Под шепчущей дверью - Ти Джей Клун

печально улыбнулся: – Хотя не думаю, что Дездемона придет опять. А если и придет, то очень не скоро. Вы позаботились об этом.

– Чертовски верно, – выпятил грудь Уоллес. – Я показал им, где раки зимуют.

– Вам действительно не стоит так тесно общаться с дедушкой.

– Э. Он ничего. Только не говорите ему, что я сказал это. Его тогда будет не заткнуть. – Уоллес хотел было коснуться руки Хьюго, но вспомнил, что не может сделать этого. И быстро отдернул руку. Хьюго никак на его порыв не отреагировал. И Уоллес был благодарен ему за это, хотя и помнил, как чувствовал себя, когда его крепко обнимала Мэй. С некоторых пор он стал отчаянно стремиться к физическому контакту.

Уоллес старался придумать что-то, способное отвлечь их обоих.

– Я тоже наделал ошибок. Прежде. – Он помолчал. – Нет, это не совсем так. Я продолжаю делать их до сих пор.

– Почему? – спросил Хьюго.

А правда, почему?

– Думаю, человеку свойственно ошибаться. Хотя я не вы. Я не позволял ошибкам негативно сказываться на мне. Должен был, но просто… не знаю. Я всегда винил других и говорил себе, что мне нужно учиться на их ошибках, необязательно на своих собственных.

– И как вы думаете, что это означает?

Посмотреть в лицо правде было нелегко, и Уоллес не был уверен, что готов к этому.

– Не знаю, был ли я хорошим человеком. – Он позволил этим словам повисеть в воздухе, хотя они были горькими.

– Что делает человека хорошим? – размышлял Хьюго. – Поступки? Мотивация? Бескорыстие?

– Наверное, все вместе, – сказал Уоллес. – А может, и ничего из этого. Вы говорили, что не знаете, что находится по другую сторону двери, хотя и видели лица совершающих переход. Так откуда вам знать, что небес или ада нет? Что если я пройду через ту дверь, меня будут судить и все, сделанное мной неправильно, перевесит остальное? Заслужил ли я оказаться в том же месте, что и кто-то, посвятивший свою жизнь… Ну, не знаю… Например, монахиня.

– Монахиня, – повторил Хьюго, давясь от смеха. – Вы сравниваете себя с монахиней.

– Заткнитесь, – прорычал Уоллес. – Вы понимаете, что я хочу сказать.

– Да. Но все равно отдал бы что угодно, чтобы увидеть вас в одеянии монахини.

Уоллес вздохнул:

– Да, похоже, я сказал что-то кощунственное.

Хьюго фыркнул, но сразу же посерьезнел. Похоже, в голове у него вертелась какая-то мысль. Уоллес ждал, не желая торопить его. Наконец Хьюго произнес:

– Можно что-то сказать вам?

– Да. Конечно. Все что хотите.

– Я не всегда так уверен в себе. Я мог бы сказать, что я тверд в своих убеждениях, но это будет не совсем правда. Это… подобно чайной лавке. Прочное здание с хорошим фундаментом, но я думаю, его не так уж трудно уничтожить. Подземные толчки. Землетрясение. Стены будут рушиться, пол будет трещать, и останутся лишь развалины и пыль.

– Вы пережили землетрясение, – сказал Уоллес.

– Да. Два.

Он не хотел этого знать. Хотел сменить тему и поговорить о чем-нибудь еще, чтобы Хьюго не выглядел таким печальным. Да так ничего и не сказал. И не знал, который из этих двух вариантов является большей трусостью.

Хьюго сказал:

– Камерон был… взбудоражен, когда пришел ко мне. Я понял это в тот самый момент, как он вошел, сопровождаемый Жнецом.

– Не Мэй.

Он покачал головой:

– Нет. Это было до Мэй. – Он помрачнел. – Тот Жнец был… не похож на нее. Мы с ним работали вместе, хотя и много конфликтовали. Но я думал, он знает, что делает. Он был Жнецом дольше, чем я работал перевозчиком, и я говорил себе, что ему известно куда больше моего, ведь я новичок в своем деле. Я не хотел, чтобы из-за меня возникали какие-то проблемы, и думал, если буду держать себя в руках, то все у нас получится.

Он привел Камерона. Тот не хотел находиться здесь. Отказывался верить, что мертв. Он был зол, так зол, что я почти чувствовал его злость на вкус. Этого, разумеется, и следовало ожидать. Трудно принять новую реальность, когда единственная известная тебе жизнь навсегда уходит в небытие. Он не желал слушать, что я ему говорю. Сказал, что это место – не что иное, как тюрьма, что он здесь узник, а я тюремщик.

Уоллес пытался игнорировать чувство вины. Но оно вцепилось когтями ему в грудь.

– Я не…

– Знаю. Это не… вы не похожи на него. И никогда не были. Нужно лишь дать вам время, и вы все поймете. Поймете, даже если не согласитесь со мной, даже если вам это не понравится. Вряд ли вы уже достигли такого понимания, но обязательно достигнете.

– Почему? Откуда вам это известно?

– Мятный чай, – сказал Хьюго. – Он был очень крепким, я никогда ни для кого не заваривал такой крепкий чай. Вы не разозлились. Вы испугались и делали вид, что злитесь. А это большая разница.

Уоллес подумал о матери на кухне, о леденцах в духовке.

– Что произошло с Камероном?

– Он ушел. И ничто из того, что я говорил и делал, не остановило его. – Голос Хьюго зазвучал жестче: – Жнец сказал, чтобы я отпустил его. Что Камерон получит урок и прибежит обратно, как только увидит, что его кожа начала шелушиться. И поскольку я не понимал, что мне делать, то прислушался к Жнецу.

Уоллеса охватила дрожь.

– Он не вернулся.

Хьюго было больно. Уоллес ясно читал это на его лице, казавшемся теперь невозможно молодым.

– Да. Не вернулся. Мне заранее объяснили, что будет, если кто-то вроде вас уйдет. Объяснили, чем станут эти люди. Но я не ожидал, что это произойдет так скоро. Я хотел дать ему возможность самому принять решение о возвращении. Жнец сказал, что я зря теряю время. Я отправился на поиски Камерона только потому, что связь между нами просто… оборвалась. Жнец был по-своему прав. Когда я отыскал его, было уже слишком поздно. – Он помолчал: – Мы называем их скорлупками.

Уоллес нахмурился:

– Скорлупка? Что это означает?

Хьюго опустил голову:

– Это… подходящее слово. Пустая кожура, оставшаяся от того, кем он был. Его человеческая сущность исчезла. Все, что делало его самим собой – воспоминания, эмоции, – просто… улетучилось. И я оказался не способен вернуть его в прежнее состояние. Это был мой первый провал как перевозчика. Я подвел человека.

Уоллес потянулся к Хьюго – чтобы утешить? – но вспомнил, что не может прикоснуться к нему. Он согнул пальцы и опустил руку.

– Но вы продолжали делать свое дело.

– Да. Разве я мог остановиться? Я сказал себе, что совершил ошибку, ужасную ошибку и не должен допустить, чтобы такое сталось с