Шрифт:
Интервал:
Закладка:
31. Лунный Евгений
— Пастух! — Ида неожиданно перебила рассказ Елены. — Это же бык с именем Лунный! Он сейчас движется по своему пятому кругу! Я встречала его на прошлом своем кругу… Но у него нет проекций в иллюзии! Он прибегает иногда сюда, где сейчас находимся мы, чтобы посмотреть миражи!
— Ты, Ида, права, я прекрасно осведомлен об этом быке по имени Лунный. Сущность его хоть и не имеет проекции, но действительно иногда появляется в нереальности в виде вторичной иллюзии — такое возможно, но быкам и коровам проделывать подобные вещи строго запрещено, поскольку может вызвать у нормальной скотины помрачение ума… У Лунного, если только он появляется в нереальности в моменты стояния проекционной луны, не наступает помрачение ума, и поэтому с позволения Хозяина он иногда, в виде вторичной иллюзии, посещает мертворожденную ирреальность… Ваша звездная Мать связана, кажется, в других, недосягаемых сферах с чем-то лунно-проекционным, и поэтому первичное разрешение для этого Лунного исходит, кажется, от нее, а затем уже сам Хозяин предоставляет быку такую возможность. Лунный — романтик и всякий раз выбирает себе имена подобного направления, как, например, с тобой он выбрал «Евгений», не позабыв, впрочем, назваться и сущностью. Лунный — романтик, но здесь, в стаде, его романтизм ущемляется повсеместной скотской реальностью, и поэтому, как я думаю, он пускается искать себе увлечения в несуществующем мире. Думаю, и Хозяин так думает… Так что история твоя, Елена, чрезвычайно серьезна и относится к сущностным ощущениям и реальным событиям, и поэтому рассказывай дальше — признаюсь, я был не прав, подозревая тебя в желании поведать нам какую-то легкомысленную интригу из несуществующей жизни мертворожденной проекции.
— Дальше, Пастух, я просто влюбилась… Десять, а может, и сто десять раз я приезжала на это место встречаться с Евгением, и встречи наши сначала ограничивались гуляньем под руку под кронами лип, пока однажды мы не обнялись… Обнявшись, мы, конечно, поцеловались… Поцеловавшись и ощутив реальные губы, я поняла всю иллюзорность проекционных условностей, в которых я находилась как мертворожденная тень, исполняя выдуманные долги… Нет, не только перед своим мужем, Пастух, но и вообще проекция всегда кому-то что-то должна… И вот, Пастух, между нами — мной и Евгением — случились близкие отношения. Как все это происходило и где — тем языком, на котором я сейчас говорю, я не могу описать. Но у меня есть чувство, что я это когда-нибудь промычу. Хотя, Пастух, рассказываем мы для того, чтобы избавиться от ненужных воспоминаний…
— Воспоминания твои, Елена, я сразу скажу, относятся к сущностным, от которых нет необходимости избавляться, и поэтому рассказывай дальше, рассчитывая на то, что все это ты когда-нибудь действительно промычишь своим товаркам-коровам — как чрезвычайно редкий пример сущностного обожания друг друга в проекционной иллюзии. Рассказывай.
— Довольно скоро, Пастух, я ощутила, что у меня будет ребенок… Именно от Евгения… У меня стал расти живот. Я накупила кукол и с ними только и разговаривала. Борис, мой муж, заметил этот небольшой, правда, живот, обратил внимание на кукол и заподозрил меня в измене, поскольку мы с ним не выполняли так называемый долг уже давно, с тех пор, как я влюбилась в Евгения. Проекция властная, умеющая решать все проблемы на месте и быстро, Борис заставил меня поехать к врачу… Сопротивляться я не могла и согласилась на это: будь что будет. Отвратительный врач, с бородкой как у козла, то есть и сам, наверное, проекция какого-нибудь козла, осмотрел меня, вывел из кабинета за руку к ожидающему Борису и сказал так: «Это у нее ложное, такое бывает, психика у вашей жены не в порядке». Я тут же укусила этого отвратительного врача — кажется, за плечо, впившись зубами в его белый халат, чикнула себе по руке гвоздем, который заметила на подоконнике, рядом с горшком столетника, и плюнула в мужа… Все это закончилось в другой больнице, понятно какой. Упрятывая меня туда, муж сказал: «Я как вол работаю, обеспечиваю все твои прихоти, а ты, телка неблагодарная, так позорно себя ведешь! Посиди-ка в стойле, корова, а когда вылечишься — поговорим!» Проекции в больничной палате сразу спросили: как и за что я сюда попала? «Я игроманка», — ответила я, и больше мне вопросов не задавали. Борис снизошел и забрал меня из этой больницы через неделю. Я вышла на улицу с одним ощущением: что меня лишили ребенка. Настроение было подавленное. Правда, дома Борис стал виться вокруг, видимо жалея меня и пытаясь понять, что все-таки произошло с моей сущностью. Как бы то ни было, но пришлось все рассказать — ведь муж тоже страдал от непонимания моего состояния. Узнав про мои похождения, он улыбнулся, как-то воспрял, поняв, что никакой измены и не было, и предложил вместе съездить на это самое место, чтобы убедиться в нереальности случившегося со мной. «Каждый из нас, — рассудил он, — в воображении своем ищет свой идеал, но это иллюзия, которая, как я теперь вижу, может довести до реальности — ведь ощущение ребенка в себе это уже не фантазия, я видел твой наметившийся живот, который увеличивался день ото дня, и это было уже конкретной реальностью. Странные мы существа…» — сделал он вывод, и мы поехали в лес. Я показала ему мостик через речушку, потом трухлявое дерево с роем порхающих бабочек, вившихся над стволом, мы вошли в лес, и тут оказалось, что по моей любимой аллее продирается стадо коров, подгоняемое невидимым пастухом, крики которого гулко разносятся по всему лесу. Так что к месту, где я
- Четыре четверти - Мара Винтер - Контркультура / Русская классическая проза
- Сам ты корова - Рудольф Ольшевский - Русская классическая проза
- Поступок - Юрий Евгеньевич Головин - Русская классическая проза
- Город Баранов - Николай Наседкин - Русская классическая проза
- Туалет Торжество ультракоммунизма - Александр Шленский - Русская классическая проза
- Быльки - Андрей Евгеньевич Скиба - Русская классическая проза
- Байки - Андрей Евгеньевич Скиба - Русская классическая проза
- Русский вопрос - Константин Симонов - Русская классическая проза
- Дорога в Нерюнгри - Владимир Евгеньевич Псарев - Русская классическая проза
- Гуманитарный бум - Леонид Евгеньевич Бежин - Советская классическая проза / Русская классическая проза