Суд праведный - Александр Григорьевич Ярушкин

class="subtitle">2

Невысокий сутуловатый мужчина в косоворотке и в поношенном пиджаке перебирал пальцами сукно на прилавке и что-то негромко втолковывал приказчику. Ашбель вежливо слушал, но особого внимания к посетителю не проявлял. А когда мужчина, так ничего и не купив, отошел от прилавка, Исай незаметно подозвал Белова.

— Ты случайно не знаешь, — негромко спросил он, — куда подевался типографский шрифт из литвиновских ящиков?

— Какой еще шрифт? — недоуменно посмотрел на него Пётр, но румянец появился на его лице.

— Имей в виду, — так же негромко добавил Исай. — Полчаса назад в типографии перерыли все ящики.

— Мне-то что? — пожал плечами Пётр, но в горле у него пересохло, а в голове завертелись тревожные мысли.

Каким образом жандармы могли узнать об операции со шрифтом? Кто мог их предупредить? Ведь Соколов все так хорошо придумал, весь расчет и строился на том, что утром ящики увезут со склада, и поскольку Литвинов выписал шрифт впрок, то никто их вскрывать не станет. А через полгода там разбирайся, сперли шрифт со склада или еще из вагона по дороге! Как же жандармы могли догадаться? Сам Пётр узнал об операции где-то за час до того, как их послали на склад. И Николай, его напарник, сын Илюхина, знал не больше.

— Мне-то что? — повторил Пётр, отворачиваясь от Ашбеля.

— Да я так, — хмыкнул Исай. — Говорят, в ящиках вместо шрифта оказались ржавые железяки.

Правильно говорят, подумал Пётр. Ночью они с Николаем помучались, пока перегрузили шрифт в мешки, а потом перевозили его на Нарымскую, там жил отец Соколова. Прямо в сарае, в яме, и зарыли. Неужели жандармы уже и до сарая добрались? Может, Николай и Соколов уже арестованы?.. Петру снова стало не по себе.

Осмотрев магазин, он заметил слоняющегося по залу жандармского унтер-офицера. Неспроста он, конечно, тут, ох, неспроста.

Незаметно Пётр шепнул Ашбелю:

— Слышь, Исай… Передай Гаврилычу, что я сегодня ночью помогал ему сторожить… Ну, дескать, прихворнул он, вот я и помогал…

— Понял, — шепнул Ашбель.

Вовремя Пётр попросил Исая. Медлительный унтер, побродив по залу, приблизился к прилавку:

— Ты Белов?

— Ну, я… — независимо ответил Пётр.

— Пошли.

Понимая, что для виду не мешало бы повозмущаться, хотя бы спросить, куда это «пошли» и зачем, Пётр все же настолько растерялся, что двинулся за унтером беспрекословно. Шел, всей спиной чувствуя взгляды покупателей и приказчиков.

А ротмистр Леонтович тем временем беседовал у кирпичного здания паровозного депо с Илюхиным-старшим. Он даже не вышел из пролетки, глядел на старика сверху вниз.

— Сын ночью дома был?

— Где же еще? Дома, — кивнул Илюхин.

— Никуда не отлучался?

— Спал себе, куда ему отлучаться…

— Может, по девкам бегал, — ухмыльнулся ротмистр.

— Рано ему еще по девкам…

— А прокламации прохожим рассовывать не рано? — сдвинул брови Леонтович.

Илюхин ответил смиренно:

— Оговорили парня, ваше благородие. Какие там прокламации. Хороший он парень, чего там. И уж не знаю, кто там и как, но вижу, оговорили.

Ротмистр с улыбкой смотрел на слесаря. Не очень убедительно старик выгораживал своего щенка. Дать бы ему по физиономии, смотришь, и разговорился бы. Вздохнув, Леонтович спросил:

— А жилец твой? Тоже дома был?

— А ему что? Вроде бы дома. Парень тихий.

— Тихий, говоришь… — ротмистр стряхнул невидимую пылинку с колена, брезгливо махнул рукой: — Ладно, ступай, слесарь Илюхин.

