Сага о бедных Гольдманах - Елена Колина

Танечке четыре года. Ее давно можно было бы укладывать отдельно от родителей, но комната разделена на три части – спальню, Динкин закуток и гостиную. Большая девочка Дина мешает отцу любить жену. Ночью она вертится и вздыхает во сне в двух шагах от супружеской постели, да и Рая к ночи устает и часто отталкивает мужа, а днем, в выходной, Танечку можно просто выставить играть в коридор. Но как запретишь входить в комнату взрослой Дине? Кто же говорит, что он разлюбил девочку, но своя семья есть своя семья...

Дина тенью прошелестела по коммунальному коридору, проскальзывая в Манину комнату. Она уселась напротив Мани и, как обиженная птичка, склонив голову набок, принялась шептать:

– Мама Маня, посмотри, какие у меня туфли...

Маня пожала плечами:

– Туфли как туфли, а что?

– Ну вот же, здесь потерлись, и каблуки совсем стоптались...

– Подумаешь! – бодро ответила Маня и вытянула перед девочкой ногу в стоптанной лодочке бывшего рыжего цвета.

– А у всех девочек по нескольку пар... и туфли, и ботинки, только у меня одна пара.

– Отстань, Дина, ты еще мала модничать, есть в чем ходить, и ладно!

– Мама Маня, меня в школе хвалят, по русскому пятерка и по литературе, как всегда. Учительница говорит, что у меня самые лучшие сочинения в школе!

– Молодец! – улыбается Маня.

Дина горестно вздыхает:

– Папа купил маме новое платье, а Танечке куклу. Такую красивую... – тихим невыразительным голосом сообщает она, глядя в пол.

Надувшись и сверкая глазами, Маня вылетает из комнаты и бросается к Науму.

– У девочки одна пара туфель! – кричит она, упершись руками в бока и буравя Наума злобным взглядом.

– Она опять жаловалась? Почему я должен знать, сколько у нее туфель! – краснея пятнами, сердится Наум. – Не может сама отцу сказать?!

Бесхитростная Маня честно отвечает:

– Да нет, вроде бы мы с ней про школу говорили, у нее пятерка по чему-то там, не помню...

Почти каждый вечер, услышав, что Маня вернулась с работы, Дина мышкой проскальзывала к ней. Дальше все происходило одинаково. Сидела глазками в пол, водила рукой по столу.

– Что ты молчишь, Дина?

– Ничего, так просто.

Дина помолчит немного, и Маня отправляется выяснять, что сегодня с девочкой.

Дина ходила от отца к Мане, от Мани к Рае, от Раи к теткам и всюду немного жаловалась. Тихо, чуть улыбаясь, как будто прислушиваясь к окружающему миру, шептала, шептала, шептала... Она жаловалась слабым монотонным голоском, но не прямо, а все какими-то намеками. Очевидно было, что ее обижают, но чаще всего это было так неопределенно, что броситься к Науму, решительно заявить «а Дина мне сказала...» и строго призвать его к ответу за сиротку было трудно. Поймать ее на чистом очевидном вранье не выходило, все ее рассказы всегда были рядом с правдой.

– Моня сказал, что у нашей Танечки очень много игрушек, – докладывала она Рае. – Но это же хорошо, когда у ребенка много игрушек, правда?

– Маня, а правильно Рая говорит, что только очень глупые женщины работают, женщина должна вести свой дом? Ведь ты же работаешь и очень даже довольна.

– Мама, теткам нравится твое новое пальто, а про шляпу Лиля сказала, что она на гриб похожа, вот уж неправда, нисколечко не похожа. Такая красивая, яркая!

– Я одна в классе так плохо одета, но это, наверное, потому, что у папы много расходов, он ведь один в семье работает и еще вам деньги дает, вы же у нас очень бедные... Мне обещали новый портфель купить, но папа сказал, надо теткам денег дать.

Невозможно разобраться в том, как на нее посмотрела Рая, что Маня сказала про Наума, а тетки про Раину манеру одеваться и кто кому намекнул, что Танечка очень избалованная девочка... Дина как запах, пока была – пахло, ушла – все выветрилось, только воспоминание о запахе осталось.

Тетки между собой со вздохами называли ее «шлехте мейделе» – нехорошая девочка. Переглядывались, осуждающе качая головами, но жалели кровиночку. Дина жаловалась, потупив глаза, все шептала и шептала.

– Помните Танечкино розовое платьице, мама вчера нашила на него кружева, а сегодня днем они пошли покупать к нему шляпку. А Маня сказала, что у них Танечка всегда как куколка. Правда же, Танечке идет розовый цвет, она просто принцесса...

– А давай сошьем Дине платье в ателье? – задумчиво взглянув на некрасивую девочку, предложила сестре Циля.

– Ты что, как можно, сами, без разрешения... А что Наум с Раей скажут? – испугалась Лиля. – А деньги?

– Мы как раз от Наума деньги вчера получили, подумаешь, поедим в этом месяце поменьше, ничего с нами не случится.

– А платье можно здесь оставить, в вашем шкафу повесить, они и не узнают, – предложила Дина. – А я буду приходить к вам, когда мне надо будет, и переодеваться. Никто не узнает!

