Под шепчущей дверью - Ти Джей Клун

он сделал что-то хорошее, ничего не ожидая взамен. Почему только ему никогда раньше не приходила в голову такая идея?

Он распрямился и вытер глаза.

На лице Нельсона был написан страх. На лице его внука тоже.

Первой заговорила Мэй:

– Я собираюсь задушить тебя в объятиях.

Это ошарашило его, тем более что он вспомнил, ее слова о физическом контакте.

– Только у тебя это могло прозвучать как угроза.

Она положила ножи на ближайший столик и постучала пальцами по ладони. Воздух вокруг нее слабо запульсировал, и в следующее мгновение Мэй кинулась на Уоллеса. Он чуть было не упал, когда она крепко обхватила его спину руками. Он не мог пошевелиться, но это продолжалось одно мгновение, очень хрупкое мгновение. Уоллес не мог вспомнить, когда в последний раз кто-то обнимал его. Он осторожно вытянул руки и положил ладони на талию Мэй.

– Сожми покрепче, – сказала она, уткнувшись ему в шею. – Я тебя не отпущу.

Его глаза горели. Он не знал почему. Но он сделал, как она просила. И сжал ее изо всех своих сил.

Открыв глаза, он увидел, что Хьюго смотрит на него со странным выражением на лице. Они долго не отрывали взглядов друг от друга.

Глава 12

Тем вечером Уоллес, следуя в направлении троса, обнаружил Хьюго на веранде. Он стоял, оперевшись о перила. Небо было затянуто облаками, звезды попрятались. Уоллес помедлил в дверях, неуверенный, что ему будут рады. Его охватило странное чувство вины, но он не позволил ему разрастись. Достаточно было увидеть улыбку на лице Мэй, чтобы убедиться: дело того стоило.

Он хотел было развернуться и войти в дом, но тут Хьюго сказал:

– Привет.

Уоллес почесал шею:

– Привет, Хьюго.

– Все в порядке?

– Да вроде. Вы… хотите, чтобы я оставил вас одного? Я не хочу мешать.

Хьюго, не оборачиваясь, отрицательно покачал головой:

– Нет, Все о'кей. Я не против.

Уоллес подошел к перилам, сохранив некоторую дистанцию между ними. Он боялся, что Хьюго сердится на него, хотя думал, его вряд ли огорчила попытка использовать доску Уиджа для того, чтобы напугать аферистку. Но все же не ему указывать Хьюго, что тому чувствовать или не чувствовать, тем более что это его лавка. Его дом.

Хьюго сказал:

– Вы хотите извиниться, верно?

Уоллес вздохнул:

– Это очевидно, разве не так?

– Отчасти, но не надо.

– Не надо извиняться?

Хьюго кивнул и посмотрел на чайные кусты:

– Вы все сделали правильно.

– Я сказал той женщине, что я Сатана и собираюсь сожрать ее печень. – Он сморщился. – Не думал, что когда-нибудь произнесу такое вслух.

– Все бывает в первый раз. Можно задать вам вопрос?

– О'кей.

– Почему вы это сделали?

Уоллес нахмурился и скрестил руки на груди.

– Почему я так с ними поступил?

– Да.

– Потому что мог это сделать.

– И это все?

Ну вообще-то нет. Но Уоллес никогда в жизни не признался бы, что ему не понравилось, что Дездемона флиртует с Хьюго. Это прозвучало бы странно, даже если в этом было зерно истины. Тут ничего нельзя было поделать, и Уоллес не собирался говорить ничего такого, что дало бы повод подозревать, что он вроде как влюбился. Одна мысль об этом заставила его смутиться, к лицу прилила кровь. Это было действительно глупо. Из этого ничего не получится. Он мертв. А Хьюго – нет.

И он сказал первое, что пришло ему в голову.

– Мэй, – произнес он и, к собственному изумлению, понял, что говорит правду.

– Почему?

Уоллес вздохнул:

– Я… Она была огорчена. И мне не нравилось, как Дездемона затыкала ей рот. Словно Мэй ниже ее. Никто не заслуживает такого отношения. – И поскольку он все еще был Уоллесом, добавил: – Да, Мэй хотела совершить тяжкое преступление, но все равно она неплохой человек.

– Какая лестная характеристика.

– Вы знаете, что я имею в виду.

И удивился, услышав:

– Думаю, да. Вы увидели, что с кем-то, кого вы считаете своим другом, происходит что-то плохое, и сочли необходимым вмешаться.

– Я бы не стал называть ее другом…

– Уоллес.

Он застонал:

– Ладно. Как скажете. Мы друзья. – Произнести это оказалось легче, чем он ожидал. И Уоллес задал себе вопрос: а не усложнял ли он всегда свою жизнь?

– Почему вы позволили этому случиться?

Хьюго, казалось, был озадачен.

– Она пришла сюда не в первый раз. Дездемона, – сказал Уоллес.

– Да, – медленно проговорил Хьюго. – Не в первый.

– И вы знали, что Мэй не любит ее. Из-за Нэнси и не только.

– Да.

– Так почему вы не положили этому конец? – Он очень старался, чтобы в его голосе не прозвучало осуждения. Он не сердился – только не на Хьюго, – но действительно не понимал, почему тот так себя повел. Он ожидал большего. Уоллес сам не знал, когда это началось, но так уж получилось. – Мэй и ваш друг. Разве вы не видели, как она была огорчена?

– Я не придал этому особого значения, – сказал Хьюго, вглядываясь в темноту окружающего леса.

– Вам известна история Мэй. – Уоллес сам не знал, зачем продолжает гнуть свое, но чувствовал, что это важно. – Известно, что с ней случилось. Прежде.

– Она рассказала вам об этом.

– Да. И я такого никому не пожелаю. Даже представить не могу, каково это, когда никто не слушает тебя, особенно если ты… – Он замолчал, вспоминая, как лежал на полу своего кабинета и звал на помощь. Как пытался докричаться хоть до кого-нибудь. Тогда он чувствовал себя невидимкой. – Это неправильно.

– Да, – кивнул Хьюго. – Полагаю, это так. – Он стиснул зубы. – И я извинился перед ней. Я не должен был допустить, чтобы дело зашло так далеко. – Он покачал головой. – Думаю, какая-то часть меня хотела посмотреть, что будете делать вы, даже если я запретил вам что-либо делать.

– Почему?

– Чтобы увидеть, на что вы способны, – тихо сказал Хьюго. – Вы не живой человек, Уоллес. Но тем не менее вы существуете. Не думаю, что вы осознавали это до сегодняшнего дня.

Он верил тому, что говорил Хьюго.

– И все же не надо было так с ней поступать. И позволять Дездемоне так вести себя с Нэнси.

– Да, теперь я это понимаю. Я неидеален. И никогда на это не претендовал. Я, как и все, совершаю ошибки, хотя стараюсь, чтобы их было как можно меньше. Я перевозчик, но это не освобождает меня от того, что я человек. Наоборот, мне приходится труднее. Из-за моих ошибок могут пострадать люди. Все, что я могу сделать, так это пообещать стать лучше и не допускать подобного тому, что произошло сегодня. – Он