Зеркальные тени - Нина Дьяченко

Я отвернулся и телепортировал, так как больше не мог выносить её взгляда, сжигающего сердце.

… Дома я бездумно налил чашку чая, который так и не выпил у Агояши, и медленно пил, не чувствуя вкуса, словно мои губы стали резиновыми.

Я предал Тензо и Сае ради любви, которая вспыхнула неожиданно, налетела, словно смерч, отравила меня быстродействующим ядом.

Ради любви, которая, насколько я мог предвидеть, являлась недолговечной, словно цветение сакуры. Яркой, бурной, но… слишком короткой.

Ради любви, которая вполне могла привести меня к смерти… Кто знает, на что пойдёт разъяренная девушка, когда решит, что я её обманул и использовал? И ведь я на самом деле этого хотел, собирался так и поступить… Кто виноват, что я оказался таким дураком, чтобы влюбиться с первого взгляда?!

В любом случае, я знал, что не проживу долго, когда придётся сразиться с Йоширо. Я даже не был уверен, что стану победителем в нашей схватке. Все мои ухищрения могут оказаться напрасными, все мои преступления, все жертвы.

К тому же, меня явно накажут другие боги смерти, когда я покушусь на их «собрата по оружию». А против них всех я не выстою, конечно же.

И предчувствие, которое редко меня обманывало, говорило мне, что отсчёт идёт на дни.

Скоро всему конец… а я разрушил даже свои последние дни, которые могли бы стать почти счастливыми, если б я был уверен, что Агояши и Сае любят меня, что они станут меня оплакивать.

Продать душу за поцелуй смерти — наверное, такая аналогия является наиболее точной.

Я ощущал мрачную пустоту в душе, но, несмотря на боль, раздирающую меня, мечтал только об одном — чтобы моя красавица ещё хотя бы раз пришла ко мне, улыбаясь, ничего не зная обо мне, считая меня самым обычным доктором, который ничего не знает о других мирах и не пытается убить бога смерти.

… Сон был беспокойным, меня мучили отрывочные кошмары, огненные видения, словно Сае заразила меня своими страхами. Или я так чувствовал её состояние? Между нами тремя: мною, Тензо и Сае всегда существовала незримая связь, которая проявлялась только в моменты опасности.

Я видел круг, сложенный из светящихся камней, которые сияли нестерпимым алым светом, и медленно сжигали меня, находящего внутри, запертого там древней магией камней.

Во сне я стоял, не в силах пошевелиться, пытаясь рукой заслониться от красного марева, надвигающегося на меня. Кажется, жители Помпеи в своё время ощутили то же самое, когда лава сожгла их город. Меня мучили и другие картины, напоминающие сюрреалистическое изображение ада.

Когда я утром встал, то почувствовал, что весь вспотел, а простыня подо мной была влажной.

Холодный душ помог придти в себя, а чашка кофе — вернуть ясность мысли.

Оставалось только собраться — и идти на работу, чтобы привычными действиями заглушить подсознательные страхи.

… Прошло уже несколько дней, а Элли всё не звонила и не появлялась, Агояши тоже ни разу не позвонила, а Сае стало немного лучше — когда я её навещал, Тензо демонстративно уходила в свои комнаты и не показывалась, оставляя меня наедине с Сае и служанками. Мне это причиняло боль, так как я видел, что ей тоже плохо, и её глаза выдавали страдание, пожирающее девушку изнутри, как мою подругу детства пожирала неведомая болезнь, которая усилилась из-за её странного жара.

Я старался изо всех сил облегчить её участь, даже давал ей магическую энергию своих куколок, связанных моей сетью проклятия, но, к сожалению, даже магия не давала почти никакого положительного результата.

Жар постепенно спадал, но Сае была совершенно разбита и ослаблена.

Боль в глазах Тензо, боль в глазах Сае… и моя сердечная боль из-за отсутствия моей девушки… Меня спасала только работа. Я убирал ненужные мысли, скидывая их в чёрную дыру подсознания, и превращался почти в робота. Операции, операции, операции — кажется, я так скоро превращусь в настоящего мясника. Я едва удержался, чтобы одной из девушек не сделать лицо как у Элли — у неё оно достаточно красивое, чтобы понравиться богатым клиенткам, но всё таки не стал делать глупостей. Хотя юной певичке, доченьке богатых родителей, которые шли на всё, чтобы исполнить все капризы своего чада, даже позволили ей лечь под нож хирурга в двадцать лет — новое личико наверняка бы понравилось. Что ж, то, что я ей сделал, оказалось вполне приемлемым вариантом.

Новая роза в моём саду. А садовник уже приготовил серп, так как он ненавидит розы, они кажутся ему одинаково ненужными и блеклыми.

* * *

Я смотрю в овальное зеркало в потемневшей от времени бронзовой оправе и слабо улыбаюсь. Мне кажется, что я теряюсь в манящей серебристой глубине, словно медленно погружаюсь на дно тихого озера.

И тогда кажется, что там, внутри зеркала, заперта я настоящая, а возле зеркала, облокачиваясь и устало глядя в пустое пространство, сидит моя тень.

Поправляю волосы — они густые и мягкие… Не к месту вспомнилось, как Маюри любил мои волосы. Любил их гладить целовать, особенно когда думал, что я этого не замечаю, что я уже сплю.

Он мог быть холодным, словно лёд, отстраненным, словно чужим, а мог проявлять удивительную нежность, чуткость и понимание.

Всё постепенно разрушалось, словно под властью какого-то страшного проклятья.

А вдруг нас троих действительно кто-то проклянул, например, ещё в школе? Позавидовав нашей дружбе и верности.

Слабо улыбаюсь, и натягиваю на обнажившееся плечо халат с рисунком из осенних листьев. Атласный, на тёплой подкладке, он вполне европейский, только, возможно, мотивы рисунка наши, японские.

Хотя… если взять мою мать, то она вообще не была не только японкой, но даже и человеком.

Моя мама — кицунэ, точнее, лисица-оборотень.

Невольно улыбаюсь, и улыбка в зеркале кажется нежной и трогательной, вспоминая, как однажды в нашем саду я увидела очень красивую лисичку. Тогда я осторожно вышла и попыталась её подманить чем-то вкусным, чтобы погладить. И едва не умерла от страха, когда лисица превратилась в мою мать.

Оказывается, лисицы на самом деле могут превращаться в людей, но не все, а особая порода. А также любить. Ведь мать всю жить любила отца, а он её.

И, несмотря на то, что они уже лет пять как живут в Америке, и кажутся чем-то отдалённым и почти забытым, хотя мы регулярно перезваниваемся, а также переписываемся по Интернету, их любовь не разрушена.

Когда я тогда очнулась от обморока на руках матери, так всё мне рассказала, и в утешение заметила, что я в лисицу превращаться уже не смогу, но моё очарование будет куда больше, чем у обычных женщин. А это значит, что шансы на счастливое замужество у меня довольно высоки.