Охота на мух. Вновь распятый - Лев Златкин

«Нельзя спать одетой! — подумала она. — Одежда стесняет ток крови… Что же это мне снилось? Что же?..»

Атабек ехал на совещание особо узкого круга. Скряб, правая рука Гаджу-сана, предупредил, что будет так называемая «семерка». Атабек мрачно подумал, что от прежнего состава осталось менее половины: Сосун, Атабек и Ворилло, бывший командующий первой бронетанковой дивизией «Викинг», потоками крови заливший недовольство в армии, дурак и трус, но Гаджу-сан ему верил, а это лишь было теперь гласным.

— Арчила убили, троих обвинили в заговоре и расстреляли. Кто следующий? — Атабек передернулся, лицо его исказилось. — А кто пришел? Гимрия — садист и наркоман, сам лично пытает противников, в его руках люди сознаются в таких вещах, что читать смешно, а Гаджу-сан верит или делает вид, что верит… Скряб — улыбающийся карлик, дебил недоразвитый… Кагач — брат пятой жены Сосуна… Да еще Жанд, выдумавший теорию произвола, как будто до нас не было Маккиавелли, говорят, книжка этого хитрого человека все время под рукой у Сосуна, — мрачно думал Атабек, — изучает… Все государи — бандиты, но не все бандиты становятся государями, а уже четвертое поколение забывает, что основатель династии был обычным кровопийцей… Мало мне своих хлопот, так Лейла требует головы Мир-Джавада, этого сумасшедшего ревнивца. Носил, носил рога, да и растерзал ими… Бедный красавчик, не думал, не гадал, что сладкая любовь обернется рогом в зад. Опасно иметь в любовницах жену начальника инквизиции края… А может, это проба сил?.. Скорее всего. Пригрел змею на груди! Что ж, отрубим ей голову прежде, чем она сумеет ужалить. Как только приеду, займусь. Конечно, некоторое время выжду, чтобы Васо не пускал пену, а потом… мои снайперы не стреляют мимо… Но Великому надо сказать, заручиться молчаливой поддержкой. Он, правда, сам мастер жен убивать, но очень не любит, когда убивают мужей или любовников… Васо меня тоже беспокоит: Мирсен-убийца подал дурной пример, назначив сына своим преемником. Хорошо, что Великий считает себя действительно Бессмертным… А не сделать ли проще: вызвать Коку с оптикой, пусть поохотится. — Атабек внезапно испугался своих крамольных мыслей. — Дурак! Охотиться в царском заповеднике, — быть повешенным!.. Пусть живет… пока! Уже недолго осталось… Гуляй, гуляй, воспитанник!.. Я тебе покажу, как на благодетеля руку поднимать… Слушай, а что это я на нем глаз остановил?.. Этот болван Исмаил-паша навел: «верняк, верняк»!.. Впрочем, действительно был, да быстро перерос, самостоятельности захотел. Я и Исмаил-пашу убил за такое: самостоятельно захотел сделать два миллиона, обвел вокруг пальца, пусть теперь его тень бродит вокруг Чертова пальца…

«Ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне»…

На совещании «семерки» царили улыбки и сладкие слова. Ненавидевшие друг друга, стремившиеся встать после Гаджу-сана в строй первым, они зорко следили друг за другом, всегда готовые предать, но чаще оказывающиеся преданными. Гаджу-сан всегда пользовался этими распрями, и, умело разжигая ненависть и зависть, он давал часто другому то, что больше всего жаждал получить его соперник, и сочувственно говорил обделенному:

— Понимаешь, замучил просьбами, проклятый, но ты не бойся, я тебе тоже что-нибудь хорошее подброшу…

И действительно подбрасывал, только то, что жаждал уже третий, и все повторялось сначала. И все в душе ненавидели друг друга, но сразу объединялись, когда дело касалось общих интересов, а тогда исчезали, зачастую и те, кто был даже необходим Гаджу-сану.

И сегодня они собрались для объединения, почему и царила гармония. Необходимо было срочно решить: что делать с бывшим Великим инквизитором Кирпиком. Гимрия срочно заменил Кирпика на посту Великого инквизитора, потому что стали известны вырвавшиеся в запальчивости слова Кирпика: «окружение предателей»!..

