Виват император! Армагеддон - Роман Злотников

— А нельзя было обойтись без драматических жестов?

Ярославичев обернулся:

— Нет, Ирина, они бы не поверили.

— Сначала нет, а потом, когда пришла бы БОЛЬ… — Она произнесла это слово так, что сразу стало ясно — к обычной боли оно имеет не очень-то близкое отношение. Ярославичев отрицательно качнул головой.

— Нет. — Он посмотрел на студентов, понуро выходящих из зала, и снова повернулся к Ирине. Лицо его выражало уверенность. — Понимаешь, мы не должны им врать, и мы не можем допустить, чтобы у них возникла хотя бы тень сомнения в том, что мы им говорим. Подумай — через несколько месяцев ИХ будет гораздо больше, чем появилось всех нас за все те десятки и сотни тысяч лет, что мы существуем на Земле. А вспомни-ка, когда ты смогла осознать, что ты отныне не парфянка, а человеческое существо, к которому ни одна нация или страна в настоящем и в будущем не имеют никакого отношения? И что все нынешние привязанности — мать, отец, братья, сестры, муж, любовник, друзья и враги — всего лишь пыль времени? Потому что если ты выберешь в мужья подобного себе, то НЕВОЗМОЖНО прожить с одним и тем же человеком даже сотню лет, а обычный человек просто состарится и умрет. И что, если даже не прилагать никаких усилий, а просто быть немного осторожнее, ты сможешь плюнуть на могилы всех своих врагов и, плачь не плачь, тебе предстоит увидеть могилы всех своих родных и друзей. А главное — надо вовремя ИСЧЕЗНУТЬ, потому что если ты не сделаешь этого, то даже у самых близких и любимых в конце концов возникнут вопросы, которые затем неизбежно перерастут в ненависть. Причем эта ненависть охватит ВСЕХ, кто когда-либо знал тебя такой, какой ты хотела бы остаться… Когда ты поняла, что ты — ДРУГАЯ и для тебя теперь реальны совершенно иные представления о чести, верности, морали, о добре и зле. Не свобода от них всех, а, наоборот, еще более строгие рамки, просто… ДРУГИЕ. А ведь им вскоре придется жить и действовать в соответствии с этими ДРУГИМИ нормами.

Не отбросив все и всяческие рамки, потому что в этом случае они толкнут человечество на тот путь, которого мы так стараемся избежать, а именно в соответствии с другой моралью. А у нас нет времени на то, чтобы дожидаться, пока они дойдут до нее, осознают ее и примут обычным путем. У нас нет даже одной человеческой жизни, потому что часы уже запущены, — он показал культей на сгорбленные спины, — часы уже идут. И если мы не успеем, то станем… мясом для тех, кто ничего этого еще не знает и думает, что вместе с бессмертием он получит только невиданную мощь и величие и абсолютное право вершить судьбы человечества… — Ярославичев оборвал себя и, сглотнув, перешел на более спокойный тон. — Поэтому они должны привыкнуть к тому, что могут верить нам безоговорочно. Что ни единого слова лжи между ими и нами, ими и мной не было и не будет. Что я, все мы, готовы сделать для них все, даже… прервать череду наших веков. — Он запнулся, как будто не решаясь произнести вслух то, что уже сказал про себя, но все же решился и произнес: — И если мне потребуется доказать это на деле, я сделаю это.

— Нет!

— Да. Потому что иначе мы проиграем.

Часть III

Терранцы

— Стоп, — и после короткой паузы: — Поздравляю. Задание выполнено, коэффициент ошибок — ноль.

Филипп облегченно откинулся на спинку кресла и вытер пот. Наконец-то. Комплексный зачет одиннадцатого уровня он пытался сдать уже в четвертый раз. В первый раз ему хватило двадцати минут, чтобы умудриться набрать болевой порог в десять единиц и отключиться тут же, в кресле. Во второй и третий разы он сумел продержаться до конца, но одиннадцатый уровень требовал нулевого коэффициента ошибок, так что эти две попытки не принесли ему ничего, кроме опыта. Конечно, можно было бы остановить зачет сразу, как только он сделал первую ошибку и браслет включился на болевую пульсацию первого уровня. Но Филипп уже успел понять, что опыт стоит многого, а боль, что ж, к боли они успели привыкнуть. К тому же после того, что они вытерпели в первые два с половиной месяца, болевые импульсы ниже шестого уровня казались щекоткой, и не более того.

Боль появилась на следующее утро после памятной встречи с Его Высочеством. В тот вечер Ташка устроила куратору скандал. Не успели они войти в свою секцию, как Ташка развернулась и со всего маху засветила куратору по физиономии… вернее, попыталась засветить. Поскольку единственным результатом ее энергичного и даже несколько картинного замаха оказалось то, что она отлетела в угол холла, сверкая рельефным красным отпечатком кураторской пятерни на левой щеке. Все ошеломленно замерли. Куратор все время был таким милым дядькой, правда, немного занудным… но сейчас перед ними стоял совсем другой человек. Между тем Ташка, на которую было просто больно смотреть — такой у нее был униженный и потрясенный вид, — поднялась на ноги и каким-то севшим голосом спросила:

— За что?

— Что за что?

— Вы меня ударили?

Куратор спокойно посмотрел на нее, потом скользнул взглядом по всем остальным:

— Но разве не это ты только что собиралась сделать со мной?

Ташка вздернула подбородок:

— Но ведь вы с нами так подло поступили…

Лицо куратора приняло несколько высокомерное выражение:

— Значит, ты решила, что, согласно исповедуемым тобой моральным принципам, имеешь на это полное право? То есть ты приняла решение на основе СВОИХ представлений и СОБСТВЕННЫХ выводов. А я руководствовался двумя общепринятыми и гораздо более древними этическими постулатами: «намерение есть действие» и «око за око и зуб за зуб». — Куратор вдруг повернулся к Филиппу: — Так кто из нас прав?

Филипп вздрогнул, беспомощно посмотрел на молчавших товарищей и растерянно произнес:

— По всему выходит, что вы, но я чувствую, что это не так.

Куратор усмехнулся:

— Да-а-а, дети, в общем-то настоящая учеба для вас только начинается. И вот вам первый урок, вернее даже два. Первый — то, что кажется правильным и истинным вам, совсем, не обязательно представляется таковым кому-то другому и уж, конечно, вряд ли является абсолютной истиной. И второй — все на свете можно объяснить и оправдать. Так что если основным критерием для вас будет являться мнение других, пусть даже и выраженное в столь солидных и уважаемых формах, как Священный Завет, общепринятые правила, законы или кодексы, — вы обречены на постоянные ошибки.

Тут вновь подала голос Ташка:

— Все равно, вы не имели права так обращаться с женщиной.

Куратор повернулся к ней:

— Подобный этикет в отношении женщин суть наследие инстинкта выживания. Поскольку жизнеспособность популяции в первую очередь зависит от возможности воспроизводства, а возможность воспроизводства в основном связана с количеством самок в возрасте деторождения, ибо даже одна мужская особь может «покрыть» практически неограниченное количество самок, любой вид, будь то люди, слоны или, скажем, тараканы, вырабатывает некие правила, позволяющие повысить выживаемость самок. К тому же подобный этикет подразумевает, что женщины — существа, требующие особого отношения, защиты, а значит, несамостоятельные. Ты согласна с этим утверждением?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});