Сильнодействующее средство - Эрик Сигал

Даже в самом страшном сне Реймонду да Коста не могло бы привидеться, что мысли о Джерри Прахте способны вытеснить науку из головы Изабель.

Теперь она посещала только спецсеминары, необходимые для диплома, поэтому для присутствия Реймонда в аудитории не было повода. Он просто сопровождал ее по дороге в корпус Ле-Конт, а потом ждал ее выхода под дверью.

Изабель быстро определила, какая телефонная будка в корпусе лучше других защищена от посторонних ушей. Убедившись, что отец уехал, она бросалась звонить Джерри. Зная, что на карманные расходы ей выделяют гроши, тот немедленно перезванивал сам, и они болтали до того момента, как ему надо было ехать в клуб.

Верным признаком растущей привязанности являлось то обстоятельство, что они могли часами говорить обо всем на свете — и ни о чем конкретно. Изабель рассказывала, как у нее идут занятия, а Джерри пытался донести до нее, что ее науки — не по его уму. Однако она настойчиво разъясняла ему суть исследований, будучи уверена, что к концу объяснений он все прекрасно поймет.

К середине февраля Изабель уже корпела в лаборатории так много, что довела себя почти до истощения. Дошло до того, что даже Реймонд стал уговаривать ее сбавить темп, но она всякий раз отвечала: «Пап, пока не могу. Я, кажется, нащупала кое-что очень важное и как можно скорее должна получить результат».

— А отцу ничего не расскажешь? Даже не намекнешь? — с деланым возмущением упрекнул он.

— Прошу меня извинить, мистер да Коста, — отшутилась девушка, — но эта тема пока остается закрытой.

Разочарованный, Реймонд, однако, не стал давить, хотя дочь впервые не посвятила его в свои изыскания. Никогда прежде она не утаивала от него своих проектов — и одновременно он видел, что сейчас она увлечена наукой, как никогда.

Реймонд утешал себя тем, что Изабель находится на пороге большого открытия, которое позволит ей выйти за рамки уже порядком надоевших журналистских штампов типа «вундеркинд» или «гениальная барышня». Скоро про нее станут писать примерно в таких выражениях: «Изабель да Коста, прославленный физик, сегодня предала гласности…»

Как-то вечером, в начале десятого, когда Рей заканчивал очередной урок, зазвонил телефон. Он решил, что это кто-то из учеников. Но ошибся.

— Пап, немедленно забери меня из университета. Я буду ждать у заднего входа. Мне надо с тобой поговорить.

В голосе дочери звучала тревога. И даже страх.

— Что случилось? — заволновался Реймонд. — С тобой все в порядке?

— Не по телефону. Пожалуйста, скорей!

Охваченный ужасом, Реймонд побыстрей отпустил ученика и бросился к машине.

По дороге он гадал, что же могло произойти. Единственное, что приходило на ум, — что дочь серьезно заболела. Он корил себя за то, что не придавал значения ее явному переутомлению.

Едва завидев машину, Изабель бросилась к отцу, прижимая к груди стопку лабораторных тетрадей.

— Поехали скорей! — сказала она, будто совершала побег из тюрьмы.

— Успокойся, — мягко произнес отец. — Через минуту будем дома.

— Нет, — вдруг заявила она. — Лучше поедем в какое-нибудь тихое место, где можно будет спокойно поговорить.

— А чем тебя дом не устраивает?

— Папа, ты не понимаешь. Речь идет о сугубо секретном деле.

— Да ладно тебе, «жучков» у нас, слава богу, нет, — возразил Реймонд, но, взглянув на испуганное лицо дочери, уступил. — Хорошо, хорошо, я что-нибудь придумаю.

Рей покопался в голове и остановил свой выбор на заведении «Берлога Оскара» в Окленде. Туда студенты редко заглядывали.

Они расположились в кабинке, отделенной от соседних высокими деревянными перегородками.

Реймонд быстро сделал заказ. Как только официантка отошла, он нагнулся и шепотом спросил:

— Ты скажешь наконец, в чем дело?

Изабель ответила кратко:

— Дело в Карле.

— Не понял… — удивился отец. — Неужели Прахт… сделал что-то неподобающее?

— Нет, нет, что ты!

— Тогда что случилось, скажи ради бога!

По лицу девушки было видно, что она собирается сообщить что-то очень важное и крайне для нее неприятное.

— Он заблуждается, — произнесла она едва слышно.

— Как, это?

— Его гипотеза не подтверждается. Я много раз проверила все его расчеты — они не согласуются с его выводами.

— Но он ученый мирового уровня! Один из крупнейших в вашей области, — возразил Реймонд.

