Танец с жизнью. Трактат о простых вещах - Олеся Градова

…Мы уже не могли пройти внутрь, и пришлось обосноваться в проходе, справа от алтаря, где стояли, едва касаясь ногами пола, — так поджимали по бокам. Меня практически впечатали в колонну, когда на лестнице появился статный и красивый старец. «Отец Герман», — прошелестела толпа, пытаясь расступиться и пропустить его к месту службы. Было нечем дышать, и я испугалась, что, если мне станет плохо, не смогу протолкнуться через живое и волнующееся людское море.

Я попробовала дышать, как учат йоги, пропуская воздух через ноздри и медленно проводя его через легкие в живот. Я немедленно наполнилась силой. За отцом Германом шли две женщины в черных платках, держа за обе руки белокурого мальчика. Он вырывался, выгибался всем телом, пытаясь ногами, как когтистыми лапами, зацепиться за пол. Поравнявшись со мной, он поднял лицо, и я замерла, как будто по сердцу хлестнули жидким азотом. Его глаза вращались в орбитах, он скалил зубы и рычал, как зверь. Иногда из его рта вылетали слова, которые я могла с трудом разобрать, — это был рев плененного дикого животного. Он был младше Никиты, лет девяти-десяти, не больше. Но что-то общее — светлые глаза, русые кудряшки, как у ангела… Страдание я увидела в его зверином облике. Мой материнский инстинкт побуждал меня обнять, прижать к груди и заставить забыть про страх и боль, которые его сердце раздирали. И в какой-то момент мне показалось, что я могу это сделать — просто потому, что сильна, просто потому, что знаю, что только любовь может исцелить.

Мальчик-зверь, пытаясь зацепиться и спастись, схватил меня за подол длинной юбки и рванул на себя. Женщины извинялись, мать плакала, и они продолжали волочить его вслед за батюшкой.

Отец Герман начал с довольно длинной проповеди, но я почти не слышала его слов от возносившихся и душераздирающих воплей мальчика-зверя. Он говорил собравшимся о соблазнах тела, о слабости души, обо всем, что заставляет человека усомниться в Божием промысле.

Начался обряд отчитки, он взмахивал крестом в правой руке, а левой поливал толпу святой водой из ведерка, которое держала его помощница. Внезапно от алтаря, где стояла инвалидная коляска и несколько «привилегированных» прихожан, раздались нечеловеческие крики. Началась потасовка, парадный мужчина метнулся в проход, белая рубаха была разодрана в клочья, нос разбит в кровь, его трясло, он сжимал кулаки.

— Успокойтесь, станьте здесь, вы все равно не сможете выйти… — Я взяла его по-сестрински за руку.

Он встал рядом и достал платок, чтобы вытереть кровь.

— Это демоны, это пройдет, — увещевала я его.

Я впервые почувствовала себя более благополучной, чем те, кто меня окружал, и более сильной, потому что мною охватило желание помогать и спасать…

Внезапно я увидела, как моя соседка, с которой я стояла под одним зонтиком на улице, начала оседать на пол. Я подхватила ее под мышки.

— Тебе плохо?

Она теряла сознание и обмякала, как в замедленной съемке. Я потащила ее к выходу, но толпа стояла слишком плотно, чтобы я могла пройти, тем более со своей ношей. Она была тонкая и легкая, я сначала думала, что смогу вынести её на руках, но быстро ослабела — меня сковал страх, что она умрет. Я скомандовала мужчине в располосованной рубахе взять ее на руки, а сама пробивала ему путь. Я вновь почувствовала себя организатором массового мероприятия, вспомнив, как на митингах рулила бесноватой толпой.

Кто-то брызнул ей в лицо святой водой, и через несколько секунд девушка открыла глаза. Мы усадили ее на лестнице.

— Давай выйдем, подышим, — я уже хотела банально «слиться» из этого жутковатого места, а спасение человека было достойной причиной для такого бегства. Я хотела курить.

Но она пожелала вернуться.

— Мне казалось, что меня тащат по коридору, а из ушей валит дым. У меня, правда, валил дым из ушей?

— Нет, но это означает, что они вышли из тебя.

Мы отстояли трехчасовую службу. Я все время пыталась понять, где «точка сборки» этого обряда и когда из меня начнут изгоняться бесы. Но они, видимо, хорошо обосновались и не спешили в эмиграцию. Им было уютно, наверное, они еще надеялись подружиться со мной.

Я подставляла лоб под миропомазание, когда отец Герман шептал: «Печать дара Духа Святого. Аминь»… Я истово крестилась и целовала крест. Я делала все, что делали вокруг люди, но не могла избавиться от ощущения инородности со всем происходящим. Я не понимала, что здесь делаю, чуда не происходило, и мне хотелось плакать, и я плакала, и становилось легче, ибо я принимала себя такой, какой была, со всеми демонами своей души.

