В двух шагах от рая - Наталия Рощина

Сегодня Надя с мужем были приглашены на торжество. Юлия знала, что впереди у нее свободный от всего вечер. Наташа сказала, что они поедут к родителям Севы. Они предпочитали не вмешиваться в процесс воспитания малыша, помогая по мере возможностей молодым родителям материально. Для этого они обычно приглашали Севу к себе, а теперь, когда малыш немного подрос, его можно было брать с собой. Сева хорошо водил машину, дорога к родителям занимала ровно пятнадцать минут. Пока малыша нужно было кормить каждые три часа, время бежало невероятно быстро. Наташе казалось, что только уложила сытого и довольного Андрюшу, только справилась с какими-то делами, а уже пора готовиться к очередному кормлению. Поэтому на визит к бабушке и дедушке выделялось чуть больше часа. Севе это не нравилось. Он видел, как Юлия переживает, отдает всю себя, заботится об Андрюше. Он невольно сравнивал это с телефонными звонками своих родителей, их нечастым появлением у внука. Они придерживались политики невмешательства. Объясняли это двумя причинами: желанием не мешать и необходимостью дать прочувствовать молодым родителям всю ответственность за малыша. Они сказали однажды, что в свое время справлялись со всеми трудностями сами. Приводили еще массу примеров, когда трудности сплачивали семью или разрушали ее. Сева с недовольством слушал такие разговоры. Ему становилось просто стыдно за то, что его родители открещиваются от самой элементарной заботы о внуке. Наташа не пыталась о чем-то просить их, просто принимала все, как есть. Ей приходилось успокаивать мужа, который выходил из себя после каждого звонка родителей.

— Ну что ты нервничаешь? — она пыталась успокоить его. — Это твои родители и они такие.

Сева отмалчивался. Он был благодарен Наташе за то, что она не устраивала сцен, не сравнивала отношение своей матери к внуку с каким-то непонятным отчуждением со стороны его родителей. И сегодняшняя поездка сулила ему неприятные минуты. Сева боялся признаться себе, что испытывал только раздражение и желание поскорее покинуть родительский дом. Очередной визит вежливости, очередное притворство — Всеволод ожидал его, наблюдая за полным спокойствием Наташи. С некоторых пор ему казалось, что она старше, мудрее — настолько верной была ее реакция на все то, что происходило в их семье с появлением Андрюши. Правда, ее спокойствие в немалой степени зависело от матери — Юлия всегда была готова прийти на помощь, а это вселяло в молодую, неопытную маму уверенность.

Но сегодня от Юлии не требовалось никакого участия. Как всегда, созвонившись с ней утром, Наташа сказала, чтобы та занялась своими делами.

— Мы едем в гости к родителям Севы. Удели внимание себе, пожалуйста. Я все понимаю, мамуль. Сегодня — последнее воскресенье перед твоим выходом на работу. Ты займись холодильником и домом. Наверняка в агентстве тебя ждет аврал, так что лучше сделай это сегодня. Не откладывай, прошу тебя. В твоем возрасте нужно правильно питаться.

— В любом возрасте нужно правильно питаться.

— Ты обиделась?

— Ни в коем случае.

— Тогда до связи, — сказала Наташа. — Мы тебя целуем. Вечером после возвращения от родителей Севы я позвоню.

— Договорились, милая. Целуй Андрюшу.

— Пока.

Юлия вдруг подумала, что сорвавшийся телефонный звонок — это Наташа. Может быть, она все-таки хотела ее о чем-то попросить. Теперь, когда вопрос об отъезде был делом времени, Щеголевой было важно выполнять любую самую мало-мальскую просьбу детей. Юлия уже подошла к телефону, чтобы набрать номер дочери, когда телефон снова зазвонил.

— Алло! — она поспешно сняла трубку.

— Здравствуй, Юля.

Она узнала голос Щеголева и почувствовала, как сердце куда-то упало, сорвавшись со своего места. Оно сжалось, словно ища спасения, неожиданно замерло и, воспользовавшись этим, Юлия постаралась ответить как можно спокойнее:

— Здравствуй, Лева.

— Как чувствуешь себя? Как отдохнула? — он говорил ровным, бесстрастным голосом, как будто тщательно следил за тем, чтобы не прорвалась ни одна искренняя нотка. И это как нельзя лучше подчеркивало его волнение.

— Спасибо. Отдохнула прекрасно. Такая красота. Жаль, что все так поздно и теперь не известно, повторится ли это когда-нибудь, — она не могла спрятать грусть.

— Ты всегда говорила, что стоит чего-то очень захотеть и это обязательно получится.

— Да, говорила… — возникла пауза, во время которой Юлия пыталась понять, зачем он позвонил.

Последний раз они разговаривали в день ее рождения. Он тоже казался потерянным, подавленным, но тогда его слова звучали по-другому. Она запретила себе думать о том, как ему живется. Она не знала ни имени, ни развития отношений Щеголева с той, что пыталась стать для него спутницей. Юлия не пыталась ничего разузнавать, прерывая тех, кто стремился донести до нее какую-то информацию. Она предпочла ничего не знать о новой жизни Щеголева. Она не желала ему ни плохого, ни хорошего, загружая себя чем угодно, только бы мысли не возвращали ее к разрыву.

— Юля, я вот почему звоню… — прервал ее размышления Лев и снова запнулся.

— Да, я слушаю.

— Я не отрываю тебя от дел? Могу перезвонить в другое время.

— Нет-нет, я слушаю. Все в порядке, — эта подчеркнутая вежливость разъединяла их больше, чем откровенная грубость, которую иногда могут позволить себе близкие люди.

— Так вот, я сегодня узнал, что Наташа и Сева… Узнал, что они уезжают. Я не знаю, как быть. Это так неожиданно. Ты знала?

— Раньше — нет. Они преподнесли мне вторую часть своего подарка в первый же день моего возвращения домой. Положительные эмоции перед информацией, которая способна тебя раздавить. Своеобразный способ, надо отдать им должное, — Юлия шумно выдохнула, справляясь с вырывающимся из груди сердцем. — Теперь и ты в курсе.

— Это уже без обсуждения?

— Да, они давно все решили. Нас поставили перед фактом.

— Дожили до времен, когда от нас ничего не зависит, значит? — голос Щеголева дрожал от негодования. — Это все Каратов. Его маниакальная страсть к компьютерам достигла апогея. Ему уже тесно здесь, нужны Штаты!

— Сева — талантливый программист. Он наверняка получит там хорошую работу.

— Ты так легко смирилась, как странно.

— В последнее время я только это и делаю, — двусмысленно произнесла Щеголева. — Я не собираюсь обсуждать с тобой свои переживания. Ты позвонил для чего? Для того, чтобы упрекать меня в черствости? — Юлия возмущенно сдвинула брови, поднялась.

— Я не собирался обижать тебя, честное слово, — Щеголев устало провел ладонью по лицу.

— Тогда зачем?

— Мне плохо, Юля, — неожиданно выдохнул Щеголев.