Исцели меня (СИ) - Юнина Наталья

— Дежавю. Ты мокрая и снова на постели, — невесело произносит Глеб, как только укладывает меня на кровать.

— Ну не такая уж и мокрая, — прикрываюсь полотенцем. Смотрю на него и хочется смеяться. Ну уж очень непривычно видеть его почти обнаженным, в одних мокрых трусах.

— Я на минут десять отойду, — громко произносит Глеб, забирая свою одежду. — Кое-что решу. Что тебе подать?

— Ничего, — хватаю его за руку. — Можно Варя останется со мной, пожалуйста. Мне она очень нужна. Она не виновата в том, что я никому ничего не говорила.

— Она виновата в том, что врала мне.

— Но ведь по моей просьбе. Ну, пожалуйста, Глеб. Мне она вот сейчас очень нужна, да и вообще. Вот она мне все и подаст. Можно?

Кажется, я впервые смотрю на него глазами просящего котенка. Забавно, но в какой-то момент я чувствую, что он сдается.

— Можешь позвать ее, — соглашается Бестужев и идет со своими вещами к двери.

— Глеб, — окрикиваю его у самой двери. — Только не зови врача, хорошо? Пожалуйста.

— Я посмотрю.

Не знаю, что там «посмотрел» Бестужев, но Варя была уже через минуту в моей спальне. Злиться на то, что это она сообщила обо всем Бестужеву — не получилось. Сейчас я нахожусь в каком-то немного блаженном состоянии, несмотря на боль в голове. Без лишних слов Варя помогла мне переодеться и, в сотый раз извинившись передо мной, покинула комнату, как только в нее без стука зашел уже полностью одетый Бестужев. Перевожу взгляд на часы — половина двенадцатого. «Десять минут» для Глеба вылились почти в полчаса.

— Она теперь тебя боится.

— Это хорошо, что боится. Страх — одна из самых сильных эмоций, — присаживается ко мне на кровать. Лицо у Бестужева при этом явно угрюмое. — Завтра в три часа я договорился с клиникой. Там очень хороший невролог. Не тот, который смотрел тебя в прошлый раз. К сожалению, раньше трех никак не получится. Я зайду за тобой в два часа.

— Ты сейчас уезжаешь? Куда?

— Нет, я остаюсь на ночь здесь. В часов одиннадцать поеду по делам и вернусь около часа.

— Понятно.

— А ты вообще спишь? — тянет руку к моему лицу и заправляет выбившуюся прядь волос за ухо. При этом меня не покидает чувство, что он смотрит на мои синяки под глазами. От чего-то становится не по себе и желание схватить косметичку и замазать нижние веки тональником, становится невыносимым. — Соня?

— Сплю. По вечерам и по утрам. Ночью не очень получается.

— У меня есть хорошая таблетка. Обезболивающее. Оно сильное, но не бойся, привыкания не вызывает. Я сейчас его тебе принесу. Выпей его и постарайся заснуть, хорошо? Тебе надо отдохнуть.

— Ага, — киваю в ответ и наблюдаю за тем, как Глеб встает с моей кровати.

Буквально через минуту он вернулся с таблеткой и стаканом воды. Признаваться в том, что я знаю, что это за «обезболивающее» — желания нет. Равно как и нет желания говорить, что эта синяя таблетка хорошо знакомого мне снотворного — на меня не подействует. Знаю, плавала. Наверное, поэтому я без единого вопроса запиваю ее водой и опускаю голову на подушку.

— Спокойной ночи.

— Спокойной, — тихо произношу в ответ, смотря на то, как Бестужев тянется к ночнику.

* * *

Ровно час, судя по времени на мобильнике, я считаю овец, а по факту думаю. Очень много думаю. Скачущие мысли просто раздражают. И дико страшно осознавать, что будет завтра, хотя уже сегодня. Перед глазами так и видится, как врачи собираются в кучу и, пряча от меня взгляды, принимаются обсуждать то, что нашли в моей голове. И ведь не скажут правду в лоб. Будут ходить и юлить. Хуже всего осознавать то, что с таким диагнозом я точно буду не нужна никакому Бестужеву, чтобы он тут ни говорил про «хорошо». Он не дурак. Если с инвалидом еще можно сделать то, что делают с обычными женщинами, то с умирающей девицей — нет. Странно осознавать, что мне нравится внимание Бестужева. Но, к сожалению, это так. Нравится. И да, чтобы я ни говорила, сейчас я как никогда понимаю, что не хочу этого лишаться.

