Славный город Старый Ключ - Анатоль Нат

Ловко подхватив её, княжич, ещё больше посмурнев, мрачно уставился на этикетку.

— Второй портрет составлен сразу после их первого посещения нашего замка, — сухо проговорила Лидия. — Бутылка — это их нам «подарок», ясно показавший, что они не остановятся. Кто доставил — так и не нашли. Не замечаешь портретного сходства? — мрачно поинтересовалась сестра.

Хорошо же отблагодарила нас эта компашка за наш хлеб соль, — задумчиво глядя прямо перед собой, тихо прошептала она, — и за то, что принимали у себя дома. Сначала ограбили на сорок тысяч черенков драгоценнейшего растения, а теперь и вовсе…

Ты подсчитывал понесённые нами убытки? — холодно взглянула она на поёжившегося под её сердитым взглядом брата.

Судя по твоему растерянному взгляду, нет, — сухо оборвала она попытавшегося что-то сказать брата. — А вот я — да! И могу тебя поздравить, — сердито хлопнула она ладошкой по широкому подлокотнику кресла в котором сидела. — Если прошлый их набег нам обошёлся в пару синяков дядюшке и сорок тысяч потерянных черенков, которые через пяток лет, возможно, составят нам серьёзную конкуренцию на западных винных рынках, то в этот раз всё намного хуже.

Черенки то ли составят, то ли не составят нам конкуренции — ещё не известно. По последним данным из Старого Ключа, дела у наших конкурентов в данном вопросе идут не особо ахти. Откровенно плохо, следует сказать. Наша агентура хлеб свой не зря ест. И вполне может так получится, что мы напрасно на их счёт беспокоимся.

А вот с украденным у нас железом — всё более чем серьёзно.

Цены упали на наш товар. И поднимать их купцы не спешат.

И если мы не начнём наконец-то шевелиться, все решат что нас можно безнаказанно грабить. Последствия ты сам можешь себе представить.

Довольно! — с неженской силой треснула она стиснутым кулачком по подлокотнику кресла. — Эта невинная шутка с представлением этого Димона Счастливчика нашим боярином слишком дорого нам обошлась.

Тридцать семь тракторов в разной степени комплектации. Тридцать семь! Плюс сюда же один на ходу, вообще в рабочем состоянии, который прежняя лагерная администрация использовала в качестве тягача. Итого — тридцать восемь!

Сто двадцать танковых моторов на сумму более пяти миллионов. Из них дизельных — целых восемьдесят пять штук! Двести сорок танковых пушек! В прекрасном состоянии! Каждое орудие не менее чем по восемьсот золотых! Ещё две сотни! Один танк на ходу! Ещё двести пятьдесят тысяч! Масса запчастей, как к танкам, так и к тракторам! Целый склад снарядов, с потенциально возможным запасом выплавляемого из них тола где-то в размере ста пудов! Уже выплавленный и расфасованный по брикетам тол. Два пуда! Оружие! Добытое из разбитых танков самое разное стрелковое оружие во вполне рабочем состоянии!

И три железнодорожных эшелона, общим числом более сотни грузовых платформ, которые утопили где-то в болоте. И мотодрезина! Пропавшая бесследно мотодрезина, стоимостью не менее чем в сто сорок тысяч!

Тебе подсчитать, во что нам в итоге обошёлся этот твой нечаянный налёт? Или сам управишься? — пылающие гневом глаза сердито глядели на съёжившегося, чувствовавшего несомненную свою вину братца.

Княжич чувствовал себя окончательно раздавленным.

Последние полгода сестра не раз пеняла ему на царящий в лагерях бардак и требовала навести порядок. Да у него как-то всё за делами не находилось на это времени. И вот доигрался. Их ограбили. И ладно бы амазонки или трофейщики, те серьёзные люди, с которыми не раз уже приходилось серьёзно схлёстываться. А то ведь какие-то одиночки, нищеброды земляне! К тому ж, как оказалось когда-то уже доставившие им серьёзные неприятности.

— Не менее семи миллионов! — окончательно добил его гневный голос сестры. — Семи, идиот! И это лишь по самым скромным, заниженным подсчётам. А приведи мы всё украденное в рабочее состояние. Хотя бы как тот же лагерный тягач. И продай с умом. Так сумма уворованного увеличится втрое!

Миллионов! — заорала она на брата в полный голос. — Не серебром, золотом! Золотом, идиот! Золотом! Двадцать миллионов безвозвратных потерь, идиот!

Значит так, — мгновенно успокаиваясь, спокойно проговорила Лидия, словно выплеснувший наружу крик души вымел из неё весь гнев. — Завтра же берёшь своих собутыльников, всех, до последнего, и отправляетесь на Плато наводить порядок. И покуда у вас вся лагерная машина не будет работать как часы, не возвращайся.

А дружкам своим передай, — внешне совершенно бесстрастно проговорила княжна. — Что если завтра вечером кого из них увижу в замке или в городе, бегающими за юбками или пьянствующими по кабакам, или вообще увижу, — неприятно улыбнулась она, — посажу на кол.

Просто и незамысловато. Ничего не спрашивая, не слушая никаких объяснений, слёз, оправданий. Просто посажу на кол.

Не посмотрю ни на род, ни на связи, поступлю так, как поступил этот их купленный барон де Вехтор. Посажу жопой на кол. И я это сделаю.

Это относится и к тебе, — глянула она своими прекрасными голубыми глазами, казалось в саму душу, замершего в ужасе княжича.

Такой взгляд он знал. Теперь княжна не шутила и теперь она сделает что сказала. А ему, чтобы вернуть обратно её расположение, или хотя бы вернуться обратно в этот замок с того Плато, ему придётся теперь серьёзно потрудиться. Очень серьёзно.

Всё! шутки кончились. Такую пощёчину княжна никому не простит.

Двадцать миллионов, — тихо шептали его немеющие губы. — Двадцать миллионов.

Это же…

Это уже ничто, — жёстко отрезала Лидия. — Их уже нет и никогда не будет. Что с воза упало, то пропало. И тебе придётся очень серьёзно постараться, чтобы вернуть хотя бы часть.

Получится — твоё счастье. Нет — не обессудь. Размер и цену платежа ты знаешь.

Ледяной озноб пробежал по позвоночнику княжича. Сестра уже не шутила. Как наследная княжна она имела полное право на подобную расправу. И судя по той ярости, с которой она восприняла известие об их ограблении, шутить она в таком деле не будет. А вот это было серьёзно.

И сил, и власти ей достанет сдержать своё слово. Власть медленно но верно уходила из рук стареющего князя Гёргия I Иоанновича, перехватываемая изящными крепкими ручками молодой княжны. И теперь слово княжны Лидии Подгорной во многих вопросах значило порой много больше, чем слово даже самого старого князя.

Многих это удивляло, но не Дмитрия. Особое отношение старого князя к своей племяннице ему было хорошо известно.

И ещё. В своё время ему хватало ума понять одну вещь. Ума, характера и решительности, его сестре было не занимать, и не ему с его разгильдяйским отношением ко всему на свете было становиться у неё на пути. Сомнёт. И княжич это всегда знал. И потому никогда против своей сестры не интриговал, хоть некоторые дураки из его ближайшего окружения к тому не раз его подбивали. Слава Богу. Хватило ума не послушаться дураков.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});