Гаджу-сану услужливо донесли, и Великий решил, что больше не нуждается в услугах Кирпика. «Так он и до меня доберется»! — пошутил Сосун, и Кирпика отправили на хозяйственную работу. Но тоска по огромной власти изнурила его и толкнула на немыслимую авантюру: он предъявил ультиматум Гимрии, считая его, что было не лишено основания, виновным в своем падении, в своей отставке, и потребовал, не больше, не меньше, уступить ему обратно пост Великого инквизитора, в противном случае, в случае отказа, грозил, опубликовать за границей документы, порочащие Гимрию…

И вот «семерка» собралась, чтобы решить этот вопрос. Каждому из соратников Гаджу-сана, конечно, очень хотелось убрать Гимрию, но Кирпик был неуправляемым фанатиком, к тому же гомосексуалистом, а каждый из присутствовавших любил женщин, только это их и сближало, они часто уступали друг другу своих любовниц и даже рекомендовали познакомиться со «стоящей», конечно, только на их взгляд…

Атабек ненавидел Гимрию не менее других, но лучше чувствовал настрой Гаджу-сана и уже принятое им решение.

— Насколько я понял, в случае ареста Кирпика документы будут опубликованы в прессе наших заклятых врагов, так давайте не будем арестовывать Кирпика…

Дюжина удивленных глаз вперилась в Атабека, а он, ничуть не смущаясь, продолжал:

— Но, если Кирпик случайно, я подчеркиваю: «случайно»! погибнет в автомобильной катастрофе, мы устроим ему торжественные похороны в почетной аллее.

— Какая разница, дорогой, — поморщился Гимрия, — сдохнет он у меня в подвале или на свежем воздухе, все равно документы-то опубликуют…

— А что за документы, Гимрия? — лукаво спросил Гаджу-сан, попыхивая своей неизменной трубкой.

Гимрия растерялся, но ненадолго.

— Я вам докладывал, учитель!

— Я-то все знаю, ты лучше, партайгеноссе, своим расскажи, здесь все твои друзья… — весело подтрунивал Великий Учитель.

Гимрия побелел от унижения. Сосун ему явно давал понять, что он переоценивает свою персону, свою значимость, а Гимрия боялся Отца народов, как собака палку. Вот и сейчас он ощутил, что ему немедленно нужна хорошая доза наркотика, поэтому он холодеющими губами торопливо пробормотал:

— Я сейчас отдам распоряжение, чтобы мне привезли копии!

И вышел, шатаясь, из кабинета Гаджу-сана. Оставшиеся злорадно не улыбались лишь потому, что улыбался сам хозяин кабинета, а чему только он улыбался, это никогда невозможно было понять, поэтому у остальной «пятерки» лица оставались совершенно серьезными…

Гаджу-сан с удовлетворением смотрел на вышколенную им команду, где все ненавидели друг друга, а потому и были в его полной власти.

— Ты хорошо говорил, Атабек! — перешел к делу Гаджу-сан. — Но что нам даст такая смерть шантажиста?

— Убийство вызовет газетную шумиху за границей, а вы, вождь, объявили, что все враги из вашего окружения уже уничтожены, остались только друзья, смерть после ареста это не то же, что несчастный случай на дороге, каких много в любой стране, даже и в не такой свободной, как наша, большого шума не вызовет, а я к тому же уверен, что Кирпик не успел переправить документы, слишком уж быстро его сняли с поста Великого инквизитора.

— Если он не успел переправить, может, действительно стоит его отправить в подвал Гимрии? — неожиданно спросил Скряб, пристально глядя на Атабека. — Там этот хулиган нам все расскажет.

— Арест — всегда шум! Зачем нам это? — упрямо повторил Атабек.

— Рациональное зерно есть в предложении моего друга Атабека, — поддержал Атабека Гаджу-сан, — пусть он избежит подвала, куда препроводил всех своих врагов, хотя это и лишает справедливость законного возмездия. Я думаю, необходимо начать игру с гнусным перерожденцем, чтобы внушить ему, что мы принимаем его условия, и в то же время приложить все усилия, чтобы достойно подготовить выполнение задуманной операции… Я высказал только свое мнение, друзья, вы имеете законное право большинством голосов принять и другую резолюцию… но, кто за то, чтобы принять мое скромное предложение, прошу поднять руку.

Все дружно проголосовали за предложение Гаджу-сана, и тут явился бодрый Гимрия, успевший кольнуться, с обещанными бумагами.

— Товарищи могут быть свободными! — закончил сборище Гаджу-сан. — Партайгеноссе Атабека прошу остаться, — и насмешливо спросил. — Гимрия! Где это ты бродишь, когда твои друзья решают твои же проблемы? — и жестко добавил: — Выйди за дверь, зайдешь попозже!..

Гимрия опять побелел, но послушно, как наказанный мальчик, вышел вслед за всеми, стараясь не замечать веселых искорок в глазах партайгеноссе. У всех интерес к его документам пропал, хотя каждый дорого бы заплатил, чтобы иметь их в своем сейфе…

Как только они остались вдвоем, Гаджу-сан пригласил Атабека сесть рядом с ним, долго молчал, глядя в окно, углубившись в свои думы. Атабек не сводил глаз с него, не решаясь прервать молчание вождя, и почтительно ждал, когда его Великий друг, снизойдет к нему обратиться.