Заснуть. Да как же тут заснуть? Кажется, уже и голова так не болит, как давят мысли. Дай мне сейчас убойную дозу снотворного — все равно не засну. За ворохом мыслей я пропустила тот момент, когда именно дверь в спальню приоткрылась. Поняла, что не одна только когда на кровать сел Бестужев. А это точно он, судя по едва уловимому запаху мяты. Глаза открывать не хочу, да и нет смысла, в темноте я увижу разве что очертания. Ну и, пожалуй, самое главное — мне просто не хочется признаваться ему, что я не сплю.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Легкое прикосновение к моим волосам и я в очередной раз млею от этих простых движений пальцев. Чувствую, как Глеб проводит ладонью по моей скуле, ведет вниз к шее, и я едва сдерживаюсь, чтобы не издать никакого звука. Никогда не думала, что буду так рада слышать вибрацию чужого телефона. Бестужев привстает с кровати и берет трубку. И только услышав его тихое «да», я шумно вдохнула воздух. Притворяться спящей та еще пытка. Открываю глаза, но в темноте могу разглядеть разве что силуэт Глеба у моего окна.

— Ты бы еще в три утра позвонила, — тихо произносит Глеб, чуть отодвигая штору. Молчит, слушая собеседницу. Жаль только не видно его лица. — Обязательно. Только не надо меня нервировать. Нужный тебе орган в полном порядке и будет доставлен в целости и сохранности через пару дней. Неделя максимум, — замолкает и я вместе с ним. Если сейчас подо мной будет лужа от страха, то я не удивлюсь. — Не кажется, но это поправимо. Я все подлатаю. При условии, если это понадобится.

Кажется, Бестужев бросил еще несколько фраз, только я уже не слушала. Тупо не могла. И только после «до встречи» я зажмурила глаза, шумно сглотнув. Чувствую, как около меня снова проседает матрас и тут же ощущаю прикосновение его пальцев к моей щеке. Первая мысль, пришедшая сейчас в голову — а какой, черт возьми, у меня может быть здоровый орган? Ну, разве что сердце. Наверное…

Ну все, мне полный капец…

Глава 40

— Ну хватит спать, дрыхля, — резко открываю глаза в ответ на Дашины старания в виде одергивания моего плеча. Хорошо хоть не орет на ухо.

— Который час? — бормочу еле слышно, пытаясь справиться с внезапной охриплостью в голосе.

— Десять утра, — не знаю, что меня больше ошарашило. То, что мне в принципе удалось уснуть или то, который сейчас час. Я точно помню, что еще в шесть утра гипнотизировала телефон. Как я могла вырубиться после всего? Ну не таблетка же подействовала через столько часов.

— Держи, — тычет мне в руку косметичку с зеркалом. — Ой, давай без обид, но в гроб и то краше кладут. Выглядишь как раковая больная, ей-Богу. Прям жуть, — передергивает плечами, корча при этом лицо. Спасибо. Отличное напоминание, что меня сегодня ждет. — Мне, блин, стыдно, что ты такая при красавчике будешь. Сонь, — плюхается ко мне на постель, тем самым вызывая во мне неконтролируемое бешенство от того, как сильно запружинила кровать. — А что он тут вчера делал? Я подслушала, папа сказал маме, что встретил вас вечером мокрых без одежды. Вот только я не поняла, вы были все же голые или полуголые? Он чего тебя того? И как оно? И ты была вот такая же ненакрашенная и с этими жуткими синяками под глазами? А там ты хоть побритая? — переводит взгляд на мой пах. Были бы силы, дала бы Даше со всей силы в морду. Вот прям так, чтобы отскочила к чертовой матери с кровати лицом в пол, а потом ходила бы неделю с синяками под глазами. И непременно сопела с переломанной носовой перегородкой, оповещая всех о своем присутствии. Вот только оставшиеся силы я лучше потрачу на посещение фаянсового товарища без посторонней помощи. — Сонь?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— У меня там прекрасная и длинная шевелюра, — не задумываясь бросаю я, подтянувшись к изголовью кровати. — Бестужев мне как раз делал интимную прическу, а именно заплетал там косички. А потом на радостях от полученного результата мы совершили свадебный обряд в воде и понеслось.

— Ой, не хочешь, ну и не говори. Я как лучше хочу, а ты ведешь себя как свинья.