Серж Панин - Жорж Онэ

Что касалось их физической стороны, достаточно было взглянуть, чтобы судить о них. Разбитые ночами, страшно бледные, они все делали для своего разрушения. Из этих людей, единственным паролем которых было удовольствие, те, которые не умирали раньше времени, кончали жизнь в лечебнице. Что могла сделать она, женщина труда, среди этой испорченной среды? Могла ли она надеяться преобразовать этих несчастных своим хорошим примером? Нет! Они обошлись бы с ней, как с пустомелей. Она не могла научить их добру, тогда как они скоро научали других злу. Следовало бежать от этой заразы позолоченного порока, удалиться, уводя тех, кого она любила, и оставить этих праздных людей изнуряться и разрушаться и скорее дать место на земле умным и трудолюбивым.

Громадное отвращение овладело госпожой Деварен, и она решила всячески попробовать вырвать Мишелину из этой заразы. А пока нужно было поговорить с Жанной.

В это время показалась тень при входе в зал. Это была молодая женщина. Позади нее в темной галерее прокрадывался Серж, не замеченный ею. Он сторожил Жанну и, увидя, что она идет одна, следовал за ней. Стоя в углу за широкой отворенной дверью, он ждал, безмолвный, с бьющимся сердцем. Голос госпожи Деварен раздался в тишине; он приготовился слушать.

— Сюда, Жанна, — сказала она, — наш разговор будет короток, но его нельзя отложить, потому что меня скоро не будет здесь.

— Разве вы скоро уезжаете?

— Да, я оставила Париж только ради своей дочери и тебя. С Мишелиной я уже говорила. Теперь твоя очередь! Зачем ты приехала в Ниццу?

— Я не могла сделать иначе.

— Почему?

— Мой муж хотел этого.

— Можно было заставить его сделать по-другому. Я знаю, что твоя власть над ним неограниченна.

Настала минута молчания, после чего Жанна ответила:

— Я боялась, что, настаивая, могу возбудить его подозрения.

— Так и быть, допустим, что вы приехали в Ниццу, но зачем вы воспользовались гостеприимством в этом доме?

— Сама Мишелина предложила нам, — сказала Жанна.

— И это даже не заставило тебя отказать? — воскликнула с воодушевлением госпожа Деварен. — Какую роль ты приготовляешься играть здесь? Что ты надумала после шестимесячной честности?

Серж в своем пристанище вздрогнул. Слова госпожи Деварен были понятны ему. Она знала все. Жанна ответила резким и негодующим голосом:

— По какому праву вы обижаете меня подобным подозрением?

— По праву, которое ты дала мне, нарушив свое обещание, Ты должна была остаться в стороне, а я нахожу тебя здесь лицом к лицу с опасностью; ты начинаешь кокетничать, а это начало зла, к которому ты понемногу привыкаешь, а там будет и остальное.

— Сударыня! — вскричала негодуя Жанна.

— Отвечай, сдержала ли ты обещание, данное мне? — перебила повелительно госпожа Деварен.

— А вы? — ответила с отчаянием Жанна. — Осуществилась ли надежда, о которой вы мне говорили? Вот уже шесть месяцев, как я удалилась, а нашла ли я спокойствие и душевный мир? Я посвятила себя обязанности, на которую вы указали мне, как на средство от терзавшей меня боли; но это было бесполезно. Я плакала, надеясь, что мое горе излечится слезами. Я горячо просила Бога помочь мне полюбить своего мужа. Напрасно! Этот человек так же мне противен, как прежде. А теперь, когда рушатся все мои мечты, я вижу себя прикованной к нему навсегда! Мне приходится лгать, придавать своему лицу выражение, сообразное с данным обстоятельством, улыбаться! А все это меня возмущает, доводит до отвращения!.. О, как я страдаю! Судите же меня теперь, когда вы знаете, что со мной делается, и скажите, не слишком ли жестоки ваши упреки?

Слушая Жанну, госпожа Деварен почувствовала глубокую жалость к ней. Она спрашивала себя, не была ли она несправедлива и не из-за нее ли страдало это бедное дитя. Она ведь ничего не сделала, кроме хорошего, и ее поведение было достойно уважения.

— Несчастная женщина! — сказала она.

— Да, действительно несчастная, — ответила Жанна, — потому что у меня нет ничего, к чему бы я опять привязалась и что могло бы меня поддержать. Мой ум смущен самыми горячими мыслями, а сердце сокрушено горькими сомнениями. Одна воля меня защищает, но та в минуту безумия может мне изменить.

— Ты все еще его любишь? — спросила госпожа Деварен глухим голосом, заставившим трепетать Сержа.

— Кто знает? — ответила Жанна. — Бывают минуты, когда кажется, что я ненавижу его. Но что я только вытерпела за то время, пока я здесь, это невероятно. Все меня оскорбляет, все раздражает: мой муж, который слеп, беспечная Мишелина и Серж, улыбающийся молча, как будто подготовляющий какую-то измену. Ревность, гнев, презрение волнуют меня. Я сознаю, что должна была бы уехать, а между тем я чувствую ужасное наслаждение, не знаю почему, оставаясь здесь.

— Бедное дитя, — сказала госпожа Деварен, — от всей души жалею тебя. Прости мне мои несправедливые слова. Ты все сделала, что от тебя зависело, но у тебя может быть слабость, как у всех людей. Нужно тебе помочь, и в этом ты вполне можешь рассчитывать на меня. Завтра я поговорю с твоим мужем, и он увезет тебя. Если нет у тебя счастья, то нужно, чтобы было спокойствие. У тебя честное сердце, и если небо справедливо, ты будешь вознаграждена.

До Сержа долетел звук поцелуя, с которым мать благословляла свою приемную дочь. Затем князь увидел, как тихо прошла мимо него госпожа Деварен.

Наступила тишина, нарушаемая только тихими вздохами удрученной Жанны, полулежавшей на диване в темноте.

XVI

Серж вышел из своего скрытого места и подошел к Жанне. Ковер заглушал шум его шагов. Молодая женщина, глядя в пустое пространство, с трудом дышала. Сначала он молча смотрел на нее, затем, наклонившись к ее плечу, проговорил нежно:

— Неужели правда, Жанна, что вы меня ненавидите?

Жанна в ужасе вскричала:

— Серж!..

— Да, Серж, — сказал князь, — который никогда не переставал вас любить.