Так они и поступили, трясясь от ужаса и чувствуя себя борцами за справедливость. Динкины нелегальные наряды копились теперь в шкафу у теток, пока ей не пришла в голову счастливая мысль. Она велела теткам объявить о существовании мифической приятельницы, такой богатой, что отдавала теткам для Дины совершенно новые вещи.

Впрочем, жертвы, которые тетки приносили Дине, недоедая и к тому же страшась, что обман раскроется, не были совсем уж напрасными. Глядя на бедную Дину в куцем школьном платье с рукавами по локоть, они косились в сторону шкафа с тайными платьями и удовлетворенно подмигивали друг другу. Посреди года девочка вдруг выросла из старой формы, и новое платье было немедленно куплено, но носить его Рая не разрешала, только с нового учебного года, так что пока Дина сверкала коленками и локтями.

Дина прекрасно разбиралась в мачехиных маневрах по ведению хозяйства, тайная Раина бухгалтерия была ей полностью открыта. Рая ловко скрывала от Наума истинные хозяйственные траты. Днем, принимая от Дины сумку с продуктами, она небрежно подмигивала Дине: «А мы папе не скажем, сколько это стоило...» – а вечером опять просила у мужа денег, нисколько не затрудняясь сомнением в ее соучастии. Дине не доставалось от утаенных денег ничего, все они шли на скрытые Раины нужды – нужды красивой молодой женщины, чьи потребности всегда немного превышали то, что ей давал муж. Наум покупал шубы, платья, дважды в год дарил украшения, ко дню рождения и к годовщине свадьбы, ну а лишнюю пару чулок, новую сумочку... Мало ли чего захочется, зачем же Наума волновать. Приятных мелочей слишком много не бывает, что-то Наум купит, а что-то Рая организует себе потихоньку сама!

Уже купленное школьное платье никак не задевало Раиных личных интересов, но почему-то она заупрямилась, не разрешала носить, и все тут! Такой же строгий запрет был наложен ею на часы, все девочки в школе давно уже гордо сверкали часами на запястье, и Наум вроде бы был не против, но Рая ни за что не разрешала мужу купить Дине часы, даже самые простенькие. Дина не обижалась на маму.

Время от времени, набравшись смелости, тетки отчитывали Наума, плакали и с оглядкой на Раю поднимали глаза кверху, шипели: «Если бы бедная Мурочка знала...» Этот способ они применяли только в крайних случаях, чаще просто жаловались Мане, предпочитая делегировать к Науму ее.

По вине Дины в семье кипели страсти, вихрились маленькие смерчики, возникали подспудные течения, а Дина все ходила взад-вперед, не давая затихнуть скандалам. К ссорам незаметно привыкли, воспринимая их как неотъемлемую часть родственных отношений. Маня даже черпала в скандалах какую-то радость, ей так было интереснее, и после крикливых выяснений она возвращалась к себе порозовевшая и счастливо возбужденная. Моня, насмешливо усмехаясь, говорил ей: «Ну что, как сходила-поскандалила, руки в боки? Ну ладно, давай теперь ужинать, поорали себе, как люди, и дальше пошли». Из всей семьи лишь он один дистанцировался от выяснения отношений.

А Рая варила такой вкусный овощной суп для Танечки... Она считала, что у дочки «слабый желудок». Овощной суп не шел ни в какое сравнение с вкусными жирными борщами и перловыми супами, которыми Рая кормила остальных. Но ничего более вожделенного не существовало для Дины, чем этот жидкий бульон с несколькими плавающими в нем кружочками моркови, только ей никогда его не давали, сколько ни просила.

Рая вообще твердо держалась своих привычек. Когда она что-нибудь зашивала прямо на Танечке, всегда давала той в рот нитку, чтобы память не потеряла. Всего-то один разок она Дине пуговицу пришивала к школьному платью, Дина вспомнила о примете и тоже нитку в рот попросила, а Рая удивленно на нее посмотрела.

Правда, однажды Дине повезло. Менструация приходила к ней пока еще нерегулярно, но Дина уже успела привыкнуть к тому, что в эти дни у нее побаливает живот и слегка кружится голова. Это самое обычное дело, объяснила ей Маня еще в первый раз, поэтому Дине даже в голову не пришло сослаться на нездоровье, когда Рая послала ее в прачечную за бельем. Дина то несла тяжелый тюк за веревку, то немного тащила его за собой, стараясь выбирать дорогу почище. Не дойдя нескольких шагов до двора, она остановилась передохнуть, и тут на нее налетели мальчишки и выхватили тюк, который она придерживала у ног на тротуаре. Дина не испугалась, на своей улице она знала всех, и эта компания была ей хорошо знакома. Семилетки со всех окрестных домов организовались в тимуровскую команду и надоедали взрослым своей непрошеной помощью. Вот и сейчас они еще не успели пройти с огромным Динкиным тюком и нескольких шагов, как веревка лопнула и белье рассыпалось по тротуару. Тимуровцы, струсив, разбежались, а Дина, еле-еле перемещаясь с разорванным тюком на вытянутых руках, принесла домой белье в охапке. Потеряв сознание, она свалилась прямо на открывшую ей дверь Маню.