Илюхин пожал плечами, натянул на голову картуз, но с места не сдвинулся. Случайно произошло так, или специально ротмистр рассчитал: из депо двое городовых выводили Николая. Илюхин обернулся к ротмистру:

— Ваше благородие! Мальчишку-то за чё опять?

— А ты подумай, старик, — усмехнулся Леонтович и тронул кучера за плечо.

Едва пролетки с жандармами скрылись за поворотом, Илюхин припустил вдоль путей. Сил не было, а бежал. Ноги налились свинцом, а торопился, не останавливался.

— Эй, дед! Не успеешь! — услышал он веселые голоса.

Оглянулся на бегу и увидел нагоняющую его дрезину. Парни, слаженно раскачивающие коромысло, посмеивались. Картузы у обоих были сбиты на затылок, лбы в поту.

— Можа, по пути? Так прыгай, подвезем!

Илюхин с трудом запрыгнул на подножку, попросил:

— Возле почты притормозите?

Спрыгнув с дрезины, Илюхин быстрым шагом направился к почтово-телеграфной конторе, но вовремя замедлил шаг и отвернулся, искоса наблюдая за дверью, из которой вышагнул пузатый жандармский офицер. Когда офицер, окликнув извозчика, укатил, Илюхин решился войти.

Татьяну Белову он нашел в каморке под лестницей. Сложив руки на коленях, она устало смотрела в пол, а плечи ее легонько подрагивали.

— Жандарм-то о Петьке расспрашивал? — сразу же спросил Илюхин.

— О нем, — испуганно выдохнула Татьяна. — Это чего же теперь будет, дядя Евдоким?

— Чего жандарму сказала? — погладил ее по плечу Илюхин.

— Как Петька просил, так и повторила, — всхлипнула Татьяна. — Что ночью сторожу в магазине помогал, тот вроде приболел;…

Илюхин с досадой хлопнул себя по бедру:

— Незадача! Я-то сказал, что Петька вроде дома был… Но не переживай, всё образуется.

3

Ротмистр Леонтович долго изучал агентурные донесения, черкал что-то на листе бумаги, наконец, договорившись с полицмейстером о помощи, вызвал Утюганова.

Унтер-офицер молча вырос перед письменным столом. Леонтович протянул ему лист бумаги:

— Вот адреса. Передашь их полицмейстеру Шестакову. Пусть немедленно приступают к обыскам. Сам с ними будь, и если что интересное обнаружится — немедленно извещай.

— Слушаюсь! — вытянулся Утюганов и тут же расслабился.

— Иди, иди! — недовольно повысил голос Леонтович и уже вдогонку добавил: — И Белова ко мне пусть заведут.

Белова ввели в кабинет, и он хмуро остановился на пороге. Укоризненно покачав головой, Леонтович усмехнулся:

— Раз пришел, проходи, что на пороге-то встал… — а когда Пётр сделал несколько шагов, махнул рукой: — Вот тут и остановись. И давай, все выкладывай. Правдиво, без утайки, как и следует на допросе.

Пётр решил прикинуться простачком:

— А что выкладывать-то?

— А вот и выкладывай, как шрифт типографский украли, — передразнил его Леонтович, откинувшись на спинку кресла и с любопытством разглядывая.

— А это чего? — Пётр изобразил полное недоумение.

— А это того, — еще язвительнее передразнил ротмистр, — буковки такие маленькие для подпольной типографии, чтобы прокламации печатать… — и жестко добавил: — Придуриваться брось! Ты у меня не один. Твой дружок, например, сразу понял, что к чему, и дурака из себя не строил.

Колька? У Петра вновь пересохло в горле. Не мог Колька ничего сказать, но… Ротмистр смотрит очень уверенно и явно что-то знает. Неужели Колька всё рассказал!

Леонтович по-своему истолковал растерянное выражение, появившееся на лице допрашиваемого, ободряюще улыбнулся:

— Да ладно, не переживай. С кем по молодости не случается. Я же понимаю, ты не сам, втянули тебя… — и даже по-отечески похлопал Петра по плечу, подойдя к нему,