Изабель стукнула кулаком по столу.

— Пап, я же не спорю, что у него фантастическая голова. И он столько сделал для науки, что его репутация вполне оправдана. Но на этот раз Карл ошибается. И очень сильно.

Реймонд покачал головой. Он был смущен и встревожен. Впервые он поставил под сомнение способности дочери. Он боялся, что ошибка закралась именно в ее вычисления.

Реймонд попытался сохранять спокойствие и объективность.

— Изабель, а почему это для тебя так важно? Разве это не проблема Прахта? — Он посмотрел ей в глаза и понял, что она что-то недоговаривает.

— Пап, — пролепетала дочь, — я выдвинула кое-какие собственные гипотезы и думаю, что полученные мной данные решительно опровергают существование «пятой силы» как таковой.

Реймонд помолчал. В словах дочери он уловил опасность. Должно быть, этим и объяснялся испуг Изабель.

— Ты отдаешь себе отчет в том, что делаешь? — наконец спросил он. — Вместо того чтобы совершить прорыв в неведомое, ты бросаешь камень в собрание самых выдающихся мировых ученых. А точнее — бомбу.

Изабель кивнула.

— Я понимаю, пап, понимаю. Но я уверена как никогда. Видишь ли, ничего запутанного в моем опровержении нет — в том-то вся его сила.

Реймонду да Коста постепенно передавалась убежденность дочери. В конце концов, она еще никогда не ошибалась.

— Кто-нибудь об этом знает?

— Нет, конечно. Поэтому я и рвалась поговорить сначала с тобой.

— А где твои доводы?

— В тетрадках. Но если хочешь взглянуть на мои расчеты в обобщенном виде — смотри сюда.

Она достала из кармана сложенный листок бумаги. Пробежав глазами расчеты, Реймонд почувствовал, как тревога уступает место настоящей эйфории.

— Боже мой, — прошептал он. — Невероятно!

— Пап, можешь мне поверить — я не ошибаюсь. Моя гипотеза выдержит самую придирчивую проверку.

— Знаю, Изабель, знаю. Я просто ошеломлен. Ты только представь себе, какие это может иметь последствия! Какой дебют!

Она уронила голову.

— Что такое? — спросил отец.

— Ты не понимаешь! Как ты себе это представляешь? Я буду опровергать теорию собственного научного руководителя?

Да, подумал Реймонд, это действительно будет сенсация.

Изабель помотала головой.

— Это так ужасно! Мне кажется, я не смогу с ним так поступить.

Реймонд знал, что надо делать.

— Изабель, в науке поиск истины не означает безусловного почитания авторитетов. Единственный критерий — это честность. Ты должна опубликовать свое открытие.

— Знаю. Но нет никакой необходимости делать это прямо сейчас.

— Ты это о чем?

— Если дождаться, пока пройдет годичная конференция, то назначение Карла в Массачусетский технологический останется в силе. Куда мне спешить-то?

— Изабель, ты ничем не обязана этому человеку.

— Это не так. Он великий педагог. Он ко мне был более чем великодушен.

— Перестань, — увещевал отец. — Если бы на твоем месте был Прахт, стал бы он придерживать публикацию чего-то действительно важного?

Изабель чуточку подумала и тихо сказала:

— Думаю, что стал бы. Я уверена.

Рей переменил тему.

— Что ж, уже поздно, а ты перевозбудилась. Давай-ка ты сейчас отдохнешь, а потом мы с тобой обсудим все заново, на свежую голову.

— Хорошо, папа, — ответила Изабель, в душе радуясь возможности отложить решение.

Домой ехали в гробовом молчании.

Реймонд достаточно хорошо изучил дочь, чтобы понимать, как она огорчена и разочарована. Но именно затем он и остается рядом с ней, сказал он себе.

Реймонд да Коста снова играл в жизни дочери главную роль.

36

Адам

Процесс развода для Адама Куперсмита оказался куда более мучительным, чем он мог себе представить.

Спустя три дня после телефонного разговора Тони успокоилась настолько, что решила пригласить Адама в дом, дабы вместе объявить новость дочери.

Объяснение оказалось сложным вдвойне, поскольку все заинтересованные стороны чувствовали себя обманутыми или виноватыми. Либо и то, и другое сразу.

Раньше случались непродолжительные периоды, когда Тони мучилась угрызениями совести из-за того, что недостаточно хорошо выполняет свои обязанности жены и матери, слишком много сил отдает работе, не оставляя времени на семью.

Теперь она убедила себя, что разрыв не есть результат ее невнимания к мужу, Просто Адам, который клялся ей в любви и верности, увлекся другой женщиной.