в столовой вела дискуссию по вопросу отсутствия приличных сортов мыла. Проведение времени в подобного рода окружении имело свои положительные стороны: оно давало мне гарантию, что не услышу ничего такого, что прозвучало бы многозначно; подобного рода опасность не могла возникнуть там по самой природе вещей. Опять же, пора было подумать о пополнении гардероба. На мне все так же были брюки Вайса. Но в этом переходном недостатке тоже имелось нечто утешительное: нахождение собственной одежды наверняка поглотило бы приличный запас энергии, до сих пор растрачиваемой совершенно напрасно.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});