Мы возвращались к обычной жизни, я провожала девушку на парковку, где стоял ее маленький «Рено».

— Как тебя зовут?

— Маргарита.

Я почему-то совсем не удивилась. Словно это еще раз подтверждало все мои догадки.

— А меня Олеся… Ты веришь во все это?

— Не знаю, мне некуда бежать.

— И я не знаю, как убежать от себя.

— Олеся, я тебя сразу заметила в толпе. Ты красивая. Красивые редко бывают счастливыми… Тебя подвезти куда-нибудь?

— Нет, спасибо, я сегодня останусь на ночь в монастыре. Давай хоть телефонами обменяемся…

Я шла в монастырскую гостиницу. Туфли сбиты, растрепавшиеся волосы под платком. Встречные мужчины не обращали на меня внимания.

Я больше никогда не буду идти по улице улыбаясь. Меня никогда не будут провожать взглядами восхищения и желания. Я оглянулась, как будто хотела увидеть свою собственную жизнь — на брусчатке сидели попрошайки и нищие, рядом продавали сувениры из лавры, бутылочки с водой из источника, расписные платки, иконы, пряники… Подъезжали автобусы с туристами, японская группа фотографировалась с площадными голубями. Бурлила монастырская жизнь.

Келья

Подошла к стойке, за которой миловидная девушка с убранной под платок косой выдавала ключи. Мы встретились глазами, и она улыбнулась. Первая улыбка за день. Простое приветствие, не более того. Но это означало, что я жива и мир еще как-то реагирует на мое появление. Под столом копошился ребенок, играя пластмассовым экскаватором.

— Сломался! — вдруг заплакал малыш.

— Дай посмотрю, я разбираюсь в машинках.

— Это не машинка — это ИСКАВАТОР. — Он доверчиво протянул мне механизм с оторванным ковшом и стал ожидать обыкновенного чуда.

Игрушку починить просто.

— Держи, все можно починить, если умеешь, — отдала ему «искаватор» и была практически счастлива.

В узком номере-келье было совсем одиноко. Электрическая лампадка тускло освещала лики святых на стене. Представила, что я здесь не гость, а постоялец, жилец. Вошла в роль, вообразила себя в строгом монашеском одеянии… Я бы уже через месяц организовала свой собственный приход, трактовала бы Ветхий завет на новый лад, открыла курсы повышения религиозной грамотности и выпускала стенгазету о монастырском укладе жизни…

На столе лежал Булгаков, но к нему возвращаться уже не хотелось. И ноутбук. Эта тема мне показалась ближе. Рядом — стопка распечатанных и уже несколько потрепанных листков. Это тот самый реферат. Продолжим чтение.

«Блеск и нищета магов», или Инструкция по технике безопасности при работе с Витей А.

«Поскольку же я не нахожу в себе ни сил, ни морального права похоронить обретенное в бою знание (то есть попросту «все забыть»), единственным способом преодоления такой отрицательной зависимости от мага оказывается перенос полученного знания вовне — на бумагу», — мне показалась эта идея автора близкой по духу. Я тоже пишу свой блог, когда мне хочется поделиться своим знанием с более широкой аудиторией, нежели рыбки в аквариуме. В следующей главе я нашла собственно описание техник, каким образом маг отбирает для себя «объекты» и как начинает обрабатывать «жертву».

«Прежде чем начать «работу», к жертве применяется «вампиротест», своеобразная разведка боем, в ходе которой выясняются ее ментальные характеристики: общий уровень, концептуальная ориентация, вкусы, слабые и сильные стороны…» Данные разведки позволяют определить способы дальнейшего контакта с жертвой. И если жертва поддается «тесту», маг начинает действовать.

«Хронический ментальный вампиризм, называемый также «промыванием мозгов», — это планомерное вымывание из жертвы ее ментальных программ вроде взглядов на жизнь, на людей, на ситуации и т. д. с последующим замещением их ментальными программами мага. Действенное тотальное промывание мозгов возможно лишь в условиях относительной интеллектуальной изоляции жертвы («не с кем слова сказать»). Такие условия маг получает: выбором соответствующей жертвы и усиленным контактом с ней. А также впоследствии реализацией «МЫ-программы»: Есть только МЫ, словно две большие фигуры с египетских рельефов; вокруг — утомляющая суета несостоявшихся людишек. Они — ничто, «без стержня», бесхребетные. Лишь МЫ плывем через бушующее море их никчемных страстей…».