Хроники Расколотого королевства - Фрэнсис Хардинг

Тем более что в эти дни ей приходилось нелегко. Клент как будто стал тяготиться ее присутствием, но и отпускать надолго в город не решался. Он постоянно посылал ее с поручениями, но требовал возвращаться как можно скорее. Если, же она задерживалась, он начинал нервничать. Но если она возвращалась раньше, чем он рассчитывал, он раздражался и выстукивал пальцами марши по краю стола.

Однако Мошка теперь взяла за правило не дерзить ему и вообще держаться с ним как можно тактичнее. Это породило еще большее отчуждение между ними, и Мошка начала всерьез бояться его, так что на ночь она стала брать в кровать Сарацина. Ее не раз посещал соблазн удрать от Клента, но она понимала, что он непременно найдет ее и наверняка убьет или же повесит на нее вину за убийство Куропата. Более того, она ни за что бы не бросила Сарацина, а Клент запирал его в чулан каждый раз, как Мошка отлучалась, как бы «для его же безопасности».

— Мы пока заляжем на дно, — говорил ей Клент, — и подождем ответа ее светлости.

Но Мошка была убеждена, что никакого ответа они не дождутся. В городе она собирала слухи об аресте Ключников и о побеге Тетеревятника, который обвинил Книжников в нарушении правил. Мошка приносила Кленту газеты, и тот внимательно изучал каждую заметку, выискивая тайные признаки того, что война между гильдиями началась.

В один из дней вспыхнул пожар на бумажной фабрике. Люди считали, что это дело рук Ключников.

— Арамай Тетеревятник сделал первый шаг, — заключил Клент. — Это его предупредительный выстрел в сторону Книжников. Как я и думал, он винит их в аресте Ключников. Хочет их напугать, чтобы те принесли извинения. Зря старается.

Дни шли, суд над Ключниками неумолимо приближался, а с извинениями никто не спешил.

— Сбегай посмотри, кто пришел, — то и дело говорил Клент. — Я точно слышал, как хлопнула дверь. Если это констебль, навостри ушки и подслушай, что он скажет. И бегом назад.

Мошка спускалась на кухню и замирала за дверью, готовая тотчас вернуться обратно, если услышит шаги. Обычно там Пирожок в полном одиночестве пекла пирожки и напевала балладу про доблестного капитана Блита. Иногда Мошка слышала, как Пирожок выходит на крыльцо и торгуется с коробейником или старьевщиком.

Мошка часами сидела у окна, глядя на бесконечную череду взволнованных, хмельных или разгоряченных пар, входящих в брачный дом. Многие невесты безуспешно пытались спрятать округлый живот под пышными одеждами.

Иногда Клент, завидев на ком-то перчатки, говорил Мошке:

— Ну-ка сбегай в часовню, посмотри, снимут они перчатки, когда будут обмениваться кольцами?

Он подозревал, что Ключники пришлют агента разделаться с ним, но до сих пор это всегда оказывались обычные люди.

Но однажды Мошка услышала через кухонную дверь, что констебль расспрашивает о посетителях брачного дома.

— Бывает, люди хотят поинтересоваться, — объясняла ему Пирожок. — Но в дом мы пускаем только тех, кто приходит жениться. А комнаты сдаем счастливым молодоженам на первую брачную ночь. — Судя по тону, она была несказанно рада за них, и Мошка закатила глаза. — Все записаны в журнале. Кроме них, в дом не заходит никто, кроме мистера Бокерби и меня.

— И ваших постояльцев, — добавил констебль.

— Ах, ну да, — согласилась Пирожок. — И постояльцев.

— А скажи-ка мне… У этих ваших постояльцев нет ли с собой гуся?

— О, да… Большущий такой белый гусь. Я никогда такого здоровущего не видела. А что?

— Нет, ничего. Так, к сведению. А ты не слышала, чтобы они упоминали о некоем Куропате?

— Нет. По крайней мере, не при мне. Ах да, что-то подобное слышала через дверь, когда проходила мимо их комнаты. Вы не подумайте, я не подслушивала, я не такая. Но не затыкать же уши, когда я иду мимо, а они кричат друг на друга. Не знаю, может, они обсуждали суп из куропатки?

— А ты часто обсуждаешь суп так, что слышно в соседней комнате?

— Да вроде нет…

— А мистер Клент сейчас у себя?

— Да, должен быть, по утрам он почти никогда не выходит.

— Тогда я поднимусь, поговорю с ним.

Громко скрипнул стул, будто с него встал человек.

— Что это было? — спросил констебль. — В коридоре кто-то есть?

— О, нет-нет, — сказала Пирожок. — Это кукуруза сушится. Я ее развесила в часовне, она иногда так потрескивает.

Когда констебль выглянул в коридор, там никого не было — только кукуруза на веревке покачивалась, как на ветру. Констебль прошел до конца коридора и постучал в последнюю дверь. Получив разрешение, он вошел.

Клент вальяжно сидел на подоконнике с пером и листом бумаги в руке, всем своим видом давая понять, что поглощен поэтическими трудами. При виде констебля он кинул прощальный взгляд на облака и, поморгав, словно стряхивая грезы, поклонился вошедшему.

— Премного извинений, добрый сэр, — сказал Клент. — Я думал, это служанка Бокерби принесла чай. Будьте добры, присаживайтесь.

Констебль придвинул к себе единственный стул и уселся.

— А вашей служанки здесь нет? — спросил он.

— О, нет. Я послал ее купить чернил.

— Жаль. Я как раз хотел с ней поговорить. Ну да ладно. Я могу вам сообщить, что мы установили личность убитого. Вы что-нибудь слышали о некоем Куропате?

Клент поднял брови и воззрился в потолок в искренней попытке вспомнить.

— Вроде бы слышал мельком, — сказал он. — Но где и когда, не вспомню, хоть убейте.

— Речники забеспокоились, что бедолагу прирезали браконьеры, и развесили повсюду листовки с описанием внешности. Хотя он так посинел и раздулся, что опознать было непросто. Надеюсь, вы понимаете. Удачно, что у него было кривое запястье. — Констебль закатал рукав и стукнул пальцем себе по руке. — Один носильщик на причале признал по нему капитана баржи.

Клент слушал констебля с вежливым равнодушием, как бы сквозь дымку поэтических видений.

— Так что, — продолжал констебль, — мы отправились в Рыбацкую бухту и выяснили, что шкипера одной баржи не видели уже неделю. Нам сообщили, что первый помощник заливает за воротник в «Селедке под шубой». Мы нашли его там — и что бы вы думали? Только один из моих людей положил руку ему на плечо, как тот подскочил да и кинул мне в лицо свою тарелку, а сам бросился к выходу. Решил, что мы пришли арестовать его за контрабанду. Здоровенный детина, мы его втроем еле уложили. И вот, сидим мы на нем, а он клянет нас почем зря бога в душу. И говорит… Говорит, что его сдали мерзавцы пассажиры, которые плыли у них на барже. Вот их словесный портрет: «…жирный боров с манерами адвоката и девчонка, похожая на хорька, с крашеными бровями».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});